— Книга, которая говорит истину, книга, в которой заключена великая тайна. Я говорил тебе о ней в хижине Ланноэ. Ты помнишь?
— Конечно!
— Франсуа, я знаю, что книга здесь. Она ждет меня! Я не могу, не имею права умереть. Я должен жить ради этой книги!
Мертвенно-бледное лицо Жана побагровело, и он запылал от жара. Ему стало нечем дышать. Внезапно одним рывком он поднялся.
— Они приближаются! Торопись!
В порыве отчаяния Франсуа закрыл руками уши, но все равно расслышал:
— Волки сошли с вершины холма. Они уже спускаются!
Глава 3
«КОГДА ТЮЛЬПАН УВЯЛ, РАСЦВЕСТЬ НЕ МОЖЕТ ОН»
Всю следующую неделю фигуры и пешки, принимавшие участие в игре, оставались запертыми в сводчатом зале, который служил им тюрьмой, и всю эту неделю Жан страдал от приступов малярии. За ним ухаживали Франсуа и Тома Ларше, они пытались успокоить его и приободряли, как могли.
Когда у него мутилось сознание и начинался бред, перед его внутренним взором вставала одна и та же сцена: Франсуа роет могилу для их матери, а волки стоят на холме и наблюдают за ним. В те минуты, когда бред отступал, Жан начинал говорить о книге.
Кормили их два раза в день другие рабы Абдула Феды. От них-то они и узнали причину их затянувшегося заключения: правитель Хомса по-прежнему оставался во дворце, а участь пленников должна была решиться лишь при его отъезде.
2 июля, в день Посещения Богородицей святой Елизаветы, впервые за много дней у Жана не было приступа: болезнь вступала в новую стадию, теперь приступы должны были повторяться реже, через день.
И мысли, которые из-за болезни брата Франсуа спрятал подальше, стали оживать вновь: шахматная партия, черная королева, изумрудный взгляд… Но это видение не успокаивало и не ободряло его, а, напротив, вызывало боль.
2 июля 1380 года, предсказание Тифании Рагнель, роды… 2 июля было днем смерти Ариетты. И вместо того, чтобы думать о ней, Франсуа уносится мыслями к другой женщине!..
Он закрыл глаза. Прошло уже два года, но образ жены оставался таким ярким, как будто он расстался с ней только вчера. Ничего удивительного: когда он отправлялся на войну, им случалось разлучаться надолго, и он всегда хранил воспоминания о ней.
На этот раз ему приходилось убеждать себя, что встречи не будет и всадница больше не помчится к нему по дороге, ведущей в замок. Все было кончено!.. Или нет, не кончено: Ариетта по-прежнему ждет его, только на этот раз под покрывалом с геральдическими лилиями, в их семейном склепе…
Жан уже уснул, и под удивленным взглядом Тома Ларше Франсуа тихо заплакал.
Слезы принесли облегчение. Кроме того, они помогли взглянуть на ситуацию с другой стороны. Ему сорок четыре года. Франсуа чувствовал, что находится в расцвете мужских сил. Он не мог даже предположить, что сулит ему будущее, но коль скоро случай представился, он не пойдет против природы, ибо до сих пор не утратил плотских желаний. Бог отобрал у него Ариетту, а его самого оставил в живых. Значит, следовало повиноваться воле Всевышнего. Причем незамедлительно!
Франсуа обернулся к Тома Ларше:
— Ты не знаешь, как попасть в гарем?
Винодел не мог сдержать удивления, услышав, что Франсуа задает ему столь легкомысленный вопрос после того, как только что плакал. В конце концов, он расхохотался:
— Есть только один способ, зато верный: сделаться евнухом!
Франсуа вспомнил, какие сложные уловки придумывал Геклен, чтобы пробраться в самые защищенные места.
— А если применить хитрость — переодеться, спрятаться?
Ларше покачал головой.
— Войти вы туда сможете, если повезет, а вот выйти живым — нет. Когда я жил у другого хозяина, мне довелось стать свидетелем одной такой попытки. У моего господина был самый красивый гарем на всем Востоке: триста шестьдесят пять комнат. На каждую ночь — новая женщина! Одному смельчаку удалось проникнуть туда, но он тотчас же был обнаружен и схвачен.
— Евнухами?
— Нет, другими женщинами. Они-то и есть самые лучшие стражники. Все свое время они только и делают, что шпионят одна за другой — из ненависти. Если у какой-нибудь появляется поклонник, другая непременно выдаст их. Кстати, вы заметили два столба при входе?
Франсуа отрицательно покачал головой.
— Это колы. Один — для любовника, которого захватят в гареме, другой — для главного евнуха, который допустил его вторжение. А между ними заживо сожгут саму женщину. Таковы здешние обычаи.
— Как это все ужасно!
Проснулся Жан. Он услышал их разговор и вскочил, крайне возмущенный. Франсуа не привык к такой непримиримости со стороны брата. Болезнь, без сомнения, повредила его рассудок. Франсуа попытался было его успокоить:
— Я не хотел ничего плохого!
— Здесь и нет ничего плохого. Если женщина тебе нравится, ты имеешь полное право хотеть ее. Но не таким способом!
— Тебе известен другой?
Взгляд Жана заблестел.
— Книга! Все в этом дворце вертится вокруг книги, и добыть ее можно с помощью шахмат. Шахматы и книга — вот два ключа, с помощью которых ты получишь черную королеву!
Все больше и больше Франсуа убеждался в том, что брат опять находится во власти бреда. Он заговорил с ним мягко, как с больным:
— Но ведь в шахматы играешь ты, а не я.
— Это все равно.
— Разве ты и я — это одно и то же?
— Почти! Неужели ты не понял, что с тех пор, как мы нашли друг друга, мы с каждым мгновением сближаемся все больше? Мы и дальше будем сближаться, пока однажды не соприкоснемся.
На этот раз Франсуа был убежден, что брат не бредит. То, что говорил Жан, несомненно, имело смысл. И хотя пока Франсуа не мог ухватить этого смысла, он предчувствовал нечто ужасное.
Франсуа спросил:
— Когда?
— В день моей смерти, конечно.
После этих слов они замолчали. Возможно, через какое-то время их разговор возобновился бы, но им помешал приход Абдула Феды. Он явился в сопровождении охранников с факелами. Как и в предыдущие разы, при виде правителя Франсуа был поражен его величественной и благородной осанкой. Абдул Феда излучал мудрость и спокойную уверенность. И в то же время было видно, что человек это суровый и даже порой жесткий.
Абдул Феда заговорил на своем языке, а Жан переводил брату. Прежде всего, он обратился к Тома Ларше, которому подтвердил, как последний и предполагал, что намерен использовать его навыки винодела. Он велел ему начать выполнять свои обязанности тотчас же, и Ларше покинул помещение в сопровождении охранника.
Затем правитель Хамы повернулся к чернокожим, которые участвовали в шахматной партии в качестве пешек и фигур на стороне противника. Он сказал, что их отправляют на работы в принадлежащих ему мраморных карьерах, и те тоже ушли с охранниками.
