Подруги сидели «У Эрни» — в одном из небольших, но шумных ресторанчиков Уэст-Сайда. Они любили это местечко, хотя интерьер тут и оставлял желать лучшего: густо торчавшие посреди зала колонны теснили столики, а платные телефонные аппараты на голой и довольно облезлой стене не радовали глаз.
— Кейт, самое ужасное, что я совершенно на хочу всего этого, вовсе не хочу страдать и переживать, когда мы с ним расстанемся, когда я брошу его. — Слоун нервно тыкала вилкой в тарелку со спагетти.
Кейт с неподдельным интересом взглянула на Слоун.
— А почему, собственно, ты собираешься его бросать?
— Ах, Кейт, ну ты же видела его! Молодой, красивый, преуспевающий мужчина. И я вижу, как на него реагируют женщины, и какие женщины! Любая счастлива быть с ним — причем, ему никаких усилий не нужно прилагать — поболтает разок-другой…
Глаза Кейт остановились на ожерелье с сапфиром, блестевшем на шее Слоун.
— Мне кажется, — осторожно заметила Кейт, — даже такой мужчина, как Джордан, вряд ли делает подобные подарки каждой женщине — из тех, про кого ты толкуешь!
— Конечно, ты права, наши отношения необыкновенны, признаюсь, никогда я не была так счастлива, ни с одним мужчиной. Может быть, и Джордан переживает нечто похожее. Но сколько это продлится, Кейт? Джордану нужна не такая женщина, как я.
Она должна с ним ездить — куда ему надо и когда надо, у нее должно быть время и возможность помогать ему, постоянно заботиться о нем! — Слоун от волнения положила вилку на стол. — В конце концов ему нужна женщина, с которой он создаст большую семью.
— Милая моя, ты рассуждаешь, как горе-родители, уговаривающие своих детей съесть шпинат — мол, это полезно и прочее, а ребенок изнывает от желания лопать мороженое. Джордан, я полагаю, хочет мороженого.
— Кейт, мне тридцать шесть лет. Ты понимаешь, поздно заводить семью — к тому же не первую.
— Твой возраст не может помешать тебе иметь свой дом и семью… И, знаешь ли, я на шесть лет старше тебя, но почему-то не причисляю себя к ископаемым.
— У меня есть сын, ему десять лет. Заводить сейчас ребенка…
— Ты вполне можешь его завести, — перебила Кейт. — Другой вопрос, хочешь ли ты ребенка.
Слоун задумалась.
— Не знаю сама, чего я хочу. То мне кажется, что это безумие, то, когда смотрю на Джордана, ужасно хочется ребенка от него.
— Я бы на твоем месте серьезно подумала… именно в этом направлении.
На этот раз улыбнулась Слоун.
— Наверное, немножко рановато. Хотя… Джордан что-то не просил меня не пить таблетки, а разговоры всякие такие я припоминаю…
— Я думаю, что и он размышляет над тем же. Грош цена мужчине, который серьезно относится к своей женщине и не желает детей от нее… Ты удивляешь меня, Слоун: так уверенно чувствовать себя профессиональным литератором и так сомневаться в себе — женщине.
— В самом деле, я больше ощущаю себя писателем, чем женщиной.
— Если понимаешь… значит, можешь и должна измениться.
Слоун посмотрела на часы.
— Да, да, должна… Кабы все так просто… Прости меня, Кейт, я побегу.
— А «Шоколадная смерть»? — Кейт была потрясена. — Неужто уйдешь без десерта?
— Увы, дорогая, даже «Шоколадная смерть» не в силах меня удержать. У меня примерка, ни в коем случае не могу пропустить ее. Джордан строит какие-то грандиозные планы на сегодняшний вечер — пока темнит, но, по его просьбе, я должна быть в сногсшибательном платье.
Ресторан, куда Джордан пригласил Слоун, — «Тетушка Юань» — находился на пересечении Первой авеню и Шестьдесят четвертой улицы. Это был один из самых шикарных китайских ресторанов: черная мебель, в полутемном зале приглушенно горят светильники причудливой формы, специальные лампочки подсвечивают букетики орхидей, откуда-то льется тихая музыка — Моцарт. Шеф-повар вручает посетителям карточки — меню из европейских и китайских блюд, качество которых и принесло «Тетушке» репутацию замечательного ресторана.
— Советую попробовать омара, это лучшее, что здесь есть.
Слоун улыбнулась.
— Ты исходишь из своего опыта?
Джордан кивнул, отложил меню в сторону.
— Я нашел этот ресторанчик сразу после открытия. Вообще я неравнодушен к китайской кухне и, пожалуй, перепробовал почти все, что здесь готовят.
Но сегодня Джордану не удалось сосредоточиться на еде: он всецело был поглощен Слоун, в этот вечер совершенно неотразимой. Длинное черное платье удачно подчеркивало изгибы ее соблазнительного тела, белизну обнаженных плеч и шеи. Искусно завязанные на груди цветы из черного крепа с редкими блестками выразительно контрастировали с мерцающим ожерельем. Длинные волосы были заколоты и уложены в высокую изысканную прическу.
— Я уже сказал тебе, как ты сегодня великолепна? — Джордан наклонился к Слоун.
— Нет, но сейчас говоришь, и я очень горда.
— Я готов целовать каждую складочку на твоем платье, дорогая.
— О, но, наверное, не сейчас…
Блюда были восхитительны, но Слоун тревожила задумчивость Джордана. Казалось, он ее изучает, все время хочет что-то сказать, но не решается — что его останавливает? Дважды Слоун спрашивала, что с ним сегодня, но он уверял, что все в полном порядке.
После ужина Слоун сказала, что должна позвонить домой.
— Тревис ушел вечером к друзьям, хочу удостовериться, что у него все в порядке.
— Моя мать точно так же, помню, тревожилась из-за меня.
— Прекрасно ее понимаю.
Слоун не раз пыталась представить себе, каким был ее Джордан в детстве. Богатый, избалованный единственный ребенок в семье — наверное, всем от него доставалось.
— Я быстро вернусь, не скучай.
Слоун, забежав на минуту в дамский туалет, пошла к телефону. Ей ответила Эмма: Тревис, оказывается, не только уже вернулся, но и лег в кровать и, похоже, спит. Слоун успокоилась.
На их столике уже убрали посуду, оставались лишь два бокала с шампанским и маленький серебряный подносик, на котором лежали два «печенья счастья» — по ним можно отгадывать свое будущее.
Так здесь было заведено. Джордан быстро взял одно печенье и сунул его в рот. Другой кусочек оказался надломленным.
— А почему мне сломанное? Ты узнал свое будущее, тебе оно не понравилось, и ты подсунул его мне, да?
— Ешь свое печенье, пожалуйста.
— Их ведь и не едят, только читают, что там написано на бумажке, я-то знаю.
— Я съел!
— И зря!
— Черт побери, Слоун, ну можешь ты хоть раз без спора сделать, что я прошу?
Слоун удивил страстный тон, каким это было сказано.
«Неужто мне трудно, в самом деле?!» Улыбнувшись, она надкусила печенье и развернула бумажку, запеченную в тесте.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
