— А если «заест» мотор? Как же спуститься вниз?
— Казалось бы, можно соскользнуть по стержню. Но он весь в масле, скользкий, не удержишься. И главное — у Левы протез. С ним спуститься совершенно невозможно.
— Значит, каждый вечер он рискует жизнью?
— Выходит, так.
Осинский задумчиво потер ладонью лоб.
— В цирке «Аэрос» у меня недавно произошел необычный случай. История весьма загадочная... И началась она с такого же вопроса: могу ли я спуститься вниз, если откажет мотор? А задал мне этот вопрос директор цирка «Аэрос» дрессировщик слонов Лангельфельд...
Осинский рассказал про случай в Лейпциге.
— Я бы этого электрика... — гневно сказал Горлунков.
— Тут не в нем дело...
— А в ком же?
Осинский рассказал, как два дня спустя после происшествия поздним вечером он направлялся в гостиницу. Сеял мелкий дождь, холодный ветер раскачивал тусклый фонарь у ворот. Рядом сутулилась одинокая фигура в непромокаемом плаще.
Осинский остановился, пристально вглядываясь. Человек в плаще показался ему знакомым. Это был электрик. Лицо его выражало решимость. Зябко поежившись, он начал что-то быстро говорить по-немецки.
С трудом Осинский понял, что электрик извиняется за случившееся и хочет объяснить причину недавней аварии: все делалось с благословения и под руководством... самого директора цирка «Аэрос» Лангельфельда.
— Он мне ничего не сказал про протез, и я не знал, что лестница спрятана, — объяснил парень.
Осинский рассказал Горлункову, как встретил советских артистов Лангельфельд — толстый, белобрысый крепыш с зализанными редкими волосами и квадратным черепом.
— Я опасаюсь за успех, — говорил Лангельфельд. — Ин Лейпциг ест тепер международни ярмарк. Тепер ин Лейпциг ест много купец, много бизнесмен. Они умеют ценить искусство. Я боюсь, я отшень боюсь, что руски цирк их не удивишь!
— В России есть мудрая пословица: «Цыплят по осени считают»! — возразил ему Бардиан.
— Будем жить — будем посмотреть! Такой пословиц ест тоже ин руски язык! — засмеялся директор. — Желаю успех!
После первого же выступления советских артистов Лангельфельд пригласил Осинского в кабинет и, подкатив к его креслу столик на колесиках, разлил по бокалам темное, старое вино.
— Это ест настоящи, добры немецкий рейнвейн, — приговаривал он, — для меня приятно угощать руски друг!
Они чокнулись.
— Я отшень рад, что делаль ошибка, — продолжал Лангельфельд. — Программа ест прима! Программа ест люкс! Я отшень рад, что мой руски друг ест прима номер! Ви мне отшень зимпатишь! Я карашо сказаль по-руски? Я биль плен ин Россия, говорю немного. В прошлом ми биль враги, но тепер все забыло? Втшера я слютшайно узнал, что мой руски друг не имеет рука. О, как я биль удивлен! Это поразительно! Мой руски друг настоящи герой! Мой добри совет — на этом делать реклама, делать бизнес! Объявльять так: «Чудо-эквилибрист без одна рука!» Или — «Чудо! Единственный в мире акробат без рука!» И работать, конечно, безо всяки протез! А еще лючше — голый до пояс! Чтобы все видели, что рука нет по самый плечо!
— Ни в коем случае! — сказал Осинский. — Это будет уже не искусство, а демонстрация уродства!
— Жаль! Жаль! Пусть мой руски друг еще подумайт!
— Нет, ни за что.
— Где вы биль ранен? — перевел разговор Лангельфельд.
— Под Белгородом.
— Знаю. То ест Курски дуга. И, как зольдат, мог стрелять на вас. Это ест правильно? Ви тоже, как зольдат, могли стрелять на меня. Это ест правильно?
— Мог бы, — коротко ответил Осинский.
— Ну вот, видите, — расхохотался Лангельфельд, — значит, ми ест друзья. Война ест война!
Лангельфельд расспросил Осинского о финальном трюке, поинтересовался, как устроен протез. Узнав, что с протезом вниз спуститься невозможно, сочувственно вздохнул и покачал головой.
— Мои слони тоже ест коварный животный. Я, как и мой руски друг, тоже все время рискую своя жизнь...
— Я много думал потом, для чего он так сделал, — сказал Осинский. — Может быть, просто решил сорвать выступление для советских солдат... А может, в бою встречались, — запомнил он меня, решил отомстить. Случай подходящий... Помните, Петр Ильич, первых наших пленных немцев? Очень уж он похож на того, что вы допрашивали... И все равно этот гитлеровский последыш не испортил впечатления от поездки в ГДР! Знали бы вы, сколько там осталось у нас настоящих друзей!.. И дружбу эту ничем не разобьешь! Никакими провокациями...
Все долго молчали. Тишину нарушил Горлунков.
— А как вел себя Лангельфельд дальше?
— Как ни в чем не бывало. Приветливо улыбался, пытался заговаривать со мной...
— Подлец, — сказал Горлунков.
— Именно подлец, — сказал Бардиан. — Знаете, совсем недавно Лангельфельд сбежал в Западную Германию. Ограбил кассу «Аэроса», бросил своих четырех слонов и сбежал.
— Успел! — сказал Горлунков. — Ну да черт с ним! Покажи-ка лучше свою медаль, Левушка!
Осинский принес медаль. Горлунков положил ее на ладонь, несколько раз потряс, будто взвесил.
— Да, недешево она тебе досталась...
— Золотых медалей даром не дают, — согласился Бардиан. — Победа на фестивале! Полная победа!
— На весь мир, можно сказать, прославился мой бывший сержант! — воскликнул Горлунков.
На снимке (слева направо): заслуженные артисты РСФСР Лев Осинский и Владимир Волжанский и режиссер цирка — автор повести Александр Аронов.
Фото С. Васина.
— На весь мир, — согласился Бардиан. — А теперь еще предстоит бывшему вашему сержанту весь этот мир объехать! И в Европу еще раз пошлем, и в Японию, и в Америку! Пусть посмотрят, на что способен русский человек!
Поезд миновал Борисов. Одно за другим темнели в вагонах окна. Только в окне мягкого вагона еще долго горела настольная лампа.
Журнальный вариант.
Примечания
1
Еcть ли в цирке еще лестницы?
2
Да! Да!
3
Да, но только далеко во дворе! Давай скорей!
4
Дрова - провал трюка (цирковой жаргон).
5
Государственное объединение музыки, эстрады и цирка.
6
«Лопинг-де-лоп», изобретенный Лазаром Добричем (Ивановым), называется также и «петлей смерти». Это легкая и прочная труба, согнутая в виде качелей, на которой гимнасты совершают вращательные движения — «мертвые петли» в воздухе. «Лопинг-де-лоп» вошел в репертуар воздушных гимнастов во всем мире. На «лопингах» упражняются и космонавты.
7
Это неслыханно! (По-болгарски).
