По дороге назад мы едва не попали в самую страшную авто-аварию, которую я видела в жизни. Ты, наверное, помнишь ее по сообщениям прессы – «Кровавое месиво Напы», или что-то в этом роде.
Нет, не так – мы все-таки попали в нее, но не как пострадавшие…
Туман опустился в долину вместе с закатом. Жара постепенно губила виноградники Напы, объяснял мне Дино. Туманы, которые раньше были редким явлением в долине, теперь стали ее ежедневным бичом. Мы ехали с включенными противотуманными фарами, но это не помогало. Туман был таким же густым, как в Бирме, когда ночной дождь сменяется парким рассветом… Мы только-только проехали под эстакадой, соединяющей одну из местных дорог с двадцать восьмым хайвэем, как услышали сзади, за спинами, леденящий душу протяжный скрежет, звук лопающегося металла и сразу же за ним – глухой удар чего-то тяжелого об асфальт.
Дино затормозил. Мы стали всматриваться, обернувшись назад… напрасно. Туман скрывал подробности, но мы уже поняли – произошла авария. Потом начался кошмар. С интервалом в несколько мгновений машины, несшиеся по хайвэю, одна за другой влетали во что-то большое и темное, лежащее поперек автострады…
Оставив машину, мы побежали к месту аварии.
Водитель бензовоза не смог удержать тяжелую цистерну на крутом повороте эстакады в плотном тумане. Бензовоз пробил ограждение и упал с эстакады поперек хайвэя.
Пока мы бежали, я насчитала до десятка ударов – каждый такой звук означал, что новая машина врезалась на большой скорости в свалку на дороге. Потом серая мгла озарилась яркой вспышкой, и сразу после этого раздался сильный взрыв.
Те из несчастных, кто сумел выбраться из разбитых машин и старался помочь пострадавшим, теперь превратились в живые факелы…
Десятки машин были изувечены на автостраде. Дино и я начали оказывать первую помощь сразу же. Через минут десять, которые казались нам целой вечностью, подоспели первые вертолеты и «скорые» из соседних поселков.
Там, на хайвэе, я впервые встретила Грейс Слоан.
Голос статной, с копной белых волос, женщины в синей униформе звучал спокойно и властно. Медики подчинялись ей с готовностью; все чувствовали ответственность и авторитет опытного врача. Мы работали на дороге почти шесть часов, без остановки… время слилось в одно длинное мгновение, во время которого ты остро чувствуешь, что от тебя зависит чья-то жизнь.
На следующий день в университете меня хвалили и говорили много хорошего о моем поступке… но со странным чувством облегчения я поняла, что события той ночи сыграли очень важную роль в моей судьбе.
Учеба уже не казалась главной обязанностью.
Я ушла работать в госпиталь, на полную ставку.
Грейс запомнила меня по работе на аварии и вскоре взяла в свое отделение. Она специализировалась в эпидемиологии. Ее появление на аварии в Напе было вызвано тем, что в тот вечер в госпитале дежурили лишь несколько специалистов-врачей, и сразу же по получению вызова их всех отправили на место происшествия.
Работа в отделении эпидемиологии сильно отличалась от работы в «неотложке». Методичность, терпение, аккуратность ценились ничуть не меньше, чем знания и опыт… Я познакомилась с Найджелом Слоаном, ее мужем. Он был биохимиком и работал в университетском мед-центре, но часто заглядывал к Грейс, даже в течение дня – у Найджела часто были дела в госпитале. Несколько раз мы все вместе ходили ужинать после работы. Я знала, что у них есть сын, что он живет неподалеку, в Сан Фране, но тогда я с ним не встречалась…
Спустя полгода после того, как я стала работать в эпидемиологии, Слоаны получили известие о том, что «Врачи без границ» приняли их заявления на работу, и что они предписано выехать на работу в Таиланд.
А через неделю после этого я узнала, что моя деревня – вся, до последней хижины – попала под оползень.
Не уцелел никто. В том числе и мои родители.
Шок. Мне не было дела до окружающего мира. Мне не хотелось есть, спать, разговаривать с людьми, и это меня совсем не беспокоило.
Мысли о хрупкости и мимолетности жизни гвоздем засели в голове. Если бы в то время я обратилась за помощью к религии, буддизм, наверное, получил бы самую истовую верующую… но я не верила в богов, и горе потери глодало меня живьем.
Я отошла немного лишь в самолете в Рангун, куда меня силой втиснули Слоаны. Они летели вместе со мной. Штаб-квартира ВБГ разрешила им поменять предписание на Бирму.
Найджел и Грейс взяли меня в штат своей группы, утрясли вопросы и проблемы с моим контрактом в ВБГ.
Слоаны со временем стали близки мне, как… нет, не в той мере, конечно… не как родители. Они стали очень хорошими друзьями, старшими по возрасту и по опыту.
…Я часто задумываюсь о том, как крепко увязаны события в канве жизни. Кто-то может жить, годами не замечая такой связи. Для меня же кирпичи событий намертво схвачены цементом причин и следствий.
Если бы не погибли мои родители, поехали бы Слоаны в Бирму? Наверное, нет. Я не виню себя в том, что произошло с ними дальше. То, что случилось – случилось… Но душа болит, и время не лечит…
Нас распределили в Могок, в крошечную районную клинику. Население городка состоит в основном из шахтеров рубиновых рудников. Несколько десятков старых, разрабатываемых преимущественно вручную, шахт разбросаны в округе Могока.
Я смалодушничала, не смогла поехать туда, к отцу и маме, в деревню… от нее ничего не осталось. Слоаны сочувствовали мне, были очень тактичными и терпеливыми. Заботы по налаживанию клиники, специфика работы в тяжелых условиях тропиков отвлекали от тяжелых мыслей, хотя я часто видела родителей во сне.
Финансирование клиники шло в основном из фондов ВБГ. Мы сотрудничали с местными врачами, помогали им как могли, выкраивая из наших собственных ограниченных запасов медикаментов и инвентаря самое необходимое – к тому времени коррупция в центре и в провинциях достигла размеров, которые не допускались даже во время последней хунты, и, как это часто бывает, деньги на здравоохранение разворовывались едва ли не в первую очередь.
Слоаны часто выезжали на «вспышки», временами на несколько недель и довольно далеко от городка. В такое время я оставалась за старшую в клинике. Персонал клиники был небольшим – помимо Слоанов и меня, в ней работали две местные санитарки, Луанг и Хин, и еще Нинг… официально он значился как «охранник», но на деле выполнял самые разные функции, от повара и шофера до медбрата и личного ассистента Найджела.
Природа в горах вокруг Могока завораживала нетронутостью и чистотой. Здесь было куда меньше гнуса, от которого всегда страдали жители приречных низин. Лето в горах сопровождалось меньшей жарой, и небольшой период в несколько недель перед началом сезона дождей здесь был по-настоящему красив. Джунгли пестрели невероятными красками летних цветов, птицы, чувствуя приближение дождей, старались отпеться вволю, и даже болезни, казалось, на время отступали…
В повседневности работы незаметно пролетели два года в Могоке.
Однажды Слоаны вернулись с очередного выезда на вспышку в Бернадмио, одной из предгорных деревень. Нинг, который ездил за ними, выскочил из «ровера» и предупредительно открыл дверцу с пассажирской стороны.
Странно устроена память.
Я сразу узнала его. Один из той самой делегации, которая приезжала много лет тому к нам в деревню и уговаривала переселиться. Мне стало не по себе; я вдруг подумала, что пришедшие уже тогда знали о возможности оползней и пытались спасти людей в деревне…
Но все было не так.
Приехавший со Слоанами мужчина сухо и коротко представился мне: «Пол Шривер, биолог из Университета Индианы», затем прошел вместе со Слоанами в дом. Грейс вскоре вернулась и присела на парусиновый стул под навесом, рядом со мной.
Я чувствовала, что Грейс явно нервничала, но она не подавала вида. На мой вопрос о Шривере очень коротко ответила, что тот приехал по поручению Комитета по Сельскому Хозяйству Бирмы. Он – специалист в области злаковых, подвижник возрождения сельского хозяйства страны. Слоаны встретили его по пути назад, в получасе езды от Могока, где Шривер собирал образцы флоры. Мне показалось странным, что Грейс так переживала… но я сама была возбуждена тем, что узнала приезжего, и мне не терпелось узнать у него, чем был вызван их приход к нам в деревню много лет назад.
Поговорить со Шривером мне так и не удалось.
Уединение Слоана и Шривера длилось недолго. После разговора Найджел не стал провожать Шривера до машины. Нинг сразу же увез биолога – как сказал Слоан, в Мандалай.
Найджел был не менее взвинчен, чем Грейс… но Слоаны никогда больше не упоминали Шривера и цель его визита.
Некоторое время я упорно пыталась подвести их к разговору о таинственном посетителе, но мои друзья быстро замыкались и не реагировали на наводящие вопросы.
Я изучила их довольно неплохо. Это означало, что у меня нет шансов узнать о Шривере больше, чем я уже знала.
