Он сел на стул, вынул из кармана бланк и положил на стол.
— Ваша фамилия?
— Бежан.
Врач искоса взглянул на него и повторил вопрос.
— Бежан. Я же сказал.
— Спокойно, спокойно, не нервничайте, — улыбнулся врач и начал писать фамилию, как заметил Бежан, более длинную.
— Дата и место рождения.
— Одиннадцатое сентября, тысяча девятьсот двадцать пятый год. Варшава.
Снова странная улыбка и еще более странные слова:
— Через пару дней у вас все пройдет, после курса лечения.
— Какого еще курса?
— Ларгактилового, — спокойно объяснил врач. — Завтра и начнем.
— Боже мой, доктор, что со мной произошло? — он сорвался на крик.
Врач как будто не слышал. Записав анкетные данные, спрятал удостоверение и спросил:
— Итак, когда у вас был первый приступ? Давно ли чувствуете себя больным?
— У меня никогда не было никаких приступов. О чем вы говорите?
— Значит, это первый. — Врач что-то отметил в истории болезни. — Раньше у вас были только головные боли и провалы в памяти? Сильное нервное расстройство? Так?
И вдруг Бежан понял.
— Я что, в психиатрической лечебнице?
Врач кивнул.
— Как же я попал сюда? — упрямо спрашивал Бежан.
— У вас начался приступ, вы впали в буйство. Пришлось связать и привезти вас сюда. Мы вас вылечим.
— Но я совершенно здоров. Это недоразумение. Я вам сейчас все объясню.
— Хорошо, хорошо. Не все сразу, — прервал его врач. — Кто вас лечил раньше? Только доцент Валь?
И тут словно молния сверкнула в голове Бежана. Он вспомнил последние события. Будто раскручивалась вспять кинопленка. Врачебный кабинет, невысокий плотный мужчина в белом халате.
— На что жалуетесь?
Бежан, расположившись в удобном кресле, долго перечислял симптомы. Он выучил их наизусть перед визитом к Валю.
Валь осматривал его долго, тщательно. Закапал атропин, исследовал глаза. Потом объявил:
— Не будем откладывать, сразу начнем лечение. Я сделаю вам укол.
Бежан не мог отказаться, иначе был бы разоблачен.
Сделав инъекцию, Валь извинился и вышел из кабинета.
Бежан решил воспользоваться удобным случаем. Он повернулся спиной к двери, чтобы в случае чего врач не заметил его манипуляций, быстро открыл ящик стола и окинул взглядом лежащие там документы. Заполненные рецептурные бланки без фамилий пациентов. И визитная карточка: Норберт Кон — директор фирмы «Евротурист». Адрес, телефон. Он запомнил все это и осторожно закрыл ящик стола. Вернулся на место. И как только сел, вдруг почувствовал что-то неладное. В глазах рябило, контуры предметов стали размываться. Как будто волна ярости ударила в голову. Остальное он помнил плохо. Кажется, он бросился на кого-то, его держали, он вырывался... И очнулся уже здесь, в больнице.
«Это ловушка», — вдруг осознал он.
— Доктор, это недоразумение. Я совершенно здоров. Немедленно выпустите меня. Это провокация, ловушка, — говорил он взволнованно. — Я работаю в милиции.
— Вы можете быть хоть персидским шахом. Меня это не касается. Вот вылечим, тогда и отпустим...
Глядя на улыбку врача, он понял, что говорить бесполезно. И еще эта история болезни. Он решил действовать по-другому.
— Хорошо, доктор, я буду делать все, как вы велите, только пусть меня развяжут и дадут поесть...
— Вот давно бы так, — обрадовался врач. — Я велю развязать вас, но с постели пока не вставайте. Потерпите несколько дней, и все будет хорошо, — сказал он, выходя.
Явился санитар, мгновенно развязал простыни, в которые Бежан был запеленат. Принес поднос с ужином и вышел.
Бежан не мог проглотить ни куска. Сознание, что он сам себя загнал в ловушку, не предупредив ни о чем Зентару, наполняло его ужасом. Он выпил несколько глотков чая.
— Это что, Творки или Древница? — спросил он у санитара, вернувшегося за подносом.
— Древница, — ответил тот.
— Послушайте, я дам вам сотню, если вы сообщите моему брату... что я здесь.
Санитар не слушал Бежана и спокойно принялся привязывать его к кровати.
— Но ведь доктор сказал, что меня не станут больше привязывать. Спросите у него.
Санитар на минуту вышел, вернувшись, сказал:
— Только не вставайте, иначе плохо будет.
— Можно отсюда позвонить?
— Когда вам разрешат вставать. Да и то, если доктор позволит.
Ключ повернулся в замке, шаги в коридоре затихли. Бежан подождал с минуту, затем вскочил с кровати и тут же рухнул на пол. Он не слышал, как вернулся санитар. Не чувствовал, как его снова спеленали.
ГЛАВА 24
— Злой, как черт, даже входить к нему страшно. Всю ночь тут просидел, — шептала Бася офицерам, которые хотели зайти в кабинет Зентары. — Лучше подождать, пока буря пройдет.
Зентара действительно места себе не находил с той минуты, как стало известно об исчезновении Бежана. Он упрекал себя в том, что дал ему всего десять дней на завершение операции и таким образом как бы вынудил пойти на какой-то рискованный шаг, который — Зентара был почти уверен в этом — кончился трагически. На письменном столе громоздились все новые и новые донесения, протоколы, а он не мог заставить себя взяться за чтение бумаг. Ходил по кабинету и думал, думал... Все ли сделано? Не проглядел ли он чего-нибудь, не забыл ли? В таком настроении он решил сам позвонить Станишу, проверить еще раз.
Разговор со Станишем принес совершенно неожиданный результат. Зентара спросил его, не договаривались ли они с Бежаном встретиться два дня назад, вечером. Удивленный Станиш ответил, что его уже спрашивали об этом. Нет, не договаривался. Но сегодня утром его секретарша рассказала о странной встрече с майором. Ее поразило то, что он не захотел ее признать.
Зентара знал, что после гибели Видзского Чеся Кобельская вернулась на старое место. Не имело смысла еще раз внедрять туда своего человека. Слишком велик был риск, Известие о ее случайной встрече с Бежаном ошеломило полковника. Это был первый след. Он немедленно отправился к Станишу, якобы по делу, надеясь, однако, расспросить секретаршу.
Войдя в приемную, он галантно поцеловал ухоженную ручку Кобельской.
— Говорят, вы позавчера встретили моего друга. Я хотел бы извиниться за него. Где это было? — он с трудом сдерживал волнение.
— Ах? какие пустяки. И говорить не о чем. Я на него не обижаюсь... Пан майор был такой таинственный... Может быть, он не хотел, чтобы я знала, что он лечится.
— Где это было? — повторил вопрос Зентара.
— Мы случайно встретились в приемной доктора Валя. В последнее время у меня что-то неладно с нервами. Ну я и пошла посоветоваться... Подруга сказала мне, что он прекрасный врач...
Он прервал ее болтовню.
— В котором часу это было? Я спрашиваю вас потому, — объяснил он, — что именно в тот день я договорился встретиться с ним, а он не пришел. Вот я и веду маленькое частное расследование.
— От доктора я вышла часов в пять. И увидела его среди пациентов. Поздоровалась с ним, а он притворился, что не узнает меня.
Больше Зентара ни о чем не спрашивал. Все было ясно. Теперь главное — действовать как можно скорее. Но он ведь договорился со Станишем — пришлось потерять полчаса на разговор с ним, другого выхода не было.
— Что нового по делу о взрыве? — сразу же спросил Станиш. — И что же все-таки случилось с нашим Вольским?
— Опять кто-то подложил взрывчатку. Пока трудно точно сказать, для кого она была предназначена. Мы сейчас это выясняем.
— Гонтарский потрясен. Это уже третья трагическая смерть на территории Центра. Попытка уничтожения действующей модели... Что все это значит? Гонтарский утверждает, что вокруг него творится что-то неладное. Люди от него отвернулись. Неужели вы подозреваете, что он в этом замешан?
— Товарищ директор, о подозрении говорить пока рано. Когда мы установим все факты и обстоятельства...
— В таком случае, откуда взялись слухи, что Гонтарского и Язвиньского вот-вот арестуют? Даже до меня они дошли.
— И кто же вам сказал? — заинтересовался Зентара.
— Кто-то из сотрудников Управления. Не помню, кто... Товарищ полковник, — он запнулся. — Я понимаю, что все надо до конца выяснить, но что касается Гонтарского... Это кристально честный человек... Самоотверженный, преданный. И было бы непоправимой ошибкой...
— Вижу, вы поверили в слухи.
— Я не поверил, но...
— Вы считаете, что мы сначала действуем, а потом думаем?
— Нет, что вы, я так не считаю, — неуверенно покачал головой Станиш. — Просто я за него ручаюсь и хочу, чтобы вы это знали. Мы знакомы много лет. Если кто-то и говорил о нем плохо, то только из зависти. Да, Вольский, например, терпеть его не мог. Но ведь это понятно — Гонтарский занял его место. Но директоров-то назначают не пожизненно. Справляешься — работай, не справляешься — придется снять. Иначе, пострадает дело. Вольского надо было заменить еще раньше, он совершенно не годился для этой должности. Посредственность с фантастическими претензиями.
