«Любовью с первого взгляда это, по крайней мере, считаться не может», – подумала Рената.
Ну как, ну с чего вдруг подобная мысль могла родиться у нее в голове? Как будто дело в том, с первого взгляда или не с первого! Да какая вообще может быть любовь?!
В ложе было прохладно. Идя по проходу между столами, Рената стянула у себя на груди палантин. Как будто его невесомая, неощутимая ткань могла ее согреть.
Винсент поднялся из-за стола и пошел ей навстречу. Ей показалось, что он идет слишком быстро. Или это она шла слишком быстро?..
Они остановились в шаге друг от друга, как будто в одну и ту же минуту наткнулись на какое-то препятствие, и посмотрели прямо друг другу в глаза с такой растерянностью, которой ни один из них от себя не ожидал. Рената, во всяком случае, точно ничего подобного от себя не ожидала. Она растерялась от того, что почувствовала в эту минуту.
– Я рад, что вы пришли, – наконец произнес Винсент. – Я благодарен вам, что вы пришли.
– И я… – Никогда в жизни она не казалась себе такой беспомощной в словах, да и во всем своем поведении! – Я тоже очень рада… Я скучала о вас!
Эти слова вырвались у нее так неожиданно, что она не успела их остановить. Оставалось лишь надеяться, что он все-таки не совсем точно понимает строй русской речи и поэтому примет их за обычные слова вежливости.
Винсент улыбнулся. Можно было сердце отдать за такую улыбку.
– Проходите. – Он легко, осторожно взял ее под локоть. От его руки исходило тепло; Рената почувствовала его сквозь шелк палантина. – Это Рената Флори, – обратился Винсент ко всем собравшимся. И, снова обращаясь к одной лишь Ренате, сказал: – Мы оставили для вас вот этот стул.
Он кивнул на свободный стул рядом с тем, с которого только что встал сам. Но прежде чем Рената успела подойти к этому стулу, какой-то молодой человек вдруг резко поднялся со своего места на противоположной стороне стола и уселся на него. Теперь свободных мест, которые находились бы рядом, за столом не осталось.
Молодой человек смотрел на Ренату вызывающе: мол, что ты, интересно, будешь делать – со стула меня сгонять? Весь вид его был каким-то нервным, но взгляд при этом – холодно-трезвым. Это было особенно заметно по тому, что большинство участников компании уже производили впечатление людей крепко выпивших и успевших расслабиться. Да и тосты все, похоже, уже отзвучали, и выпивка шла теперь непрерывно.
Молодой человек откинулся на спинку стула, словно подтверждая, что никто его с этого места не сдвинет.
«Детский сад какой-то! – сердито подумала Рената. – Игры для младшей группы».
Бороться с кем бы то ни было за свободный стул она, конечно, не собиралась. И рассердилась только на себя – за то, что испывает в этой дурацкой ситуации какую-то необъяснимую досаду. Да ничего не надо в такой ситуации испытывать! Ее ли это дело?
Высвободив локоть из руки Винсента и не обернувшись на него, Рената обошла стол и села на свободное место. Винсент постоял немного у стола – вид у него при этом был какой-то странный. Может быть, растерянный? Потом он сел на свой стул, и при этом вид у него стал уже понурый.
Чувствуя, что досада ее никак не проходит, Рената обвела взглядом стол. Лены Новиковой среди собравшихся не было.
«Плохо еще себя чувствует, наверное, – подумала Рената. – Интересно, лекарства она хоть пьет?»
И тут же поняла, что совершенно ей это неинтересно. И что подумала она об этом машинально – так, скользнуло что-то по краю сознания.
Эта машинальность удивила Ренату. До сих пор мысли о работе заполняли ее голову постоянно, и она так привыкла к этому, что теперь собственная голова показалась ей пустой как воздушный шарик. Или нет, воздушный шарик ведь не пустой – он наполнен каким-то легким газом, гелием, кажется, да, легким гелием… Ей тут же показалось, что и ее голова наполнена теперь каким-то легким газом. И что этот газ – растерянность.
Тем временем разговор за столом приобретал все более бурный характер. Это был уже не разговор, а спор.
– Все образы давно существуют в ноосфере, – постукивая вилкой по краю тарелки – наверное, для большей убедительности, – говорил полноватый, неуклюжий парнишка; в спектакле он играл Алешу Карамазова. – Их надо только уметь оттуда взять.
Прагматизм, прозвучавший в этих словах, был так по-юношески наивен, что, будь у нее другое настроение, Рената улыбнулась бы. Но сейчас настроение у нее было плохое, она старательно обходила взглядом Винсента, ей было не до улыбок, и слова мальчика ее не развеселили.
– Кому надо, те уже все взяли, – возразил другой парень, высокий и ладный; он играл старшего брата Митю. – Нам с тобой ничего не оставили.
В отличие от пылкого Алеши этот выглядел мрачным.
«Просто выпивка на всех по-разному действует, больше ничего», – раздраженно подумала Рената.
Ей неприятно было сознавать причину своего раздражения.
– Это кто же, например, чего взял? – удивился Алеша.
– Например, Достоевский. Чего, чего… Да ничего! Взял и «Карамазовых» написал.
В их разговоре была такая неизбывная бессмысленность, которую, как показалось Ренате, невозможно было списать на пьяное состояние собеседников.
– Да просто повезло ему! – вдруг услышала она. – Просто реально повезло.
В отличие от вяловатой растянутости, с которой звучали голоса Алеши и Мити, этот голос прозвучал резко, даже как-то зло. Обведя взглядом стол, чтобы понять, кто произнес эту фразу, Рената встретила холодный взгляд того самого худого парня, который зачем-то пересел на приготовленный для нее стул. Он играл Ивана Карамазова; теперь она это вспомнила.
– Кому повезло? – спросил Алеша.
Похоже, он был тугодумом, и не только из-за водки, которую то и дело подливал себе в стакан, предназначенный для минеральной воды.
– Достоевскому, – усмехнулся Иван.
– В каком смысле? – поморщившись от проглоченной водки, снова спросил Алеша.
– Повезло, что эпилептик был. Как припадок накатывал, так он же практически в другой мир переходил. Потом бери да пиши что видел – не вопрос.
Иван тоже говорил со слегка растянутыми интонациями, но не от вялости или водки, а от злой уверенности, которой дышал весь его облик и особенно взгляд.
Официант принес жюльен в серебристых кокотницах, принялся расставлять его перед гостями. Иван резко сдвинул стул в сторону, чтобы официант не загораживал от него Ренату. Она почувствовала, что его почему-то интересует ее реакция. Хотя чего бы ради ему интересоваться впечатлениями какой-то незнакомой припожиленной тетки? Тем более что почти рядом с ним сидела за столом актриса, игравшая Грушеньку, и от нее ощутимо, как ветерком, веяло такой дразнящей юной прелестью, что о ее внимании должен был бы мечтать всякий нормальный мужчина.
