«…нет в моей жизни…», «…я тебя забыл…», «…я делаю свой выбор…», эти слова еще долго звучали эхом в моих ушах. Джейсон врал мне, и эта ложь была омерзительнее всего. Он врал, что Валери для него ничего не значит, что она – это прошлое, которому нет места в его жизни. А получилось, что нет места в его жизни мне. Зачем он так поступил со мной? Ухаживал, был таким нежным и мужественным, влюбил в себя по уши, заморочил голову, а потом выбросил из своей жизни как надоедливую собачонку. «Теперь я делаю свой выбор…» Ха! Его выбор был известен с самого начала. С самого старта нашего с Валери забега за сердце этого мужчины, был известен победитель. Против Валери, я всегда была проигравшей. Я всегда была позади нее. Потому что Джейсон так хотел. Именно он поставил ее на пьедестал, к которому мне просто не дотянуться. «Я всегда помогу ей!», «Это касается ее и меня!», именно это он выкрикивал мне в лицо, когда я стояла перед ним полностью оголенная душой, по уши влюбленная и растерянная. Он не впустил меня в свою жизнь и наверное это к лучшему. Ведь это не тот Джейсон, которого я знала. Нет, которого я себе придумала. Настоящего Джейсона я узнала сегодня. И мне было противно, что я вляпалась в эту историю. Я приехала в Америку перспективным переводчиком, специалистом своего дела, строила надежды и планы на будущее, но потом я встретила Кроуфорда и все в моей жизни пошло наперекосяк. Мне было так больно, казалось, меня избивали битами десятки человек, издевались надо мной, а я истекала кровью. Каждая клеточка моего тела отзывалась таким страданием, такой мукой, что мне казалось, даже волосы болели. Я не плакала. Уже не могла, я выплакала весь лимит слез за эти две недели. Лучше бы я не звонила, никогда не знала этого, продолжая думать, что я во всем виновата. Вот теперь, я точно умерла.
ГЛАВА 8
Эмили Свенсон была красивой женщиной. Такие как у меня черные волосы и зеленые глаза, она кружила головы многим мужчинам. В компаниях своих знакомых и друзей, мама была очень веселой и харизматичной женщиной, но мне, увы, этого не показывала. Когда я стояла на похоронах в кругу ее коллег, друзей и мужчин, я чувствовала огромное сожаление, что я не успела с ней породниться, хоть она и была моей матерью. Мы упустили так много времени, так много слов, а теперь уже было поздно. Она ушла через два месяца после моего возвращения из США. Я звонила ей, а она не отвечала, когда я пришла и открыла дверь своим ключом, обнаружила лежащую мать без движения. Врачи зафиксировали смерть от сердечного приступа. Вот и все. Теперь в этом мире у меня нет не единого родного человека. Ни родственников, ни родителей. Забавно, столько людей вокруг, а я все равно одна. Только Рейчел моя опора и радость. Я даже не знала, что человек может так поддерживать другого, так заботиться. Быть неиссякаемым источником всевозможных развлечений только чтобы меня вывести из коматозного состояния. Она не давала мне увянуть окончательно. Я никогда не расплачусь с ней.
Звонок моего мобильного вывел меня из задумчивости, когда я сидела в своей квартире в выходной. Да, кстати, я снова устроилась гидом-переводчиком в тот же отель, только с зарплатой в полтора раза выше, все-таки рекомендации и хорошие характеристики от «Бентли» сделали свое дело.
– Мисс Свенсон? – Спросил незнакомый, мужской голос.
– Это я.
– Меня зовут Майкл Олдман, частный нотариус. Ваша мать, Эмили Свенсон, оставила завещание. Вы сможете явиться сегодня к полудню ко мне в контору?
– Конечно, спасибо.
Я была в недоумении от того, что мама на меня что-то завещала. Да ей и завещать-то нечего было. Жила она в съемной квартире, за которую платила я. Другой недвижимости у нее не было, да и дорого имущества тоже. Предпоследний ее муж забрал все ценное, а у последнего ничего не было. Я позвонила Рейчел и попросила поехать со мной.
– Как думаешь, что это? – Спросила меня подруга, когда мы приближались к конторе.
– Понятия не имею. Может какие-то украшения? Мама в молодости очень ухаживала за собой, была красоткой, и любила всякие побрякушки.
Мы вошли в кабинет нотариуса. Майкл Олдман был среднего роста, седой мужчина, в очках-полумесяцах.
– Присаживайтесь, пожалуйста, – попросил нас мужчина, указав на два свободных стула напротив своего стола, и взглянув на Рейчел, добавил, – а вы, простите?..
– Это моя подруга, я хотела, чтобы она была со мной.
– Понимаю, – тут же сочувственно закивал нотариус, и что именно он понимает для нас осталось загадкой. – Мисс Свенсон, более года назад, ваша мать составила у меня свое завещание. – И поднял в руках лист бумаги. – В завещании говорится, что после ее смерти, ее дочь, Мелисса Джейн Свенсон становится полноправной обладательницей банковского счета и всех ценных бумаг, хранящихся на нем, в размере двадцати тысяч долларов. Вот эта кредитная карта, и прилегающее письмо, в котором должна находиться вся информация по ней. Только для передачи вам этой карты и письма, мне необходимы ваши документы.
Я сидела на стуле, ошарашенно глядя на нотариуса, двадцать тысяч? Откуда? Краем уха услышала как присвистнула Рейчел. Мистер Олдман сверился с моими документами, я подписала все необходимые бумаги, забрала содержимое большого конверта, поплелась к выходу, удивленно переглядываясь глазами с Рейчел.
– Ни фига себе! – Продолжала охать подруга, когда мы шли к ее новой машине, подарке Боба на четыре месяца их отношений. Я была удивлена, ведь это первые продолжительные отношения моей подруги еще со школьного времени. Боб был хороший парень, он помог мне с «Бентли», а с Рейчел был всегда такой обходительный и милый. И заглядывая в глаза своей подруге, я видела там, что Боб надолго задержится в ее жизни. И я была рада.
– Здесь письмо, думаешь нужно прочесть сейчас?
– Как хочешь, Мелл, но если ты хочешь знать мое мнение, то я настаиваю, чтобы ты зачитала немедленно, потому что я просто взорвусь от любопытства.
Я закатила глаза и взялась открывать конверт, Рейч был неисправима.
– Ты можешь это сделать за меня? – Я умоляюще заглянула ей в глаза.
– Ты хочешь, чтобы я зачитала письмо? – И после того как я кивнула, протянула руку, – давай.
Она медленно развернула, сложенное втрое письмо и начала нежным, спокойным тоном читать, но я слышала высокий, чуть холодноватый голос матери.
« Дорогая, Мелисса. Моя любимая и родная дочь. Ох, как же я хотела бы сказать тебе это, глядя в глаза, но, увы, мы никогда не могли быть до конца откровенны друг с другом. Я часто закрывалась от тебя, была надменной и грубой. Но от этого моей любви не становилось меньше. Просто кто-то рождается, чтобы быть хорошей матерью, а кому-то этого не осуществить.