Шелленграм усмехнулся про себя: совпадение показалось символичным. Что ж, будем считать, один венок на двоих. Сколько их было, мелких настырных букашек, мнивших о себе чересчур многое, сколько еще будет…
Привычно. Скучно.
Наверное, это оттого, что я, по-видимому, бессмертен, подумал Шелленграм. Если не стрелять в меня, не резать, не травить, не ронять с крыш, не бросать подыхать с голоду… Уязвим, но бессмертен ненасильственно. Почему бы мусорщикам Ореола не быть бессмертными? Ну да, они граждане не второго даже сорта – десятого. Так что же? Бес-смертен. Допустим. А поди проверь. Чтобы проверить, надо попробовать умереть от старости. Где она, старость? По-земному – шестьдесят девять, выгляжу на полсотни максимум, а то и на сорок пять. Каким ощущал себя на Прокне, когда был Менигоном и возился с Шабаном, своим другом и опекаемым, таков и теперь. Не старею. Еще десяток лет это удастся скрывать, симулируя прекрасные результаты омолаживающих процедур, – а потом?
Менять легенду. Внешность, само собой. Генотип. Место работы. Эй, никому не нужен мусорщик со стажем?
Скучно.
Внешняя разведка Федерации, спецслужбы Лиги и Унии – лучшего места для мусорщика не придумать, и не жаль потратить годы на карьерные бега, на доступ к информации, на относительную самостоятельность. Но и тогда скучно.
Одни и те же игры. Все повторяется, идет по кругу. Двадцать лет назад Федерация легко отдала Северный Редут на Прокне. Шестнадцать лет назад попыталась отбить, в итоге получив лишь плацдарм на месте анклава Коммуна. Крови пролилось достаточно, не уцелел и осторожный трупорез Асплунд. Девять лет назад внезапный десант Лиги разбился об оборону землян, и в ответной операции, блестяще осуществленной маршалом Сонг Тхаем, плацдарм удалось расширить вплоть до самых границ княжества Хинаго. До масштабной войны между Федерацией и Лигой дело тогда не дошло…
Суть не меняется – меняются цели.
Шелленграм вздрогнул – новый рев распорол небо. Оторвавшись от короткой взлетной палубы, круто ввысь, к невидимому рейсовому грузовозу, уходил «челнок».
У Земли свои резоны – у местной олигархии свои. Так было всегда, так всегда будет. В случае успеха Адмиралиссимус получит почетный титул Собирателя Вод, и хватит с маразматика. Те, кто стоит за его спиной, получат власть над всей Каплей и, надо думать, при первой возможности попытаются отделиться от Федерации. За ними охотно пойдут те, кого они в своей спеси называют оболванцами и кто, кстати сказать, действительно ими является. Земле же позарез нужна Капля – вся Капля, не часть, – стратегическая база у выхода четырех стабильных Каналов, удобнейших рокад для переброски космических эскадр. Земля не смирится со скромной ролью космической провинции, просто не сможет. Скорее всего она погибнет в войне, успев нанести смертельные удары Унии и Лиге, но если случится чудо и она уцелеет – ей будет мало Галактики. Ее конечная цель – уничтожить Ореол, единственную удачную попытку большой группы людей выскочить из человечества, и война на Капле – лишь первый шажок на пути к конечной, но недостижимой цели, а все эти Лиги, Унии и Независимые – всего-навсего камни на дороге, правда, об эти камни можно пораниться очень больно…
А ведь нет, подумал Шелленграм, скучно мне, пожалуй, не будет. Тоже, конечно, рутина, но уже веселее… Даже не надо просчитывать варианты действий всех этих Величей и Андерсов, узнавших о «кукушонке», – они предельно ясны.
Он ухмыльнулся. Далеко внизу океан нес сверкающую зыбь. Серая облачная стена надвигалась с запада, усиливался ветер. Час ласкового солнца подходил к концу.
Часть вторая
Ниже ватерлинии
Глава 1
Какой-то гад наступил мне на грудь тяжелым кованым башмаком и не давал дышать. Человек с тысячью лиц. И ног, обутых в кованые башмаки, провонявшие потом и ваксой, у него, вероятно, были тысячи – во сне я сталкивал их с себя, но с тем же успехом мог бы перебирать бархан по песчинке, они давили все сильней, я задыхался, корчась червяком, а страшный человек надо мною смеялся тысячью ртов, и я хотел закричать, но мой крик был затоптан и не родился.
Потом человек исчез, но это не принесло облегчения. Я стоял у широкого полукруглого зева в теле горы, у распахнутой в мир пасти и знал, что не посмею отступить ни на шаг, ноги мои вросли в землю, а на меня валила толпа голых людей с бессмысленными равнодушными лицами, если то, что было повернуто ко мне, сошло бы за лица, и я стрелял по этим людям, и они молча вспыхивали и падали, но накатывались на меня с неотвратимостью горного обвала, и даже горящие продолжали ползти. И еще была женщина – ее звали Лиза, она гибла и звала меня на помощь, и я знал, что должен ее спасти, я вполне мог ее спасти, мне стоило лишь выдрать ноги из камня и сделать несколько шагов, но это значило оставить проход, проклятую дыру в каменной стене, защищаемую неизвестно зачем, – и я выбрал дыру. Не женщину, любимую мною. Я даже не мог закрыть глаза, потому что должен был ловить в прицел лучевика чужие бессмысленные лица и безжалостно, размеренно, без суетливой спешки нажимать на спуск…
Я проснулся в липком ужасе. Сердце колотилось в ребра, делая ударов двести в минуту. Горел ночник на столике, и в моей каюте не было никого. Я постепенно приходил в себя.
Настенные часы показывали, что на этот раз мне удалось поспать пятьдесят восемь минут. Превосходно, мрачно подумал я, чувствуя, что без насилия над собой не сумею шевельнуть и пальцем. Поспал называется… Меньше часа.
И эта первая бытовая мысль, обыденная и примитивно-точная, заставила меня проснуться окончательно. Несколько минут я лежал неподвижно и слушал, как сердце, мало-помалу успокаиваясь, входит в штатный режим. Судя по часам, вставать было рановато. Вряд ли за ночь я проспал в общей сложности больше трех часов, и сомкнуть глаза хотелось отчаянно, но я отверг эту мысль. Разве что подремать немного? Пожалуй, не стоит: засну еще всерьез и опять увижу… можно догадаться что.
Нет, это определенно свинство какое-то. Четвертую ночь подряд один и тот же сон. Этой ночью – уже в третий раз! И сон-то откровенно дурацкий. Какая еще пальба по толпе? Какая гора? Какая Лиза?
Бред. Если так пойдет дальше, придется либо переходить на снотворное, либо серьезно лечиться. Глубинник-невротик должен выбрать одно из двух: или быть ему глубинником, или невротиком. Вместе – перебор. Друг с другом эти ипостаси не уживаются.
Я ощупью нашел полотенце в изголовье, обтер с лица пот. Моя каюта – пять шагов на два, мой дом и моя крепость – принадлежала мне, Филиппу Альвело. Не тому несчастному убийце из сна. Мой надежный металлический бокс с напыленной на стены пленкой звукопоглотителя, скверно имитирующей дерево, с крохотным санузлом, койкой, откидным столиком, складным табуретом и встроенным в стену шкафом. Обстановка более чем спартанская, но много ли надо холостому глубиннику? Вдобавок такому, который бывает в Поплавке лишь в законных перерывах между патрульными рейдами на границе, через два месяца на третий.
Ни звука. Я приложил ладонь к стене – та едва ощутимо дрожала: Поплавок двигался куда-то малым ходом, может быть, стремясь выйти из полосы нежелательного течения. Или наоборот: стараясь удержаться в полосе течения подходящего. Тихонько парил над бездной, делая узла полтора. Шесть узлов – это все, что он со своими водометами может развить в режиме «самый полный». Ну, семь, если рискнуть перегревом реактора. Тогда переборки, несмотря на звукопоглотитель, начинают тоненько ныть, а свободные от вахты матросы и прочая обслуга Поплавка, не говоря уже о пассажирах – отсчитывать минуты. Полчаса – по-видимому, сравнительно безопасно, час – очень рискованно.
Я подумал о том, что совершенно не интересуюсь, куда движется Поплавок и куда его относит течением. Мне объясняли, что в этом и заключается какая-то там по счету ступень превращения новичка в старожила. Текущее местонахождение плавучего терминала не секретно – просто не интересно никому из его обитателей, кроме тех, чья голова должна болеть об этом по должности. Любопытствуют одни лишь новички, вчерашние земляне, и пристают к занятым людям с глупыми расспросами. И то, кстати сказать, недолго. Ненужные ответы, если их удается получить, не греют и не лечат. Кому нужно знать, к каким берегам идет Поплавок, если берегов не существует?
Что действует на нервы, медленно подкрадывается к новичкам и рано или поздно берет их за горло, так это чуждость этого мира. Неприятие его, под стать неприкрытой ненависти Моржа к Сумбаве: «Жара, и местные поголовно идиоты – пельменей не понимают…» Но Сумбава все-таки Земля, относительно спокойная вулканическая твердь, а не жидкий пузырь под ногами.
Может, оттого и мои кошмарные сны? Тогда это пройдет, стоит только перетерпеть. А перетерплю ли?
Куда я денусь, в конце концов.
Дотянувшись до сенсора, я включил обзорный экран. Сейчас бы я не отказался вручную открыть иллюминатор, как на древних учебных калошах в метрополии, пригодных лишь для натаскиванья по азам. Но какие уж на Поплавке иллюминаторы. Обзорная точка соответствует истинной высоте палубы, и на том гран мерси. В общем-то все не так плохо. Общежитие для младшего офицерского состава прямых выходов на смотровые уступы, понятно, не имеет и вообще расположено в глубине Поплавка, однако же над ватерлинией, а это, согласитесь, вопрос престижа.
