Для вас заработанная нами сумма конечно мелочь карманная, я понимаю, но для Наманганской области начала девяностых прошлого века — сказочное состояние, особенно в зоне.
Третьего января я робко стучу в дядин кабинет. Меня распирает гордость в руках — тетрадка по английскому для дядиного сына. В ней, кроме задания на каникулы, семьсот долларов северо-американских соединенных штатов. Отчёт о криминальной деятельности агента под псевдонимом Элвис Пресли.
Оставшиеся шесть сотен делим поровну, на троих.
Наша отлаженная сеть продолжает работать, но «сверху» нам приказано резко сбавить обороты. «Вы что, поахуевали что-ли там все?».
И ещё один залог безопасности фирмы — всех, от источника до последнего звена цепочки, приходится сдать Дяде. Таковы правила игры. Если не хотите чтобы вас сдали, не имейте дел со стукачами.
Да и не беспокойтесь сильно. Дядя никого не тронет. Но в его разветвлённой паутине добавятся новые нитки.
* * *
Бибик всегда склонный к метросексуализму, а может и того хуже, заказывает себе в мастерской Гриффица арестанскую робу из чистого шелка. Это зимой-то! В тонкой, лёгкой робе он становится похожим на испуганную гейшу.
Склонный к символике Булгаков украшает свой кавбойский наряд золотыми, увесистыми, купленными у надзоров, часами «Победа».
А я выкупаю у Ганса сидиплейр Панасоник и всю его разношёрстную коллекцию дисков. Все эти песни до сих пор помню назубок. От чего-то особенно вставлял военезированному контролеру надзора Ляпис Трубецкой.
Этот Ляпис, Валерия, и непонятно как затесавшийся в Уйгурсай Дюк Эллингтон, вкупе с лошадиными дозами дурь травы стали тогда моим вторым я. Курнув заслуженный пятачок, я натягивал поролоновые наушники и мысленно направив взор на Веронику горланил на всё ТБ:
Если станешь рыбкой в море,Ихтиандром я на дно сойду,Хоть прячься, хоть не прячься, — все равно моя ты.Ду-ду-ду!Ау-ау-ау! Я тебя все равно найду.Ау-ау-ау! Э-ге-гей!
Особенно душевно у меня выходило это «ау-ау-ау» — как у тоскливо воззвавшего к луне голодного тощего волка.
В походках нашей стучающей троицы появляется плавность, вальяжность. Уверенность сытых, обеспеченных людей. И у вас бы изменилась походка, если бы возникла возможность без стука заходить в кабинет третьего человека в Государстве.
Мы почувствовали вкус бабла и теперь постоянно ищем возможности расширить бизнес.
Нужно что-нибудь такое жизненоважное, но менее скандальное.
Что? Об этом и гудят наши прокуренные головы.
* * *
.. А у Юры я теперь частый гость. Ещё бы, скоро уже март, а я все под впечатлением о той сказочной новогодней ночи на проспекте космонавта Крысина.
Моё отношение к Юре тоже изменилось. Разве можно считать отбросом общества и несчастным зыком человека, который добывает для меня опиумное счастье?
Я теперь умудряюсь обслужить трёх баб в день. Не каждый день, конечно, но довольно регулярно успеваю.
Ничего не могу с собой поделать! Не знаю как в вас, а во мне сидит какая-то вселенская скорбь самца. Я очень хочу выебать всех живущих на белом свете баб, понимаю всю утопичность желания и сильно скорблю по этому поводу. Они совсем не хотят сотрудничать, стервы, не понимают, что теряют.
Но если не всех, то хотя бы некоторых я обязательно выебу! Непременно!
Принято считать, что причина нашей необъяснимой грусти — таинственная душа, я же говорю вам — это скорбь осеменителя, который понимает, что ему не засеять всех необъятных просторов. Не приласкать всех пизд. Увы. Если продолжу сейчас это развивать — к концу следующего абзаца пущу себе пулю в лоб.
Я очень люблю Веронику, но Алёнку длинноногую за что бросать?
Она мне ничего плохого не делала! А Дана? Тоже ребёнок мой сладкий! И потом ханка делает меня супермужчиной. Я всё могу!
Если баба удовлетворена сексом, её можно мять как пластилин, а если удовлетворена сверх всякой меры, она превращается в вашу сексуальную рабыню. Все три сосут безо всяких уговоров. Только глазами на хуй стрельну, тут же на колени бухаются. Они благоговеют при виде моего хуя. Мастер!! Мастер!! — как в классической композиции Металлики.
А я знай только подпитываю хуй шашлыком и Юриной ханкой.
Правда доза немного выросла — с трудом хватает одного грамма, иной раз приходится догонятся ещё половиночкой, зато я открыл дополнительное магическое свойство опиума. Утром, когда не хочется жить, а тем более одеваться, бриться и пиздовать в офис, я добавляю немного «хандры» в чашку с кофе, и на работу иду уже с явным удовольствием.
Блин, этим фирмам надо прям с утра, на планёрке всем сотрудникам вручать дозу — представляете, как работоспособность бы увеличилась! И ни какой текучки кадров!
Ежедневная гонка граммов плюс кабаки с Верончиком несколько истощают меня финансово. Выход подсказывает добрый человек Юра.
— Смотрю блять на тебя, братишка и охуеваю!
— ???
— Ты, бля, питон, сжираешь за два дня мою пяти-шести дневную дозу!
Не экономно ханкой срать. По-взрослому не хочешь оттянуться?
— Колоться? Не — а, я не смогу. Вены, иголки — брр, пакость какая!
— А хули там мочь? Я научу. Главное — в вену попал, возьми «контроль», поршенёк чуток назад потяни, видишь, видишь кровь в машинку вошла, эт значит ты «дома», теперь плавно, нежно гонишь раствор, ооо-па, все, дыру в вене пальчиком зажал, руку в локте согнул — и на приход.
Юра откинулся на грязную стенку кухни. Ууфф.
Было что-то в этом зрелище одновременно отталкивающее и притягательное. Меня смущала только необходимость пользоваться той же машинкой, что и Юра с женой.
Они хуярились одноразовым шприцем до тех пор, пока с него не стиралась разметка делений или не ломался поршень. Вся стерилизация сводилась к споласкиванию горячей водой из крана в кухне.
К счастью, у Юры нашёлся новенький не распакованный инсулиновый Луер. Мой первый боевой баян. Затаив дыхание, я закатал рукав и выкатил Юре свою девственную жилу. Если вы торчали когда на ширке, не могли не заметить — есть категория людей, который6 обожают ширять других. Прямо прет их от этого. Сами орут: «Давай, давай машину, вмажу тебя». Когда они вытягивают в шприц вашу кровь, возникает какой-то мистический очень своеобразный контакт.
Тьфу, ну совсем не понравилось мне колоться в первый раз в жизни.
Жёстко. Юра, тоже мудак, переборщил с дозой, мне шарахнуло в башку так резко, что я сел жопой на пол. Не вписался в поворот, как говорится.
Было похоже на воздушную яму, когда летишь на самолёте. Завтрак медленно поднимается к горлу. Совсем далеко от моего представления о кайфе.
Да ещё и блюёшь каждые минут пятнадцать. Правда блевать не так противно, как от водки, даже прикольно — бллююк, рот вытер и пошёл, освежившись. Но все равно не то. Больше неприятных ощущений, чем приятных.
В тот вечер накрыло так сильно, что я даже домой не смог пойти.
Так и завалился на кушетке у Юры в костюме с галстуком. Вот тогда я понял, что такое опиумные сны. То бодрствуешь, то улетаешь куда-то бестелесный. Я представлял себя Лапшой из «Однажды в Америке», который тоже валялся часами в китайской опиумокурильне.
Нужно просто лежать с закрытыми глазами. Это следующая стадия. Не надо уже ни баб, ни хуя. Только сигарету. Да и то, улетев в опиумные бездны забываешь о ней, и вот уже забытая сигарета прижигает тебе губы, истлев во рту. Затянуться хоть раз ты просто забыл.
А уколол-то всего одну шестую от того, что обычно сжираю за раз!
Экономия на лицо. Надо только узнать у Юрика как делают раствор.
Чтобы не зависеть от него даже в этой мелочи. Итак уже встречаемся каждые три дня.
Расходы растут и я вынужден задействовать еще один способ стабильного поступления денежных масс.
В незакрытом рабочем столе, Гуля, офис менеджер, хранит бабло на представительские расходы.
Бензин для машин, канцтовары, продукты на ланч для сотрудников. Баксов триста-четыреста, мелкими купюрами и пачки тогдашних узбекских опереточных денег — сум-купонов. Их даже считать ленились. Принимали на вес.
Вот эти кум-супоны я и пиздил пачками. На такси и шашлыки.
Очень удобно.
Там же в столе лежит и пресловутый «ключ от квартиры».
К нам в офис часто приезжают командированные. И если командированный не супер-пупер на равном месте, ему не заказывают номера в гостинице, а складируют в двухкомнатной квартире неподалёку от офиса.
Когда квартира пустует, а это почти всегда, ключи валяются у Гули в столе. пустующую квартиру мы с Вероникой регулярно превращаем в Эдемский сад.
Играем в с ней в дочки-матери. Она будто мама, а я будто — папа. А это будто наша квартира. Так хорошо. Так славно. Только понарошку.
Сейчас после огневого контакта я шлёпаю босиком в душ. Тихонько, чтобы девочка не заметила, тяну за собой свой «дипломат». Человек с хуем и с дипломатом в руках. Эксгибиционизм мелкой офисной сволочи. Улыбаюсь сам с собой, закрывшись в ванной и сев голой жопой на желтоватую крышку унитаза.
