Сейчас после огневого контакта я шлёпаю босиком в душ. Тихонько, чтобы девочка не заметила, тяну за собой свой «дипломат». Человек с хуем и с дипломатом в руках. Эксгибиционизм мелкой офисной сволочи. Улыбаюсь сам с собой, закрывшись в ванной и сев голой жопой на желтоватую крышку унитаза.
В дипломате у меня какие-то таможенные декларации, накладные, пара пачек кум-супонов и несессер. В несессере вместо бритвы — машинка с раствором, пара ватных тампонов и резиновый жгут.
Я привычно закидываю правую ногу на локтевой сгиб правой руки, хули ебаться с этим жгутом, вес ноги сейчас сам пережмет сустав, и выступят мои «рабочие» вены.
Угу. Вот. Набухла. Потрём её пальчиком, жёстко, так, так.
Перевернём иголочку-сестрёнку, нужна сестрёнка, а не «выборка» если не хотите убить вену на пару месяцев, перевернём остреньким разрезом вверх. Так. Ффу. Пот ебучий выступил. Руки сейчас трястись начнут, как у алкаша какого.
Колю резко, но не вглубь, а маленькой параболой — глиссада вниз и сразу вверх, чтоб не пропороть вену насквозь.
Ооопс. Ффу. Теперь контроль. Тихо, чтоб не вырвать машинку из вены, нежно эдак поршенёк назад, аа-хаа.
Кровь всегда темнее раствора и она взрывается в машинке маленькой хиросимой.
Дома! Ну а теперь гоните, хули уставились? Поплыл вниз поршень, медленно проталкивая в моё тело следующие несколько часов беззаботной жизни. Есть. Машинка — на пол, сам на спинку унитаза.
Есть. Йееесссттть…
Глава 7 Москва
Мы лежим на крыше конвейера. Вымытой, выжженной и просмолённой. Ранняя весна в ферганской долине. Снизу, на земле уже довольно комфортно и тепло. Здесь, из-за ветра ещё довольно свежо.
Но мы терпим. Так надо.
Здание галошесборки трехэтажное, самое высокое в зоне, и обзор отсюда великолепный. Наблюдательны пункт. Булка, я и Бибик играем в шерлок холмсов.
По-моему во многих людях живет маленький шерлок-холмс. Интересно следить за кем-то, совать нос в чужие дела — вообще кайф!
Сегодня из комфортного ТБ на продуваемую степными ветрами ферганской долины крышу нас выгнала нужда.
Упёртый Мурод, зажравшийся шеф повар промки, отказывается уже три дня давать нам продукты. Хочет, наверное, чтоб мы жрали баланду. Приходится через Ганса тянуть с воли самсу втридорога.
Это не выход. Мало и дорого. Да и Ганса не всегда докличешься. Его же не посадили пока ещё.
У шеф-повара толстая, но одновременно какая-то плоская жопа.
Приходилось видеть такие? Уже за это его можно ненавидеть. А если мало — можно представить как он срёт, выкатив оловянные глаза маслокрада со стажем.
Мурод многократно заверяет, что прекратил всякое движение.
Скоро амнистия, запал-мапал — не канает! На волю собрался, пропидор. Он значит — на волю, а голодать из-за этого нам? Запал-манал не канает? Взорвать шеф-повара в зоне это как стрелять шрапнелью в дирижабль. Попадёшь, даже если стреляешь мимо.
Поэтому сейчас мы затаились на крыше и ждём. Мурод замахнулся на святое. Нашу кишкатуру. Мы будем биться до последней капли баланды. Это не мы развязали агрессию. Мы никому ни хотим зла.
Мы добрые стукачи, как Робин Гуд. Истина и Бог — с нами. Просто не надо будить в нас зверя.
Главная опасность поста на крыши — могут заметить надзоры. Крыша это off limits. Стэй Эуэй. Строго воспрещается. Штампик «Склонный к побегу» можно схлопатать на первую страницу личного дела. А вот интересно есть ли на свете НЕ склонные к побегу? Люди, которые не хотят бежать из тюрьмы. Не хочу с ними ничего общего иметь! Я по жизни склонный к побегу. До сих пор. Бегать видно буду до старости лет.
Из изолятора-то нас Дядя вытащит, и от «склонных» отмажет, но пока нас туда будут тащить, каждый надзор отметится добрым пинком, ещё бы — такой шанс, пиздануть исподтишка известных косымовских стукачей. Как будто самого Косыма попинать. В зоне и в посёлке желающих отпинать Косыма становится все больше. Ниточки его липкой паутины тянутся и на волю.
Так что лучше тихо тут гаситься. Сознание риска придаёт остроты.
А острота лучшая альтернатива тюремной тоске. Хотя, бывает, такая тоска накатывает и на воле. Это вы уже зажрались, друзья. Начинайте бегать трусцой по утрам.
— Ну а чо ещё он написал-та, кроме Собачьего сердца? Рассказывай, давай! «Собачье сердце» Ганс мне обещался за пол-литра наманганской у сестры своей тиснуть. Притаранит на следующую смену.
Булка в тайне гордится своим великим однофамильцем, хотя знает о нем только из моих рассказов. Булкагов Олег — трижды судимый вор-рецидивист. Хотя иногда в компании таких людей морально мне гораздо легче, чем среди рафинированных начитанных гандонов с высшим образованием, которые на все глядят с миной лёгкого презрения и моментально курвятся, как только хуй подкрадывается к жопе, как вот, скажем, например, скурвился я. Владимира Ильича Ленина о том, что вся наша интеллегенция — это гавно, не самое худшее из того, что он вообще наговорил. С её потворства и проститутского безучастия мы благополучно похоронили и Российскую империю, и хрущёвскую оттепель, и Советский Союз.
— Еще Булгаков написал книгу о которой до сих пор спорят — Мастера и Маргариту.
— А про чо эта?
— Ну как тебе сказать, «про чо», про Христа, Бога который пришёл нас лечить, а мы его распяли, про любовь, про писателя и талант, ну, трудно это охватить в двух словах.
— Расскажи. Не лечи меня, просто подряд давай дуй — как про Шарикова.
— Что, Мастера и Маргариту? Не, не смогу, до хуя делов. Тонкая вещь. Её даже экранизировать толком не могут. Вечно всякая мистика происходит то с актёрами, то с режиссёром. С ума сходят, впадают в депр…
— Да не выебывайся, расскажи! Депр, хуепр. Какие такие трудности эти актёры твои ебаные в жизни видели? Чуть что не так — депр у них. Это все от того что под хвост долбиться любят, но стремаются, вот и весь депр. Закрой меня с любым актёром на пару часов в хату, любого укатаю, как тёлочку заезжую. Э-эх, как к нам приехали врачи, хуесосы-москвичи! Давай трави про Маргаритку.
— Олежка, я честно плохо помню.
— Ща, сука, с крыши сброшу, довыёбываешься штучка нарядная!
Булка неожиданно пинает меня в коленную чашечку своим желтоватым ковбойским сапогом. По традиции принятой ещё с первой отсидки, он заливает носки сапог свинцом. Оружие шпаны. Школа зоны-малолетки.
— Ладно, ладно, ладно… В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей, кавалеристской походкой…
— Да заткнётесь вы нахуй? Смотрите вон Дончик лезет! Проголодался, нехороший человек! Кишкомания хуже наркомании.
Бибик пихает меня в ребро. Терпеть не могу такого отношения. Надо спалить кого-нибудь срочно. А то они мне тут или ребра переломают, или вообще сбросят с крыши.
В это время из дырки в заборе между механическим и задним двором столовой полностью материализуется сутулая фигура Дончика.
С крыши он кажется маленьким и напоминает морского конька, набравшегося смелости и вырывающегося из куста водорослей на открытое пространство. Не хватает голоса натуралиста Дроздова за кадром: «Борьба за выживание в агрессивной среде мирового океана толкает это экзотическое животное на подвиги, поразительные по своей смелости».
Дончик — признанно лучший мастер по производству кнопочных ножей-выкидух. «Чопиков» — как он сам их ласково называет. Он хорошо чувствует сталь и у него неплохой вкус. Может сделать даже самурайский меч, если понадобится, но чопики это его хлеб с маслом. Все хотят отправить домой памятные сувениры с зоны, и это делает чопики очень популярными. Запал с чопиком — пятнадцать суток ШИЗО. А на бизнес Дончика менты глаза закрывают, сами чопики страсть как любят. У него монополия. Остальных умельцев быстро сдают. Подозреваю, не без участия нашего горбатого оружейника.
Дончик тоже не может сидеть на пайке, как и мы — вот он воровато скрывается внутри варочного цеха. «Пошёл, родименькой!» — радостно и смрадно шепчет мне в ухо Бибиков.
Через несколько минут морской конёк, удачно поохотившись, порскнув тощим хвостом, скрывается в своих водорослях.
«Один есть!» — голосом Урри из детского фильма говорит Булка: «А вот и второй!» В столовую бодрым хозяйским шагом входит Мутанов. Художник — анашист. Основополжник папской шпоночной школы живописи. Ну как же ему усидеть на пайке!
За полчаса мы насчитали двадцать девять человек, претендующих на особые льготы и усиленное питание. Баландная элита. Соискатели права на более вкусную и питательную пищу. Со времён основания нашей страны всегда были люди уверенные, что заслуживают кусочек пожирнее. И хотя наша страна теперь уменьшилась до размеров футбольного поля, элита все равно жжёт огнемётом. С такими Город Золотой не построить.
А вот появился и представитель главного защитника мужиковских интересов — смотрящего Андрея. Ничего человеческое не чуждо и идейным борцам воровского движения. Хорошее питание — им необходимо для дальнейшей борьбы. А быдло конвейерное пусть жидкарь хлебает. Чтоб запора не было.
