Мотобот с шаландой пристал к берегу у рыбацкого поселка. В нем была больница. Сюда и принесли Черкашина. Женщина-врач сразу же ввела противостолбнячную вакцину, наложила лубки на обе ноги, оказала другую помощь. Для согревания дала порцию спирта. Потом сказала:
- Сделала все, что могла. Необходима серьезная операция. Нужно немедленно доставить вас в военный госпиталь.
На помощь пришел весь поселок. Где-то достали старенькую полуторку, но без горючего. Выручил лейтенант с поста связи - дал пару ведер бензина, предназначенного для движка. В кузов накидали сена, осторожно положили носилки с раненым и накрыли тулупом.
Уже в сумерках добрались до какого-то лазарета в 60 километрах от Ораниенбаума. Но здесь Черкашина не приняли - только перенесли носилки в санитарную машину и отправили в военно-морской госпиталь в Малые Ижоры.
Ехали с приключениями: перегорели лампочки в фарах. А стояла глубокая ночь. Пришлось медицинской сестре, сопровождавшей раненого, одетой в белый халат, шагать впереди машины и показывать дорогу. С горем пополам в 5 часов утра добрались до места.
Через час Черкашин уже лежал на операционном столе. Когда очнулся от наркоза, увидел свои ноги в шинах.
Утром нам сообщили о местонахождении Черкашина. Я тотчас же послал в госпиталь капитана Петра Николаевича Сазонова.
- Что слышно о Ситякове и Заварине? - спросил Павел Макарович.
- Ищут, - ответил капитан. - Пока безрезультатно. Да и о тебе только-только узнали...
А Заварин, вернее его труп, находился в это время в том же госпитале. Его подобрали на берегу рыбаки. При вскрытии у штурмана обнаружили перелом позвоночника и ряд других смертельных ран. Тело командира полка так и не нашли.
Для Черкашина потянулись мучительные дни. Процедуры следовали одна за другой: переливание крови, уколы, прием различных лекарств. Сильно болели раны, появилась бессонница. Медицинские сестры Ирина Мишина и Рая Кристинина по очереди постоянно находились около больного, читали ему книги, рассказывали о жизни, происходящей за стенами госпиталя.
О состоянии переломов врачи ничего определенного не говорили. Правда, они показали рентгеновский снимок, где ясно виднелась костная мозоль признак прочного и правильного срастания костей. Но главный хирург был недоволен.
- Не все мне нравится, - сказал он. - Возможно придется ампутировать ноги. Поживем - увидим.
В какой-то степени Павел Макарович свыкся с мыслью о возможной ампутации ног ниже колена. Думалось: "Сделают протезы и я буду иметь возможность продолжать службу, если не на летной, то на штабной или преподавательской работе. Встречал же одного штурмана на протезе, летавшего в составе экипажа. Видел в Новой Ладоге летчика-истребителя Леонида Белоусова на протезах. Он тогда проходил тренировку и все удивлялись его мастерству". (До конца войны Белоусов сбил в воздушных боях несколько вражеских самолетов, а впоследствии стал Героем Советского Союза).
Черкашин очень обрадовался, когда лечащий врач сказал:
- Поздравляю! Все идет хорошо. Месяца через два-три будешь танцевать на собственных ногах.
Однако надежды лечащего врача не оправдались. Началась газовая гангрена. Никакие лекарства и принятые меры результатов не давали. Единственный выход - ампутация ног, но на этот раз - выше колен. Черкашин категорически отказался.
В это время по заданию командования в госпиталь приехал врач полка Тимофей Александрович Лымарь, чтобы навестить Черкашина, вручить ему орден и подарки друзей.
Долго полковой врач уговаривал товарища дать согласие на операцию.
- Это ведь единственный путь к выздоровлению. Придется пожертвовать ногами ради жизни!
- Неужели иначе нельзя? - с тоской спрашивал Черкашин.
Лымарь сочувственно взял его за руку, с болью в голосе произнес:
- Разве не оставили бы, если бы могли... Мы, врачи, не боги... Иного выхода, как ампутация, нет.
После разговора друзья расцеловались, врач Лымарь уехал в полк, а Павел Макарович вызвал начальника отделения госпиталя и дал согласие на ампутацию.
Через час он уже лежал на операционном столе - четвертый раз под наркозом. Операция длилась более двух часов. Ее проводили одновременно два хирурга с ассистентами. Проснулся после кошмарного сна. Снилось ему, будто дрался с хирургом, разбил ему очки, обругал операционную сестру, повыдергивал иглы из вен, через которые вливали кровь. И еще снилось, будто с важными документами попал в плен к фашистам. Хотелось умереть, но не быть изменником. А когда Черкашин полностью пришел в себя, извинился перед хирургами и сестрой.
Как удивились все, когда через трое суток после ампутации у Павла Макаровича появился волчий аппетит. За один раз он мог съесть целую буханку хлеба, крепко посыпанного солью, и запить водой. Жажда была неутолимой. Няни и сестры беспокоились за последствия, но врачи в жидкости не ограничивали.
Павел стал набираться сил. Быстро восстановилось зрение, самостоятельно стал читать не только газеты, но и книги. Начал по ночам тренироваться - сползал с койки и без посторонней помощи забирался на нее обратно, выползал в коридор. Когда и это освоил, попросил санитара Гришу приобрести для него брезентовые брюки и рукавицы (роликовых колясок тогда еще не было). По ночам, чтобы никто не видел, ступенька за ступенькой, одолевал лестницу (лежал на втором этаже). Получил партийное задание читать послеоперационным, тяжело больным газеты. Появились другие заботы, и жизнь стала более полноценной. Самым страшным и, казалось, непреодолимым была необходимость в помощи других. Когда и этот трудный рубеж преодолел, Черкашин почувствовал себя на "седьмом небе", он как бы приобрел вторую жизнь.
Путь к выздоровлению у Черкашина длился два с половиной года.
* * *
Только в марте 1947 года Павел Макарович покинул госпитальную койку. Лечился в Ленинграде, Москве. Поехал в родной Донбасс. Там жили мать, три сестры, племянник. Отца уже не было в живых - он скончался от побоев полицаев в годы фашистской оккупации.
О том, что с ним случилось, более года не писал ни родным, ни школьным товарищам. Принял решение после выздоровления домой не возвращаться. Думал упрятать себя в доме инвалидов (не причинять боль родным и не вызывать сожаления у друзей). Правду открыл лишь любимой девушке, с которой до оккупации Донбасса и после его освобождения вел переписку. Посоветовал забыть его и найти себе достойного спутника жизни.
Девушка ответила: "Забыть не могу и не желаю. Приезжай. Каким бы ты ни был - я тебя жду". Этот ответ, пожалуй, и заставил изменить принятое решение. Потянуло в родные края. Дальше все стало на свое место.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
