Костяной гребень на секунду замер, потом двинулся снова — чуть медленней.
— Наверное, нет, — сказала она. — Наши никому не успели передать…
— А если бы успели? — спросил Влад. — Вот ты изгнанник. Ты едешь по степи, а навстречу тебе другое семейство. И оно знает, за что тебя оставили… Они от тебя убегают?
— Нет, — сказала Чага. — Они меня убивают.
— Почему? Ты же — Приручившая металл!
Чага обернулась.
— Ты не понимаешь, — сказала она. — Приручившие — это не те, что прикоснулись к металлу. Это те, кого металл слушается.
— Что?! — Влад выпрямился, едва не выронив рубило.
Чага повторила сказанное и снова повернулась к Седому. Несколько секунд Влад приходил в себя.
— А ты их хоть раз видела?
— Нет, — сказала Чага. — Они вообще-то кочуют. Они живут под землей. В предгорьях на юге.
— Так что же ты раньше молчала? — закричал Влад.
— Ты не спрашивал, — спокойно ответила она.
Влад бросил рубило, подошел, прихрамывая, к свернутой кошме, сел. Чага наблюдала за ним искоса. Влад сидел, уставив незрячие глаза в костер. Мир, в который он попал, прояснялся, становясь еще страшнее и непригляднее… Значит, до сих пор сидят в бункерах и нажимают на кнопочки… Сволочи, ах, сволочи!..
— Чага! А что про них еще говорят? Кто они? Откуда взялись?
Она опустила гребень, помолчала и с неохотой начала нараспев очередную легенду:
— Быстрый, светлый, разящий без промаха пролетал над степью и увидел троих мужчин с оружием в руках. Он разгневался и сказал: «Все мужчины, кроме вас троих, бросили оружие. Или вы надеетесь укрыться от меня в прямых ямах?» Мужчины ответили: «Мы не будем рыть прямые ямы, мы выроем извилистые и глубокие, и ты не сможешь поразить нас в них». И металлу стало весело. «Если я не смогу поразить вас (так он сказал!), то выполню все, что вы мне прикажете». Мужчины вырыли извилистые глубокие ямы, и металл ничего не смог им сделать. «Приказывайте, — сказал он в гневе, — по знайте: никто из вас уже не выйдет из этих ям, таких глубоких и таких извилистых. И лишь в последние дни мира я разрешу детям детей ваших выйти из-под земли и кочевать вместе с остальными…»
Чага умолкла. Влад был откровенно разочарован: легенда содержала гораздо меньше информации, чем он надеялся. Если их с Чагой принимают за этих выходцев из-под земли — стало быть, конец света ожидается со дня на день. Вот, пожалуй, и вся информация. Остальное — образы…
Влад поднялся, сморщившись от боли в коленке.
— Чага! — решительно сказал он. — А ты знаешь, как добраться до этих предгорий?
Чага медленно повернулась к нему, и Влад увидел, что лицо у нее бледное, как пепел.
— Там — смерть, — еле вымолвила опа.
— Здесь повсюду смерть, Чага, — ответил он, — Мне нужно с ними встретиться. С Приручившими металл.
— Зачем?
Подошел, прихрамывая, взял за плечи, твердо взглянул в глаза.
— Надо.
24
Что-то случилось с Чагой. С того самого дня, как повернули на юг, молчала целыми днями. Не возражала уже, если Влад доставал при ней блокнот, командовать перестала вообще. Правда, Влад давно не нуждался в понукании — отдыха себе не давал: рубил, копал, вычесывал. Сам ловил и умерщвлял сусликов, надеясь хоть этим поднять Чаге настроение… Бесполезно. Ни распоряжений, ни приступов бешенства, и петь в Степи перестала — ехала молча, опустив голову. Дошло до того, что одинокого всадника на равнине первым заметил Влад… Хотя, конечно, всадник увидел их раньше. А увидев, повернул тощего облезлого зверя и припустился наутек к огромным, как бамбук, тростникам.
— Чага, кто это?
Повернула голову, всмотрелась нехотя.
— Изгнанник…
— Изгнанник?.. А может, гонец?
— Нет… Гонца посылают налегке, а этот с поклажей. И зверь плохой — вот-вот упадет…
— А чего он так испугался? Нас же только двое!
— Думает, что остальные его ловить поехали…
Напрягая зрение, Влад вглядывался в далекую шевелящуюся стену тростников, за которой скрылся беглец.
— А если принять его в семейство?
— Зачем он тебе нужен? — равнодушно спросила Чага, — Его же, наверное, не зря оставили в степи…
«А тебя?» — чуть было не спросил Влад, но вовремя прикусил язык.
— А вот интересно… — сказал он через некоторое время. — Если металл убил всех, и в живых из семейства остался один человек… Поверят ему, что он не изгнанник?
— Не знаю, — сказала Чага. — Как повезет…
Огромный тоскливый страх навалился на нее с юга, и странно было сознавать, что не опасность приближается к пей, а она сама — впервые в жизни — движется навстречу опасности… Куда они идут?! И зачем?.. Чага украдкой покосилась на Влада. Как сильно он изменился!.. Спаленная солнцем кожа обтянула упрямые скулы, на лбу — подживающий след от кистеня, и глаза просветлели, стали совсем мужские — пристальные, беспощадные… Неужели он и вправду не боится?..
— Может, лучше переправиться на ту сторону? — спросил Влад.
Они спустились к речушке и вскоре добрались до песчаного брода, причем увидели его издали: на сотню шагов вдоль берега тростник был недавно сбрит низко пролетевшим металлом. До воды оставалось рукой подать, когда Чага резко повернула Рыжую и, ни слова ни говоря, поехала обратно.
— Что, Чага?
— Здесь не переправишься, — сказала она.
Влад спрыгнул на взвизгнувший сухой песок и подошел к воде. Светлое солнечное дно мерцало осколками, над которыми замедленно копошились четыре огромных серебряных паука, усыпанных пузырьками воздуха. Влад негромко присвистнул. Даже если в воде они кажутся больше, чем на самом деле, — какой же в них должен быть накоплен заряд! Веселая бы вышла переправа…
На тот берег они перебрались в другом и, нужно сказать, чертовски неудобном месте. Шли в прежнем порядке: впереди Чага на Рыжей и с навьюченным черно-коричневым зверем в поводу, замыкающим — Влад. Нового зверя Чага назвала Угольком, и он, что интересно, охотно на эту кличку отзывался. Впрочем, позже выяснилось, что всех зверей такой масти здесь зовут преимущественно Угольками…
— Чага, а что дальше бывает с металлом? Я имею в виду: с тем, который ползает…
Чага дремала, покачиваясь в седле.
— Вырастает, — сказала она. — Потом закапывается.
— А дальше?
— Закукливается и ждет. Долго ждет. Потом начинает роиться.
Влад толкнул Седого пятками и, поравнявшись с Чагой, заглянул ей в лицо.
