«Смирнову» Волгоград не понравился: скучный индустриальный город послевоенной постройки. Только на привокзальной площади виден фонтан сталинской стилистики «Детский хоровод». При ближайшем рассмотрении и тот оказался новоделом – старый фашисты разбомбили. Сам вокзал пытались взорвать шахиды, только кабардинец об этом узнал позже. А сейчас, сойдя с поезда, нашел телефон-автомат и набрал нужный номер. Ответа долго не было, но затем трубка зарычала «Пошел нахрен!» После ссылки на «Торгаша» абонент сменил тональность и велел ждать.
Переволновавшийся капитан, почти уже майор, наблюдал со стороны, как подъехавший черный «хаммер» заглотил агента. Оперативник прилетел раньше, но едва успел к приезду своего протеже: местный аэропорт, расположенный в низине, был по обыкновению закрыт туманом и долго не принимал самолеты. «Сталин или Берия, наверняка, расстреляли проектировщика, выбравшего столь неудачное место», – беззлобно пробубнил фээсбэшник. Закурил на ветру и побрел представляться новому начальству. Предстояло выбить место в общаге, семья пока осталась в Краснодаре. Потом придется устанавливать контакт с новыми коллегами. Как-то они примут новичка? Летел он через Москву, где прошел инструктаж: поддерживать ровные отношения, опираться на местные ресурсы, «Смирнова» не раскрывать, докладывать напрямую в Москву. Приказывать легко, выполнять приказы сложно.
«Стукачок» с ненавистью смотрел в монитор: досье на Красько не содержало компрометирующих моментов, которые можно было бы выгодно представить Руслану. Пришлось приложить немало сил, чтобы подключиться к деятельности группы, расследующей аварию в Селитрограде. Он давно понял, что оперативная работа – самая неблагодарная в Службе – общаешься с поддонками, а продать нечего. Другое дело – аналитика: сведения стекаются отовсюду и несложно найти кусок на продажу. Чем пахучее – тем аппетитнее. Соответственно и отгреб, сославшись на здоровье, в отдел экономической информации. Не раз в храме – а считал себя истовым прихожанином – благодарил Всевышнего, что наставил на смену должности.
Таких покупателей, как Руслан, у него образовалось пятеро. Что-то туда, что-то сюда, и навар набегал неплохой. По-крупному предатель не работал, крысятничал осторожно, предпочитая длительное сотрудничество с клиентами, которые и ему подбрасывали кое-какие оперданные. Тем и легендировал сохранение контакта с ними после перехода в аналитики. Начальство не возражало: граница между дозволенным и запретным давно превратилась в широкую серую зону. Слева посмотришь, смахивает на приватизацию служебного положения, справа – на современный стиль работы.
Устав ломать голову, решил предложить Руслану оптовую сделку: полное досье в обмен на сумму, не крупную, но достаточную для того, чтобы поменять двухлетнюю иномарку жены на новую, рестайлинговую. «Пусть сам выбирает нужные ему детали, – кумекал он. – Возникнут вопросы, нехай платит дополнительно». Набрал номер Руслана: «Алло. Интернет-магазин? Это клиент 1856. Хотел бы заказать кроссовки для горных прогулок, такие синие, что в «Спортмире» стоят 12.000 рублей. Есть в наличии 43 размер? Отлично. Доставка? Сегодня в 19.00 мне было бы удобно». Спортивные причиндалы сотрудник ФСБ любил, правда, на самом деле покупал их в «Спортмире». На еженедельном футболе с коллегами (всегда полезно посекретничать в неофициальной обстановке) щеголял обновками. Одно дело – легенда общения с бандитом, другое – зашифровка самих встреч.
Дагестанец не стал сбивать цену и принял досье охотно. Из устного рассказа подполковника его почему-то заинтересовали подробности семейной жизни Красько. Из этого собеседник сделал вывод: разборка предстоит серьезная и глубоко личная. «Скорее всего, теневым заказчиком является совладелец и конкурент Магомедов, – запоздало блеснул аналитическими способностями он и тут же пожалел, что запросил маловато за сведения. – В следующий раз выставлю счет побольше!» Но сегодня принял двенадцать тысяч «зеленых» и промолчал: «Пацан сказал – пацан сделал».
Служба внешней разведки понесла огромные потери во времена перестройки и затем. Перебежчики из оперсостава дополнялись валом предательства на политическом уровне, вплоть до высшего руководства страны. Пока противники свободно действовали в Москве, а российских разведчиков вязали по рукам и ногам, сложилась тревожная обстановка: старые источники потеряны, новые приобретать получалось плохо. И хотя ситуация стала выправляться, опытные кадры сошли со сцены и козырных агентов вербовать стало некому.
Фишман это знал, поскольку относился к самому молодому поколению. В Великую Отечественную войну его дед, еще мальчишкой, был разведчиком у брянских партизан. Затем хотел выучиться на офицера, но его, как «лицо, находившееся на оккупированной территории», не приняли в военное училище. Потом, когда в СССР еврейская фамилия превратилась в обузу, тот посоветовал своему сыну поменять её на русский вариант – Рыбаков. А внуку пришлось проделать обратный обмен, чтобы удобнее шпионить в США. Рекомендация начальства оказалась нелишней: удобно в общении с людьми, особенно, если имя «Владимир» сократить до «Влад».
Невысокого черноволосого парня – 25 лет от роду, стройного, с загадочным взором из-под длинных ресниц – прислали на стажировку в Вашингтон, чтобы определить, готов ли новичок для самостоятельной разведывательной работы. Если «да», то предполагалась длительная загранкомандировка в США. Ничего особенного от него пока не требовалось: освоить должность переводчика в международной организации, присмотреться к иностранным сотрудникам, приноровиться к укладу американской жизни. В посольстве ему появляться запретили, чтобы не засветился перед ФБР. К тому же правила зашифровки требовали не светиться и перед согражданами. Не то, чтобы им не доверяли, но ведь среди них мог найтись и болтун, и «крот». Гадкое чувство – осознавать, что кто угодно из товарищей может нанести удар в спину. А ведь карьера только-только заладилась.
В двух кварталах от офиса Фишман, в соответствии с традициями аборигенов, отстоял короткую очередь в кофейне «Старбакс» за стаканом-термосом с напитком. Мулаточка фломастером черкнула пару слов на салфетке и улыбнулась. Одарив её четвертаком чаевых, как и полагалось, русский пожалел, что дело происходит не в ресторане, где можно поболтать. Девчонка симпатичная, сексуальность глубинная, не напускная. Такие экземпляры его возбуждали. Что нередко случалось после двух месяцев без женщины – правила запрещали внебрачные половые контакты без санкции Центра.
Двигаясь по улице и прикладываясь к кофе, скосил глаза на написанную фразу «Don't waste napkins» («He выбрасывай салфетки»). Приятно озадаченный вошел в конторский билдинг, дождался лифта. В кабине осенило, развернул бумагу в надежде увидеть номер телефона девушки. Увидел рекламу: «After coffee gum» («Жвачка после кофе»). Уголок салфетки почему-то отрезан. Работа в тот день могла бы не родиться, заинтригованный парень ждал завтра. Ждал только хорошего, не сознаваясь себе, чего именно. Почему бы не помечтать, коли еще ничего не случилось. Шмякнувший на стол пачку документов разносчик вернул к действительности. «Блин, опять просит миллиарды делегат страны, чье название и местоположение неизвестно большинству жителей планеты».
Мулаточка с беджиком «Паола» продолжала, как автомат, обслуживать посетителей. В уме прикидывала: «Вчера почта принесла фото парня и пятьдесят баксов, а обычно, чтобы получить такую сумму в качестве чаевых, приходится улыбаться придуркам два-три дня. Черкнула ему записку, как было велено, и все дела. ЦРУ платит неплохие деньги».
Глава 15
News
И кто придумал, что деревянный дом горит как свеча? Тихо и медленно? Ерунда! Пылает весело, жарко, с треском и пугающе быстро. Особенно зимой, когда сухо – внутри от отопления, снаружи от морозов. Обычно полностью сгорает минут за тридцать. Человек внутри погибает быстрее – удушье, болевой шок от ожогов или что-то на голову рухнуло. Среднее время прибытия пожарных в Подмосковье также полчаса. В Лапино они добрались быстрее, даже успели развернуть шланги и подключиться к водопроводу. Тушить уже нечего, бойцы поливали пепелище и воспламенившийся забор, чтобы огонь не перекинулся дальше и чтобы произвести благоприятное впечатление на зевак. Те деловито снимали происходящее на мобильники: знакомым отправить или в сеть выложить.
Такие поселки риэлторы называют элитными, только откуда в стране столь многочисленная элита? Да и вряд ли к ней можно отнести пожилую погорелицу, напуганную и заплаканную. Её заботливо укрывала пледом соседка-старушка – такая же родственница богатого или влиятельного человека. Он, как и большинство взрослых обитателей поселка, в тот полдень решал насущные вопросы где-то столице. Столпившиеся чесали языками по поводу пожара, внесшего разнообразие в скучную повседневную жизнь. Проскальзывал оттенок затаенной радости – несчастье обошло их стороной. Подъехал полицейский «уазик».
