Я немедленно отправился в партийный комитет района и с наглостью молодого гусара прорвался в кабинет к секретарю коммунистической партии.
– Дело в том, что я из Москвы, – многозначительно сказал я секретарю райкома. – Сопровождаю на отдыхе дочь Гришина и племянницу Пономарева. Надо бы организовать их отдых. Вы, надеюсь, ничего не имеете против?
Секретарь среагировал мгновенно и профессионально.
– Давайте составим программу, – сказал он и взял лист бумаги. – Посещение форелевого хозяйства с обедом. Посещение дачи Сталина на озере Рица. Концерт органной музыки. Экскурсия в Новоафонскую пещеру – естественно, без посторонних, в сопровождении директора… Да, еще не забыть бы посещение дома колхозника…
– А это зачем? – спросил я по наивности.
– Мы всех больших гостей туда водим, не волнуйтесь.
Я встретился с мужем Пономаревой и предложил эту программу. Реакция Ольги Гришиной была скептической, но скука победила этикет, и она соблаговолила согласиться.
На следующий день огромная правительственная «Чайка» привезла нас любоваться форелевым хозяйством. Вокруг не было ни одной живой души, только рыбы.
Все могло бы провалиться с самого начала. Мы въехали на территорию хозяйства и оказались совершенно одни. Администрация района задержалась в пути. Еще несколько минут, и Гришина могла бы вспылить. Положение спасли мои познания из жизни рыб. Я стал рассказывать о форели, форелевых рыбах мира, о нагульных прудах и о том, что в отличие от черной икры, для добычи которой рыбу убивают, красную икру можно получать доением рыбы, как коровы.
Через пятнадцать минут в ворота въехали две черные «Волги». Появились мой знакомый партийный секретарь, начальник районного КГБ, заведующий отделом райкома и директор хозяйства. Началась новая экскурсия, которую проводил директор. Потом все закончилось свежей жареной рыбой, которую нам тут же приготовили, и мы обедали в беседке, нависшей над горной рекой.
Дальше – больше. Эти поездки казались мне тогда чем-то фантастическим, а точнее, по-настоящему коммунистическим, так как они были абсолютно бесплатными и соответствовали любым, самым серьезным человеческим потребностям и капризам Гришиной.
Ей же иногда вдруг все надоедало. Тогда приходилось сворачивать программу из-за неожиданной головной боли княгини, не доедать обеды и срочно возвращаться домой. Разумеется, со мной расставались перед воротами дачи, куда я так ни разу и не попал.
Особым событием, как было обещано, явилось посещение показательного дома колхозника. Окруженный виноградным садом и мандариновыми деревьями, дом был, мягко говоря, не совсем обычный для колхозника: огромный, красивый…
Колхозная семья дня два готовилась к приему гостей: были зарезаны всевозможные домашние животные и птицы – от теленка и поросенка до индейки, кур и перепелок. Накрытый стол ломился от яств и вина.
За стол сели Гришина и Пономарева с мужьями, а также я, партийный секретарь и начальник КГБ района. Самих хозяев дома в комнату, где был накрыт стол, разумеется, не пустили. Только женщины в национальных одеждах периодически входили туда, чтобы поменять тарелки и внести новые блюда.
Они появлялись довольно часто, и попробовать все мы были просто не в состоянии. Я думаю, что после нашего отъезда Деревня питалась остатками этого обеда еще неделю.
Запомнилось мне особенно одно блюдо. Это был зарезанный за час до подачи на стол молодой козленок, сваренный в бульоне с травами, сервированный изысканными кавказскими овощами и приправами, с домашним красным вином.
Поднимались тосты, один из которых, особенно забавный, был произнесен в мою честь начальником КГБ района. Конечно, он навел обо мне справки – но, видно, не получив из своих центральных органов никакой убедительной информации, так и не понял, как же я сопровождаю таких гостей и в каком я звании. Тогда он пришел к выводу, что я совершенно засекречен, и зауважал меня персонально.
Он шепотом спросил у моего приятеля: – Кем работает Артем Михайлович? – и потом произнес тост: – Хочу выпить за уважаемого Артема Михайловича, благодаря которому мы можем принимать таких гостей! Мы надеемся и в будущем на то, что к нам будут приезжать вместе с Артемом Михайловичем разные уважаемые люди! Мы всегда рады гостям! Я хочу выпить за здоровье Артема Михайловича, который такой молодой, но уже не просто инженер, а ведущий инженер!
Из уст начальника КГБ последние слова прозвучали так, будто он присвоил мне звание не меньше полковника КГБ, в чем он сам, конечно, не сомневался.
Разговоры с Гришиной во время этих встреч ставили меня в неловкое положение и заставляли о многом задуматься.
– Мы наконец получили новый холодильник, – сказала мне как-то Гришина. – И пришлось ждать его целую неделю.
– Наверное, финский, «Розенлев», – вставил я, желая блеснуть осведомленностью о самых модных тогда покупках.
– Нет, холодильник марки «Филипс», спецзаказ, прямо с фирмы, – сказала Ольга. – Мы собираем всю кухню только этой марки: мебель, кухонный телевизор, видеомагнитофон, печки всякие… Иногда это обходится так дорого. К примеру, за холодильник мы заплатили три тысячи!
– Рублей? – поинтересовался я с ужасом.
– Долларов, конечно, – ответила Гришина.
Что такое доллары, я вообще не знал. Слышал, что так называлась враждебная нам капиталистическая валюта, за которую сажали в тюрьму.
В другой раз я, набравшись наглости, попросил Гришину помочь мне купить в их специальном, как мне казалось, закрытом для общей публики магазине такой же костюм, который был на ее муже.
Ответ оказался неожиданным и очень поучительным.
– Знаете, Артем, – сказала Гришина, – я уже лет двадцать не была ни в одном магазине в Союзе. У нас есть специальная трехсотая секция на Кутузовском проспекте. Там нам дают разные западные каталоги. Я их листаю и, если что-нибудь понравится, просто подчеркиваю. А через несколько дней мне все это приносят…
Я понял, что мы с Гришиной живем на разных планетах и больше мне не стоит задавать таких вопросов.
Самым главным результатом встречи в Пицунде было то, что я приобрел блат. Конечно, не в виде знакомства с самой Гришиной – она с тех пор не общалась со мной ни разу даже по телефону, и больше я никогда ее не видел.
Блат мне достался в лице партийного секретаря Пицунды. С тех пор я много лет пользовался возможностью просто позвонить ему и пристроить множество своих друзей с семьями на отдых в летние месяцы, когда путевки нельзя было купить ни за какие деньги. Мой блат действовал безотказно, поскольку я был в его глазах молодым, но уже ведущим инженером.
История карьеры самой Гришиной была также показательной. Она в двадцать восемь лет защитила докторскую диссертацию, ее работа получила сразу же премию Ленинского комсомола, а сама Гришина – должность заведующей кафедрой английского языка филологического факультета МГУ.
По ходу дела Ольга несколько раз выходила замуж, разводилась и родила троих детей – все это в небольших перерывах между научной деятельностью. Ее третий муж, Александров, будучи до брака мелким сотрудником Министерства иностранных дел, тут же стал начальником отдела МИДа и был направлен в Англию вторым секретарем посольства.
Гришиной пришлось на время освободить место завкафедрой. Чтобы она смогла вновь его занять по возвращении из Англии, на должность была возвращена пожилая профессорша, занимавшая это место раньше. Так сохранялось блатное место…
Да, а муж Пономаревой по возвращении в Москву сделал единственный звонок директору одного химического предприятия – и я был тут же назначен на должность заведующего отделом!
* * *
Должность заведующего отделом позволила мне в тридцать лет сделать карьеру. Я через два года успешно защитил кандидатскую диссертацию и начал получать очень приличную по тем временам заработную плату.
Я продолжал дружить с мужем Пономаревой, который сам делал карьеру и вскоре стал работать начальником управления Госплана СССР.
Моему дальнейшему продвижению сильно мешал тот факт, что я не был членом коммунистической партии. Работая в научном химическом институте, я стоял в очереди на прием в коммунистическую партию, но был в этой очереди за No 92. А за год по разнарядке принимали не больше пяти человек!
Однако в 1985 году мне удалось достичь в советской системе довольно высокой номенклатурной должности, выше которой, наверное, вообще нельзя было подняться нечлену КПСС. Меня друзья по блату рекомендовали на должность главного инженера Управления капитального строительства Моссовета. Должность позволяла получать обкомовские продуктовые пайки, покупать товары в магазинах, еще не открытых для публики, прямо в день их сдачи госкомиссии, и иметь реальный шанс получить бесплатно шикарную квартиру в центре Москвы.
