Серое, хмурое утро медленно превратилось в такой же хмурый и пасмурный день. Тяжелые свинцовые тучи, нависающие над оврагом, недвусмысленно намекали о том, что нужно поторопиться со строительством шалаша. Нам нужна была хотя бы какая-нибудь крыша над головой.
Еще я должна была защитить огонь. Я видела каких огромных усилий он стоил Борису. Нельзя было допустить, чтобы костер потух. Иначе ему придется снова использовать магию, а он еще после первого раза не пришел в себя.
Когда я думала о том, чтобы сделать шалаш вокруг Бориса, мне это казалось довольно простым делом. Всего-то и нужно было вкопать несколько жердей в землю, а потом накрыть досками внахлест, чтобы внутрь не попадала вода.
Но никто не приготовил для меня жерди. И хотя рядом с пещерой было достаточно ровных молодых деревьев с тонкими стволами, «отрубить» их столовым ножом мне не удалось, слишком неглубокие метки он оставлял на крепкой древесине. Такими темпами у меня на одну жердь ушло бы несколько дней. Нужен был топор. Я помнила, что видела его раньше в нашем рындване, но вчера, когда я разбирала развалины, топор мне не попадался.
Кое-как, облазив всю округу, я нашла на опушке проходящей по самому краю оврага несколько поваленных, но еще не сгнивших, деревьев. Я смогла их доломать и дотащить до места строительства. О том, какая нежить их свалила, я старалась не думать. Иначе хотелось вжать голову в плечи, забиться в какой-нибудь темный уголок и затаить дыхание, чтобы Она меня не услышала.
К реке я сегодня так и не пошла. Рыбы у меня было достаточно. На обед из слегка подсохшего рогоза я попробовала приготовить подобие то ли овощного рагу, то ли каши. Порезала корешки на очень мелкие кусочки и сварила в кастрюле. Соль я так и не нашла, и получившееся крахмальное месиво пришлось есть так. На вкус оно оказалось так же отвратительно, как на вид. И даже жареная рыба, которую я жевала вприкуску, не спасла ситуацию. Вот если б мне удалось найти соль... Но сегодня мне было не до нее...
Копать ямки тоже пришлось тем же столовым ножом. Лопаты у меня не было. Хотя земля на склоне была такой твердой и каменистой, что больше подошла бы кирка, а не лопата. Очень быстро я поняла, что шесть ямок, которые мне нужны были по плану, я буду копать до морковкиного заговенья. Надо было срочно что-то придумать: либо найти кирку, либо пересмотреть проект шалаша.
Я выбрала второе. Небо надо мной становилось все ниже и темнее. Повезет, если дождь пойдет только к вечеру. Надо было поторопиться со строительством, ведь мне нужно было еще набрать дров на всю ночь.
Поэтому я пошла самым простым путем. Расчистила приствольный круг нашего дерева от камней, обломков веток и остатков прошлогоднего бурьяна. Наломала побольше мелких прутьев, чтобы приподнять над землей нашу «постель». Сверху накидала сухой травы, чтобы было помягче лежать.
Теперь нужно было сделать самое сложное — перенести Бориса. Он все так же был без сознания. Я присела рядом... Погладила кончиками пальцев по лицу, отметив, что мои руки за такое короткое время покрылись множеством царапин, синяков и ссадин. Неровно обломанные ногти, вырванные заусенцы, кровоточащие мозоли на ладонях... Может быть хорошо, что Борис все еще не в себе и не видит, в кого я превратилась за эти несколько дней. Мои волосы стали жирными и спутанными, они давно забыли про мыло и расческу. Кожа головы жутко чесалась. Иногда мне даже казалось, что там поселились насекомые, и тогда зуд становился просто нестерпимым. А о том, как выглядит мое лицо, я даже думать не могла. Даже, наверное, хорошо, что у меня не было зеркала.
Слезы снова полились сами. Я вытерла их тыльной стороной ладони, шмыгнула носом.
- Пузик, - прошептала, подзывая псица, который все это время вертелся под ногами и жалобно скулил, чувствуя мое настроение, - давай попробуем положить Бориса под дерево...
До импровизированной постели было всего пару шагов. Я попробовала катить Бориса, но быстро отказалась от этой идеи. Он был слишком большим и тяжелым. А еще нога... когда я попробовала его перевернуть, он застонал, так и не приходя в себя.
Тогда я подхватила его под мышки и медленно, вкладывая всю себя без остатка и чувствуя, как в безумном напряжении почти рвутся мышцы живота, буквально по несколько сантиметров за один шаг, потащила его к дереву. Это оказалось совсем не легче. Вес Бориса ничуть не изменился. Но зато он не стонал... хотя, возможно, это было вовсе не потому, что так ему было не больно.
Взгромоздить тело на кучу веток оказалось еще сложнее. Прутья расползались в стороны, приходилось каждый раз подкладывать их под Бориса заново, слегка приподнимая его. Когда, наконец закончила, свалились без сил. Ноги гудели, низ живота неприятно болел, а руки, казались, вытянулись до самой земли. Я хватала ртом воздух, чтобы отдышаться. Но никак не могла насытить тело достаточным количеством кислорода...
Не знаю, сколько бы я приходила в себя, но в этот момент мне на лицо упали первые капли дождя, заставляя вскочить на ноги, забыв про боль и усталость.
Мой план в этот раз был примитивен и прост. Я прислонила доски к дереву, закрывая Бориса от дождя. Да, он оказался лежать в узкой щели между землей и доской, и я никак не могла к нему подобраться изнутри. Чтобы накормить или напоить больного надо было выйти и убрать доску, напротив головы. Но разве у меня был выбор?
Чтобы сберечь огонь, я собрала все угли и сложила их в кастрюлю, которую сунула в ноги Борису. Там они они не промокнут, и к тому же немного согреют.
Мне места в шалаше не хватило. Я запалила корягу, которую принесла ночью. Прислонилась к дереву, обняла псица, закрыла глаза и мгновенно провалилась в сон, не обращая внимания на моросящий дождь, который медленно пропитывал одежду.
За этот день я вымоталась так сильно, что даже забыла про ужин.
Глава 13
Теплое утреннее солнце мягко согревало мою щеку. Я открыла глаза. Прямо перед лицом росли тонкие светло-зеленые травинки, сквозь которые проглядывала черная земля, густо посыпанной мелким растительным мусором, лежал холодный серый камень и суетливо бежали по своим делам мелкие букашки.
Я подняла тяжелую, будто набитую кирпичами голову и огляделась. Да, уж... До чего дожила, мелькнула в голове унылая, тусклая мысль, сплю под деревом,прямо на земле, как какой-то зверь... И мне так стало жаль себя, что слезы сами собой хлынули из глаз, и я тихонько заскулила, оплакивая свое неудачное попаданство. Этим утром мне хотелось домой как никогда сильно. И зачем я только пошла гулять по этому проклятому поместью?!
Теперь вместо того, чтобы жить вместе с человеком, которого я любила, я лежу на земле в компании с полумертвым темным князем! И даже не могу бросить его и уйти, потому что тогда совесть будет мучить меня ничуть не меньше, чем сейчас сожаление о покинутом мире. А может даже и больше. Ведь там я ничего не могла сделать, а принять решение бросить раненного на съедение нежити я должна была сама.
Полусонный Пузик услышал мой плач, подполз на брюхе к лицу и начал слизывать слезы. Его маленький, но очень шершавый язычок, царапал кожу, как наждачная бумага, и причинял неприятную боль. Но от этого почему-то стало немного легче. Я обняла псица, уткнулась в его жесткую шерстку и заревела от жалости к себе еще сильнее.
Бедная я, бедная! Несчастная! Причитала я полушепотом, а псиц тихо подвывал мне в ухо, сочувствуя и сопереживая. И никому я не нужна! Кроме этой маленькой нежити, заставил поправиться внутренний голос. Все меня бросили! Кроме Пузика! Все обо мне забыли! Борис там, дома, совсем забыл про нас и обнимает мерзкую ведьму, затащившую меня сюда. А ведь это она должна лежать сейчас под деревом на голой земле и рыдать, оплакивая несправедливую жизнь, а не я! Это ее судьба, а не моя!
Ревела я долго. Как будто бы вся накопленная боль и тоска от неожиданного поворота судьбы пожелала выплеснуться одновременно. И только когда сил плакать не осталось, я начала успокаиваться. Тело мелко дрожало то ли от усталости, то ли от нервов, хотя скорее всего от того и другого вместе. А я вдруг стала замечать, что под бедром лежит камень и впивается острыми гранями, как будто бы штанов на мне и вовсе нет. Рука, которую я положила под голову, затекла так сильно, что пальцы кажутся совсем чужими и не сгибаются. От меха Пузика, размокшего от моих слез, очень сильно и резко воняет псиной. А желудок сжали спазмы голода. Надо было вставать и готовить себе завтрак. Или не вставать и остаться лежать, призывая смерть на свою голову.
