Антон мысленно чертыхнулся, но достал красную корочку.
— Да, конечно, вот моё удостоверение, я частный детектив и хотел бы поговорить с господином Товкаленко. Не подскажите где его найти?
Анастасия Филипповна залилась неожиданно звонким смехом:
— Ой, не могу, держите меня семеро! Это Товкаленко господин? Эта пьянь и рвань?! Ну а я тогда — английская королева!
Антон стоял то, бледнея, то краснея от раздражения в ожидании более вразумительного ответа, а когда его не последовало настойчиво повторил вопрос.
— Да откуда же я знаю, где этого наркомана носит? Он здесь, слава богу, уже месяца два не появлялся! Надеюсь, и дальше не появится! Весьма неприятный тип! А почему вы его ищите? Вас мамаша его наняла?
— Какая мамаша? — не понял детектив.
— Не она? Кто тогда?
— Подождите, Анастасия Филипповна, вы разве никогда не смотрели сериалы про детективов?
— Смотрела и что? — насторожилась женщина.
— Тогда вы должны знать, что задавать вопросы — это наша привилегия. Позвольте отнять ещё немного вашего времени.
Антон послал тучной даме одну из своих самых очаровательных улыбок, но она её стойко проигнорировала.
— Зачем это?
— Надеюсь, с вашей помощью разобраться в одной очень запутанной истории. Просто расскажите мне о Товкаленко всё что знаете.
Ещё одна ослепительная улыбка и снова мимо. Анастасия Филипповна нахмурилась и направилась к своему белью, проворчав:
— У меня на болтовню времени нет, уж, извините! Вон, вещи надо развесить, ужин приготовить, квартиру убрать. У меня, знаете ли, домработницы нет, помогать некому!
Антон опередил её и не спеша, достал новенький, пахнущий кожей туго-набитый бумажник.
— Вы меня не поняли. Я говорил о взаимопомощи: вы поможете мне, а я оплачу вам, скажем, ужин в кафе и можете сегодня не готовить.
Женщина подозрительно посмотрела на бумажник.
— Ужин в кафе стоит дорого, а у меня в семье пять человек!
— Не вопрос, особенно если вы поможете мне осмотреть комнату Виктора Петровича.
Анастасия Филипповна явно колебалась. Не сводя глаз с бумажника, она нервно облизнула пересохшие от волнения губы, и почему-то перейдя на шёпот, сказала:
— Ну, не знаю. Запасные ключи есть у Зои Семёновны, она у нас вместо коменданта, вот только вряд ли не отдаст их без повода. Даже, не знаю, что ей сказать.
Холмс медленно отсчитал несколько купюр и протянул терзаемой сомнениями даме.
— Вы ведь умная женщина, это сразу видно. Полагаю, найдёте нужные слова.
Анастасия Филипповна, воровато оглядевшись по сторонам, схватила деньги и, отвернувшись, быстро разместила их под платьем на своей пышной груди.
— Хорошо, я скажу ей, что звонила мать этого дебила, пардон, господина и просила принести какую-нибудь вещицу из квартиры.
— Отличная идея! А она здесь раньше жила?
— Да, это же её квартира.
— Тогда где она сейчас?
— Понятия не имею! Года два назад она устроилась домработницей к каким-то богачам, а потом, когда от сына совсем житья не стало, она к ним совсем перебралась. Устроилась, так сказать, с проживанием.
— Давно?
— Месяцев восемь назад.
— А сын?
— К сожалению, остался. Днём пьяный и обкуренный в хлам тут, в коридоре валялся, а по ночам с дружками в квартире кутил. Да так, что несколько раз милицию вызывали. Теперь, слава богу, исчез, так мы тут все не нарадуемся! Подождите здесь, я сейчас.
Женщина, предварительно постучав, скрылась за одной из дверей и буквально через минуту вернулась, торжествующе помахивая ключом.
Холмс облегчённо вздохнул — возможно, время и деньги потрачены всё же не напрасно. Увы, эта надежда разбилась о серые обшарпанные стены пустой клетушки-комнатушки. По-другому эти двадцать квадратов назвать язык не поворачивался. Из мебели здесь присутствовали лишь потрепанная раскладушка да старый трельяж. Стёкло в единственном окне было разбито. На грязном, покрытом толстым слоем пыли, полу валялись промасленные газеты, окурки и пустые бутылки. А на стене, из последних сил цепляясь за единственную ржавую кнопку, висел календарь двухлетней давности с изображением певицы Ирмы. Вот и весь интерьер — никаких зацепок, записок, адресов и паролей.
Антон тяжело вздохнул. Он, конечно, не ожидал, что найдёт здесь телефон Товкаленко, сохранивший текст отправленных эсэмэсок, тем более что, судя по рассказам женщины, тот был просто не в состоянии их набирать, но и на полный тупик тоже не рассчитывал.
— И это всё? — разочарованно спросил детектив.
— Ну да, а вы чего хотели? Он же всё, что только можно было сразу пропил!
— А телефон у него есть? — ещё один глупый вопрос.
Женщина пожала плечами.
— Когда я Витьку видела в последний раз — был, а теперь уже пропил, наверное. Только номер я не знаю, он разве что у его матери есть, кому ещё этот забулдыга нужен?
— А где искать мать вы тоже не знаете?
— Нет.
— А кто знает? У неё были здесь подруги, приятели?
— Была подруга — Верка из 5 квартиры, но она умерла ещё в прошлом году. А так с ней мало кто общался. Витьку боялись, он и трезвый дурной, а пьяный так вообще зверь зверем!
— Понятно.
Антон ещё раз внимательно осмотрел помещение и неторопливо вышел в коридор.
— А что с ним случилось, с Витькой-то? Он хоть жив? — без каких либо признаков тревоги, скорее просто из любопытства спросила женщина.
— Не знаю, — честно признался детектив, — я надеялся получить от него кое-какую информацию, но не вышло. Кстати, вот моя визитка, если он вдруг появится, сообщите мне, пожалуйста.
— Хорошо, сообщу.
— Чтож, до свидания и спасибо за помощь, Анастасия Филипповна. Кстати, имя у вас красивое — литературное, знаете, у Достоевского была такая героиня.
Анастасия Филипповна горько усмехнулась.
— Конечно, знаю. Думаете, если я в такой дыре живу «Идиота» не читала? Я, между прочим, в МГУ училась, журналисткой мечтала стать, а потом ушла на втором курсе в академический отпуск, по семейным обстоятельствам, да так больше и не вышла — не судьба!
Тяжело вздохнув, женщина взяла таз с бельём и скрылась в своих двадцати квадратах.
Антон проводил её задумчивым взглядом, чувствуя, как в душе зреет и поднимается росток тягучей тёмной жалости. Усилием воли детектив поспешил его раздавить, вспомнив одно из напутствий отца: «никогда никого не жалей, сынок, это оскорбляет и унижает! Запомни, люди способны простить друг другу многое, но только не жалость!»
Игорь Шинский нервно расхаживал по комнате, нетерпеливо поглядывая на часы. Он не любил ждать. Не любил и не умел, а уж когда предстоящее событие не обещало ничего кроме проблем, как сейчас, ожидание становилось просто невыносимым!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
