Задев Никиту локтем, в обеденный зал проследовал великий князь Петр Федорович, фигура его в узком партикулярном платье казалась совсем мальчишеской. Он сдвинул на затылок шляпу, удлинявшую овальное, хрупкое, порченное оспой личико, и захохотал неприятно, словно зная, какой у него хриплый, неблагозвучный смех — пусть слушают черти-придворные и кланяются. В наступившей тишине резко прозвучал цокот его подбитых подковками каблуков и шпор.
Перед великим князем расступились, и только одна старуха, словно сбившись с такта, хромая, торопилась освободить наследнику дорогу и быстро, словно улепетывая, прошла по этому коридору. Неожиданно для всех, а может быть, и для себя, Петр быстро пошел за старухой, копируя ее хромоту и нелепые ужимки, возникшие от излишней поспешности.
Это было неприлично и очень смешно. В великом князе явно пропадал великий актер. Публика разразилась хохотом, а бедная старуха заметалась туда-сюда, желая скрыться, спрятаться. Сцена была комичной и жестокой, и Никита невольно отвернулся.
— Не оглядывайтесь, князь, — раздался у него над ухом сдавленный, словно после быстрого бега, шепот, — и не пытайтесь говорить со мной. Это опасно.
Екатерина задержалась подле него, поправляя привязанный к поясу колчан со стрелами. Никита застыл, как соляной столб. Вспомнила… Узнала… Но откуда это непонятное слово — «опасно»? Что может грозить владычице в ее чертогах? Именно такими словами он и подумал, и улыбнулся криво своей высокопарности. Стоящая рядом Софья с испугом смотрела на Никиту. Она не разобрала слов, брошенных великой княгиней, но увидела, как вжалась вдруг его голова в плечи, как застыл взгляд. Вся сцена была короткой, как вздох.
— Я дам о себе знать. — И Екатерина быстро пошла вслед за мужем.
Никита вдруг обмяк, Софья схватила его за руку, но ничего не успела спросить, к ним подошел Белов.
— Я вас насилу отыскал. Как веселитесь? Софья, да какая вы хорошенькая! А ты что насупился? — Он проследил за взглядом Никиты, провожающим великокняжескую чету, и вспомнил недавнюю сцену. — Ах, это… — Саша перешел на шепот. — Привыкай… Великий князь ребенок, ему надобно прощать все проделки и шалости. Не обращай внимания. Пошли со мной, я вам чудо покажу, — обратился он уже к Софье.
— Какое чудо? — Софья понемногу приходила в себя.
— А вот увидите! Я такой токай по два рубля за бутылку покупал, право слово. А здесь он рекой льется!
Чудом оказался обеденный стол, неведомо как появившийся в углу танцевальной залы. На столе без всяких официантов, а только нажатием рычажка, появлялись сами собой вина и роскошные яства. Приглашенные не хотели стоять в очереди, толкались, смеялись. Саша был в первых рядах и через головы протягивал Софье и Никите бокалы с вином и закуски.
Вино было холодным, игристым. Выпили одну бутылку, Саша принес еще три. Софью несколько удивило отсутствие Анастасии, она спросила об этом Сашу, но тот словно не слышал, хохотал и буквально вливал в себя вино. Никита следовал его примеру, и вот он уже тоже хохочет, потом вдруг начал оправдываться перед Софьей, он-де негодяй, так надолго бросил ее одну, уж в следующем танце он будет ее партнером, только бы не осрамиться, потому что танцор он никудышный, прямо скажем, совсем танцевать не умеет.
Софья только улыбалась устало, пила вино маленькими глотками и облизывала сухие губы. Бедный ее Алешенька, торчит где-нибудь в гостинице с мокрыми простынями, клопами и еще какой-нибудь гадостью и не слышит этой дивной музыки, и не пьет золотой токай.
Меж тем танцы возобновились с новой силой. Отужинав, государыня кинулась в кадриль с такой отчаянной веселостью, что заразила всех. Никита старался попадать ногами в такт, но ему это не всегда удавалось. Ну и пусть, черт побери, зато ему весело, весело! А вот здесь надо поторопиться, а то он Софью вообще потеряет в хороводе этих прыгающих, хохочущих, машущих руками.
— Все, Никита, пора домой. — Софья с трудом добралась до стены. — Устала, дети одни, — приговаривала она, задыхаясь.
— Сейчас Сашка оттанцует… — Никита тоже тяжело дышал. — Он с тобой постоит… а я подгоню к подъезду карету. Не спорь. Гаврила должен был прислать… Сашка, иди сюда!
Отыскать карету среди множества экипажей было нелегко, но еще труднее было разбудить кучера. Лукьян спал беспробудным сном. Пока он его будил, пока втолковывал, куда подогнать карету, прошло минут десять, не меньше. Как только доехали до подъезда, Лукьян опять захрапел, угрожая свалиться с козел.
— А, шут с тобой! — махнул рукой Никита. — Сломаешь шею, будет одним бестолковым кучером меньше…
Софья и Саша нашлись там же, у колонны, но прежде чем пойти к выходу, Саша настоял на том, что Софье совершенно необходимо показать подъемное устройство. Никита согласился было да очень забавно, но тут же стал отговаривать друга от этой затеи. У диковинного дивана очень много народу, прежде чем на нем подняться — все ноги отстоишь, а Софья и так чуть жива. Но Саша не унимался — это же главный сюрприз бала. Машину совсем недавно прислали из Мюнхена. Государыня не нарадуется этому подъемнику, а фрейлины, негодницы этакие, назначают на диване свидания. Заслышали шорох, нажали рычаг, и вот они уже на втором этаже. И никто их не видит!
За разговорами спустились на первый этаж, прошли в комнату. Против ожидания в помещении для иностранной игрушки было пусто и холодно, видно, публика уже удовлетворила свое любопытство. Стеганый диван был на втором этаже, его надобно было спустить. Свечи в шандалах почти догорели, в комнате был полумрак, и Саша долго искал нужный рычажок. Наконец нашел.
Подъемник бесшумно спустил диван, на нем спал человек в бордовом камзоле. Он сидел в очень неудобной позе: голова закинута назад, светлый парик слегка обнажил голову с темными, коротко стриженными волосами.
— Набрался, приятель, — сказал Саша, подходя к дивану. — И давно тебя так катают, вверх-вниз? Никита, отнесем его на кушетку. — Он дотронулся до плеча мужчины и вдруг крикнул резко: — Свечу!
Мужчина в бордовом камзоле не спал, он был мертв. Из пышного кружевного жабо торчала рукоятка кинжала. Жабо оставалось белоснежным, только диван и камзол были липкими от крови.
Никита поднял свечу. Рассеченная шрамом бровь выражала крайнее недоумение.
— Кто ж тебя так, Ханс Леонард? — прошептал Никита.
— Ты был с ним знаком?
— Нет.
Только тут Саша увидел блестящие, расширенные от ужаса глаза Софьи. Она боялась приблизиться, боялась задать лишний вопрос и только всхлипывала, машинально покусывая костяшки пальцев.
