И он продолжал идти все дальше и дальше. Коридор, которым он шел, становился все уже. Высокие стены сдвигались над его головой, и темнота становилась все гуще. Никаких звуков, только монотонный шум потока, обдававшего своей пеной скалистые стены. Ни шепота деревьев или кустарников, ни пения птиц, ни чмоканья белок. Все спало здесь мертвым сном. Только временами Род слышал, как проносился там, в вышине, порыв ветра, но дуновение его не долетало сюда, в бездну. Снег заглушал шум даже его собственных шагов. Лыжи он прицепил на спину.
Вдруг он вздрогнул. Град мелких камней посыпался к его ногам с таким шумом, что среди этой тишины казался грохотом падающей лавины, и порыв ветра ударил ему в лицо. Он остановился, повел плечами. Но то была только большая сова, которую Род потревожил в ее дыре.
Родерик продолжал свой путь по течению потока. На каждом шагу он останавливался, поднимал целыми пригоршнями камни и гальки, беря их из русла потока или с его берега. С сильно бьющимся сердцем он рассматривал их, когда позволял ему луч света, пробивавшийся сверху. Иногда ему казалось, что камень играет и другим светом, и тогда трепет охватывал его… Но Род ничего не находил. И тем не менее ничто не могло омрачить его веры. Наоборот, его уверенность росла и крепла. Золото таилось где-то здесь, непременно здесь!
Что-то неуловимое, неведомое, таинственное, носившееся в воздухе, влекло его за собой. Его поступь стала легкой, воздушной, как будто он опасался шумом шагов разбудить своего заклятого врага, и вдруг он увидел его перед собой: это было живое существо; оно не слышало его шагов и потому казалось бесстрашным зверем. Но это была только лисица. Не успело животное заметить его присутствие, как он прицелился и выстрелил.
Эхо повторило выстрел много раз, и он, как гром, пронесся над бездной. Раскаты его грохотали в жутком мраке, отскакивали от одной стены, ударялись в другую и вновь повторялись, все более и более затихая. Это было так страшно, что Род два раза вздрогнул и стоял, как прикованный к месту, пока не заглох вдали последний отзвук раскатов. Только тогда он подошел к лисице, замертво упавшей на снег.
И вдруг глухая бездна огласилась человеческим криком радости:
– Серебристая лисица!
В течение нескольких минут Род любовался своей добычей. Судя по тому, что рассказывали ему Ваби и Мукоки, шелковистый мех одного этого зверька стоил больше, чем все шкуры, собранные уже в их хижине.
Очарованный несомненным величием этого места, Род забыл бег часов. Он отмахивал милю за милей. Только раз остановился, чтобы утолить свою жажду. И, когда посмотрел на часы, с удивлением заметил, что было уже три часа дня.
Сейчас нельзя было и помышлять о возвращении домой. Через час спустится ночь и соединит свою темноту с мраком ложбины. На ближайшем удобном месте Род сделал привал, сбросил на землю мешок и расположился под защитой нависшего над ним утеса.
Глава XIII. Сон Родерика
А пока наш юный авантюрист подкреплял свои силы, расположившись под небом, усеянным звездами, узенькая полоска которого едва виднелась над тесной ложбиной, безмолвный холод все крепче и крепче окутывал его.
Шорох дикого ночного бродяги, скользившего по краю пропасти, дрожью отозвался на его нервах. Не потому, что Родерику было страшно. Он гнал от себя страх. Но в этих местах, где не ступала до него нога человека – разве только полвека тому назад, – не у него одного содрогнулось бы сердце.
Чтобы прогнать от себя все мрачные мысли, он стал смеяться нарочно громко. Но эхо точно зло издевалось над ним, отбрасывая смех обратно, и он дробью рассыпался, ударяясь о скалы. Это был не смех, а какой-то жуткий призрак смеха, и Род перестал смеяться и ближе подсел к огню.
Юноша не питал преувеличенной веры в сверхъестественные силы. Но разве здесь не казалось все чудесным? Несмотря на усталость, он не мог заснуть. Он тщетно старался отогнать от себя видение двух скелетов, тех самых, что нашел в старой лачуге. Он думал, что эти скелеты еще в то время, когда они были живыми людьми, за много лет до его рождения, вот так же, как и он, топтали дно этой ложбины, пили из этого же потока, взбирались на эти же скалы, быть может, на этом же самом месте устроили привал. Подобно ему, они прислушивались к жуткой тишине, грелись у колыхающегося пламени своего костра, тени которого играли на этих же самых стенах. И то, чего он еще не нашел, они нашли: золото здесь!
Тоска, душившая Рода, стала до такой степени мучительной, что если бы взмахом волшебной палочки можно было перенестись здравым и невредимым обратно к своим спутникам, у него не хватило бы мужества сказать сейчас: «Нет, я остаюсь».
Он продолжал прислушиваться, и вдруг далеко позади себя услышал крик, жалобный, как призыв о помощи:
– Алло… алло… алло!
Точно перекликались человеческие голоса. Но Род знал, что так кричит, пробуждаясь от сна, «филин-человек», как его назвал Ваби. Эхо посылало ему этот призыв, повторяя и множа его, точно хор призрачных голосов шептал ему на ухо, прорезая ночную тьму: – Алло… алло… алло!
Мальчик в смущении взялся за ружье, положил его на колени. Лучшего подкрепления и не надо было. Он гладил ружье рукой, ему страшно хотелось побеседовать с его стальным дулом. Только те, кто углубляется в чащу тайги, могут понять, что значит там доброе ружье для человека. Это верный друг во всякое время дня и ночи, всегда послушный тому, кто им владеет, доставляющий ему пищу и посылающий смерть его врагам. Это верный сторожевой пес, который никогда не предаст. Это верный хранитель спящего. Таким было ружье и для Рода. Он ласкал его своей рукавицей, как друга, от дула до приклада, и хотя решил провести всю ночь без сна, но под конец все-таки заснул, прижимая его к своей груди.
Для сна он устроился очень плохо: он не то сидел, не то лежал, скорчившись, ноги были протянуты к огню, голова упиралась в грудь подбородком. Сон Рода был чрезвычайно тревожен, его страхи воплощались в сновидениях. Временами он говорил во сне, и тогда с его уст срывались непонятные речи. Он то вскакивал, точно просыпаясь, то вновь успокаивался, но все время судорожно сжимал ружье.
Его видения, казалось, принимали все более и более определенные формы. Он видел себя идущим обратно по проложенным следам и возвращающимся в старую лачугу. Он был один. Окно было широко раскрыто, но дверь была наглухо забита, как в тот день, когда оба его товарища и он сам впервые открыли ее.
Он приближался к ней осторожно. Когда подходил к окошку, услышал шум внутри лачуги… странный шум, как будто лязг костей.
Шаг за шагом он продвигался ближе и вот заглянул. Ужасное зрелище, которое представилось ему, приковало его к месту! Два громадных скелета бились в смертной схватке. Он слышал лязг ударявшихся друг о друга костей: «клик, клик, клик». Видел, как между костями их пальцев сверкали лезвия их ножей, и понял, что они бились за обладание предметом, который лежал на столе. Они уже почти настигали его, то один, то другой, попеременно, и все-таки ни один, ни другой не мог овладеть им.
Лязг костей становился все сильней, бой ожесточеннее. Ножи поднимались и опускались, не зная отдыха. И вдруг наступил момент, когда один из скелетов откинулся назад и тяжело рухнул на пол.
Скелет-победитель зашатался на своих берцовых костях и, с трудом удерживая равновесие, качаясь из стороны в сторону, добрался до стола и схватил своими костями таинственный предмет.
Спотыкаясь, он сделал несколько шагов, прислонился к стене лачуги, победным жестом высоко подняв в воздух этот предмет, и тут Род увидел, что то был свиток из березовой коры.
В этот момент в костре потухла головешка с таким треском, что он казался выстрелом из небольшого револьвера. Род вскочил, точно вскинутый пружиной, широко раскрыв глаза и дрожа всем телом.
Какой страшный сон! Он подобрал под себя затекшие ноги, поправил огонь, не выпуская из рук ружья. Да, действительно, страшный сон! Он оглянулся вокруг себя: ночь и утесы – его тюрьма, но воспоминание о жутком сне не оставляло его. И он не переставал повторять:
– Какой страшный сон! Страшный… да, страшный.
Когда успокоился его взволнованный мозг, он опять остановился у костра и смотрел в пламя, которое снова весело разгоралось. Тепло и свет огня приободрили его. Он заметил, что весь был покрыт потом. Снял свою каскетку, провел рукою по волосам, погладил лоб – все было влажно.
Затем, уже более хладнокровно, стал восстанавливать в памяти отдельные моменты своих сновидений.
Они появлялись перед ним не один за другим, как это бывает обыкновенно. Нет, тут сразу, с внезапностью ружейного выстрела, встал перед его глазами свиток из березовой коры, который один из скелетов держал в своей костлявой руке. И почти в тот же миг появилось другое воспоминание. Когда его спутники и он зарывали оба скелета, один из них действительно держал в руке кусок березовой коры.
