ними за хождение по мукам в Саргузах скопилась уйма грязи разного происхождения. Сами пальцы перепачкались невесть, в чём.
Гармонисты не приветствовали частые купания. Многие верующие мылись только два раза в жизни: сразу после рождения и перед похоронами.
На Полуострове с гигиеной дела обстояли несколько лучше, чем в остальном Равновесном Мире. По крайней мере, там, где имелись термы, как в Саргузах.
Хотя туда абы кого не пускали.
Если кому и не писан церковный закон, так это богачам. Набрать горячую ванну — удовольствие не из дешёвых. Перед светскими раутами они обязательно нежились в воде, мылили тела, наносили всевозможные лосьоны на кожу — и прочее, и прочее.
К счастью для них, Полуостров кишел парфюмерией и косметикой, раз на внешнюю красоту здесь имелся особый спрос. А промышленникам только дай повод лишний раз озолотиться.
Бедных, то есть, большинства это не касалось. Лучше купить с полсотни буханок хлеба, чем один флакончик парфюма.
Плебеи рождались, жили и умирали в грязи. Шутка ли, сами же её и плодили. Как видел Альдред по пути в церковь, они-то и составляли костяк всякой орды упырей.
Думая о том, насколько он грязный и израненный, Флэй остановился на весьма интересной мысли.
В его голове мигом установились причинно-следственные связи.
Гигиена.
А если точнее, отсутствие таковой первично способствовало распространению заразы в воздухе. Миазмы не возникают на пустом месте — они поражают города, деревни, но не дикую природу.
Иными словами, самые загрязненные участки на теле земли. Те уголки, где скапливаются люди, плодящие нечистоты.
С какой стороны ни глянь, Саргузы были с самого начала обречены пасть жертвой морового поветрия. Хуже всего двойственность, что зиждется на изречениях Церкви.
Так, с одной стороны, священники призывали относиться равнодушно к бренному телу, больше заботиться о будущем души.
А с другой, жрецы беспрестанно разглагольствовали о миазмах в обход врачебных мнений: якобы зловоние — плод людского грехопадения, который множится и липнет к мирянам, чей образ жизни идёт вразрез с религиозной моралью.
«Можно подумать, чиста плоть лишь истинного праведника. Ну да, да ну…»
Эдакий Уроборос.
Вечный порочный круг.
Нерешаемая проблема.
Один фактор в разрезе вирулентности чумы влёк за собой другой, порождая совокупность. И теперь, что бы человек ни делал, рано или поздно мор коснётся и его.
Альдред Флэй явственно прочувствовал это на собственном примере.
Он хмыкнул:
— Пускай так и есть. Что бы это изменило, если бы я об этом додумался раньше? Да ничего в сущности! Дельная мысля приходит опосля. А меня за горло держит сам Бог Смерти. Тут уж без вариантов.
Размышления ренегата прервало копошение у ворот. Перед ним открывали дверь.
Он отлип от створки, оживившись, и прошёл к проёму.
Альдред увидел двоих людей, перекрывших ему путь. Он остановился и внимательно изучил каждого из них с ног до головы.
Всё тот же сторож, оказавшийся кем-то вроде рыцаря.
Быть может, ещё недавно тот верой и правдой служил Герцогу. По крайней мере, доспехи на нём и меч с затейливым навершием говорили о принадлежности к благородному воинству Ларданов.
Другое дело — физиономия, вырубленная топором, которую даже в самой глухой деревне не сыскать.
Лысый, понурый и в то же время угрюмый.
Он напоминал обезьяну: лысый череп, широкий выдающийся вперёд лоб, нос картошкой с раскидистыми ноздрями, губы-шлёпанцы.
И таким индивидам везёт с родословной…
Человек, что пришёл с ним, вызвал у Флэя куда больший интерес.
Любопытство оказалось взаимным.
С собой сторож привёл здешнего церковнослужителя. Каких-либо отличительных одежд клирик не носил, предпочтя более удобную рясу. Богато расшитая церемониальная мантия сильно бы стесняла его в движениях.
Но его одежды — это одно.
Внимание Альдреда привлекло именно его лицо. Иностранная наружность.
Как бы этот человек ни очутился в Саргузах, его нельзя было охарактеризовать как уроженца Западного Аштума. А вот Восточного…
Флэй вдосталь насмотрелся и на дельмеев, и на тримогенян, и на всевозможные народы, что теснились на Барахолке.
Чёрные, как смоль, курчавые волосы под стать мурину с Невольничьего Берега.
Орлиный нос, доставшийся от предков из Халифата.
То ли шоколадный, то ли кофейный оттенок кожи, как у переселенцев с Сулакты.
Массивный череп, отлично подошедший бы норманну под чашу, как у коренного жителя Гастета.
Грушевидное лицо, распространённое среди дельмеев.
Чуть раскосые глаза, как у шумайца и им подобных. А сами они — жёлтые, как у обыкновенного уроженца Тримогена.
В нём проявились начала всех восточных народов. Или почти всех.
И лишь густая борода отвечала представлениям гармонистов о служителях Церкви Равновесия. Вот, что шло с остальным обликом вразрез.
Клирик заговорил первым:
— Приветствую Вас, брат Веларди.
У Флэя, казалось, вот-вот потечёт кровь из ушей.
Против дружелюбно настроенных чужеземцев ничего против ренегат не имел. А вот в самой концепции Равновесного Мира и конфессии, что ей служила, он в последнее время вдребезги разочаровался.
Негласно отрёкся от своей причастности к Свету и Тьме. Впрочем, в Циме поступай, как цимлянин.
«Не брат ты мне, но…»
— Приветствую и Вас, — пошёл у него на поводу Альдред, — брат?..
— Фульвио. Такое имя мне дали в Саргузах, когда я принял церковный сан. Зовите меня так.
— Хорошо.
Биография Фульвио без излишних подробностей тут же сложилась воедино. Переселенец, да ещё и «озаботившийся» своей участью на той стороне.
Говорил на языке Полуострова священник весьма связно, хоть и не без акцента.
Флэй больше подивился другому: как так вышло, что неофит из враждебного края дорвался до церковного сана?
Это можно было уточнить и потом. Сейчас Альдреда волновало другое:
— Могу ли я войти?
— Конечно. — Фульвио кивнул, не спуская с ренегата глаз: — Церковь Первых Уверовавших всегда рада ревнителям нашей веры. Однако…
Чужеземец ощупал бороду, пытаясь выразиться как можно деликатнее.
— … в связи с тем, что нынче происходит в Городе, должен Вас попросить. Болезнь даёт о себе знать не сразу, так что наденьте вот это. На всякий случай.
«Значит, и правда в этом храме собрались уже стреляные воробьи…»
Священник протянул ему кусок серой ткани.
— Оберните её вокруг лица. Чтобы закрывало нос и рот.
— Маска? — усмехнулся Альдред. — Спасибо, у меня своя.
Дезертир натянул красную бандану аж до переносицы.
От неё до сих пор несло отдалённо канализацией, однако нюх предателя притупился. Так что смрад едва ли чувствовался.
Фульвио улыбнулся, поняв, что столкнулся со знающим человеком.
Только вот на этом с беглецом не закончили.
Убрав обратно ветошь, клирик заговорил опять:
— Джоффре сказал мне, Вы отбились от своего отряда. Скажите, как же так вышло?
К такому вопросу ренегат был
