— Да полно тебе, Василиса, всё образуется, побесится Милош да успокоиться. Первый раз что ли? Завсегда мужики, пока не нагуляются всласть, к дому не прибиваются. Так что, всё равно, готовься к осени свадьбу играть.
— Ой и не знаю, бабоньки, как-то Кася моя переживёт это. Где вот она? Куда убежала? Ведь любит она его, паразита, больше жизни любит. Ох, сердце не на месте, пойду искать, как бы не сделала чего с собой, — поднялась, со вздохом, и пошла. — Да, вот так дела. Я всё понять не могу, что это со Зенеком сделалось? И Василя твово излечил, и Милоша как побил, ты видела, Стеша? Ведь он даже руками его не трогал?! А тот, вроде, как о стену ударился и отскочил, будто горошина, — Бася округлила глаза и посмотрела на Степаниду.
— И для меня это диковенно, но может, Демьян его научил, только пока он говорить не мог, то и не показывал своё умение, — Степанида пожала плечами.
— Да что умение, а какой он красавчик-то стал, вот где чудеса. Вот бы проверить, всё ли в нём изменилось, — Груня причмокнула губами, — уж давно любовных утех мне не доставалось.
— Ну, и бесстыжая ты, Грунька, всё бы тебе о мужиках думать, — Степанида покачала головой.
И тут, первый раз, кумушки заметили, что на глаза Груни навернулись слёзы.
— А то вы не знаете, что молодой я одна осталась. Ваши-то мужики до сих пор при вас, А мой-то, Петро, только и успел, что детей мне оставить, а счастья бабского да любви я испытать не успела, — сняла платок, тряхнула головой, рассыпав каштановые волосы по плечам. И бабы увидели, что вполовину седые у Груни волосы. Плакала, тихонько всхлипывая, их подруга, над долей своей, над одинокой бабской судьбой.
— Ну что ты, Грунюшка, не плачь, — Степанида обняла её за плечи.
А Груня, досадуя на свою слабость, ведь привыкли считать её сильной, вытерла платком слёзы, подобрала волосы, улыбнулась и сказала:
— Да то вино плачет, а я, ведь, на самом деле, самая счастливая и всё у меня хорошо, Детки здоровы, и сама ещё собой хороша. Эй, принимайте вкруг новую плясунью, — и пошла, пританцовывая к веселящейся молодёжи.
— И всё-таки, странно всё это, что за сила проснулась в Зенке? — Бася, в раздумии, нахмурила брови, — помнишь, как в хате Демьяна свет был? Может и вправду, с нечистым дело связано?
— Ой, и не вспоминай, Бася, так стыдно за то, что мы сделали тогда, в глаза парню смотреть совестно, — Степанида покраснела, — но икона-то мироточила, а это верный знак, что господь с нами, о таких чудесах даже старики на своём веку не помнят.
— А может, и плакал Угодник, что бесовское испытание на нашу голову свалилось? — Бася прищурила глаза и кивнула в сторону Зенека.
Замолчали кумушки, задумались, кто из них прав. Но ещё одна парочка раздумывала над этим. Михай и Гриц, опорожнив полбутылочки заветной, тоже не могли прийти к единому мнению по поводу таинственных перемен со Зенеком и Марылей.
— Говорил я, что на поляне чудо произошло, оно-то Зенека и поменяло. Помнишь, что камушки ему дали те люди диковинные? Видать в них-то и была сила заключена — Гриц закурил.
— Но то не знаем, от кого эта сила, вот что плохо, — Михай глянул на него, — а вдруг, то бесы были, и появились-то страшно, я думал и смерть пришла. Ведь они в любом виде могут приходить?
— А я верю, что это добрый знак был, и нам от этого только польза будет, — не соглашался Гриц.
Но был ещё один человек, который пристально смотрел на Зенека, Евдокия. Уехал в город её муж, полгода уже прошло, а от него ни слуху, ни духу. Измучилась вся душенька, изболелось сердечко. Что с ним, жив ли, а может, помер уже, да закопали его косточки, а она и могилку не знает? В церковь ходила, свечки всем святым поставила, у батюшки спрашивала. Но ответил он, что ждать надо, да богу молиться, что бы вернул домой кормильца. Но нет покоя, неизвестность всю душу вымотала. Решилась, подошла к Марыле, может, присоветует что-нибудь.
— Спроси у Зенека, может он подскажет, что мне делать, как узнать, где мужик мой, — плача, спросила она Марылю.
— Хорошо, не плачьте только, сейчас спрошу, — и пошла к Зенеку.
Он, в окружении детворы, что-то рассказывал им. Дети смеялись и наперебой задавали ему свои детские вопросы. Марыля подошла и заговорила с ним вполголоса. Он кивнул, ответил ей. Вернулась Марыля к Евдокии и сказала:
— Приходи сегодня ночью да принеси рубаху мужа.
Засветились счастьем и надеждой, потухшие от слёз, глаза Евдокии.
Как пришла ночь, робко постучала Евдокия в дверь к Марыле.
— Всё сделала, как вы сказали, вот рубаха.
— Садись на лавку, положи рубаху на колени да глаза закрой, — сказал Зенеш и присел к ней.
Вздохнула Евдокия, приготовилась. Зенек провел своей рукой по её глазам и положил руку на её темя. Перед глазами Евдокии появилась картинка. Большая рыбацкая лодка качалась на волнах. Артель рыбаков вытаскивала из воды невод с рыбой. Среди них увидела она и мужа своего. Старался он, рубаха от пота вся мокрая была, на шее жилы вздулись. Потом картинка сменилась, муж был в каюте у капитана. Капитан хвалил его, что работник он хороший, и сделает он его своей рукой правой, будет муж парней отбирать на лодку, работящих и старательных, и жалование ему повысят за его отношение к работе. Уважали мужа люди за доброту и справедливость. Быстро сменялись картины трудовых дней, дошли до того, как отпросился муж у капитана домой ненадолго съездить, да подарки и заработанное отвезти. Пошёл навстречу своему работнику хорошему капитан и согласился. Пришёл муж на квартиру, где жил, достал из-под пола мешочек, денег много накопил, пересчитал, доволен остался. Пошёл на улицу, ходил по городу, много подарков набрал домочадцам, напоследок, зашёл в лавку старую. Смотрел, перебирал вещи, что там продавались. Увидел бусы, из янтаря сделанные, а на них подвеска, восьмиугольник, а посередине, черный шарик вставлен, серебреными искорками переливается. Понравилась безделушка мужу, подумал, что заломит сейчас продавец цену. А продавец, старичок благообразный, с седой бородкой и глазами добрыми, назвал такую цену, что по карману была. Сговорились быстро, по рукам ударили. И тут вошёл в лавчонку, молодой, красивый мужчина, в дорогих одеждах, видать, роду панского. Загорелись глаза его огнём, как увидел он в руках у мужа эти бусы с подвеской. Ничего не сказал, походил немного, посмотрел товар, прислушиваясь к разговору продавца и мужа, и вышел на улицу. Попрощался муж со старичком и тоже вышел. А тот молодой человек дожидался его на улице. Остановил и предложил мужу продать ему эту безделицу, и назвал свою цену, в десять раз выше, чем муж заплатил. А муж ответил:
— Человек вы по виду не бедный, такую вам любой умелец сделает, а то и ещё краше. Янтарь, как галька прибрежная, везде валяется, а висюльку эту любой кузнец выкует, только камешек вставлен приметный, но вы и бриллиант себе позволить можете. Я человек простой, у жены моей никогда украшений не было, давно я из дома ушёл, она одна с малыми детками осталась, хочу повиниться, что бросил её на долго, да подарок подарить.
Зло сверкнули глаза незнакомца, лицо исказила страшная гримаса, но справился с собой быстро и сказал:
— Жаль, что не договорились мы с тобой, — повернулся и ушёл.
Муж постоял, посмотрел ему в след, подумал, что напрасно обидел человека, не уступил, может, чем-то дорога была этому парню вещь проданная, да и цену он хорошую давал, можно было много чего ещё накупить. Но да дело сделано, чего теперь думать и гадать.
Пошёл на площадь, где обозники собирались. Договорился с теми, кто в сторону его села ехал, сел на бричку и обоз отправился в дорогу.
Ехали долго, до самой ночи. Разговорился муж с хлопцем одним, на чьей телеге ехал, рассказал, откуда он и где был, про жену и деток. Остановились на ночлег. Узлы с подарками муж оставил, а женин подарок за пазухой держал, взял ведро да на речку за водой пошёл. Набрал воды, повернулся да чуть от страха в воду не упал. На большом камне, что возле воды был, сидел тот парень, что в лавке был.
— Как же догнал ты нас? Ведь никто за нами следом не ехал? — удивился муж.
— Про это тебе знать не дано. Обидел ты меня сильно, там, у лавки, не продал вещь, что сердцу моему дорога. По доброй воле уступить ты мне должен был, а теперь, по-другому всё обернётся.
Услышал муж в голосе парня страшные нотки, обомлел, испугался, сердцем почуял, что сейчас произойдёт непоправимое. Взмолился:
— Отдам я тебе безделицу эту, ни каких денег от тебя не надо, только не делай мне зла.
— Увы, не могу я теперь иначе поступить, ты сам свой выбор сделал, — ответил ему незнакомец.
Выкатились из глазниц глаза мужа, захрипел, вроде, кто душил его, схватился за сердце, огнём под его руками грудь занялась. Так пылающим факелом и упал в воду. Девичий смех зазвучал над водой, и в брызгах появились прозрачные силуэты хрупких фигурок. Закружились они над местом, куда муж упал, как водоворот сделали, нырнули гурьбой вслед. И над омутом, вроде, как на нити невидимой из воды показалось то украшение, из-за которого смерть пришла. Проплыло над водой и в руку незнакомца легло. Посмотрел он на него, сжал в руке и пропал.
