– Вот-вот. Говори, что я расстроена. Тогда я закрою рот, и тебе не придется выслушивать правду.
– Энни…
– Позволь мне кое-что сказать тебе, Чейз Купер. Этот номер мог бы пройти у тебя несколько лет назад, но не сейчас. Я вовсе не та маленькая пустышка, за которую ты всегда меня принимал.
– Энни, я никогда не думал…
– Нет, ты думал так, но это уже неважно. Ты привык обращаться со мной, как будто у меня в голове нет ни одной мысли.
– Клянусь, ничего подобного. Я по-прежнему не понимаю, о чем ты говоришь!
– Ну что ж, я тебе разъясню. Вспомни о тех старых добрых временах, когда ты таскал меня с собой на все эти ужасные обеды и благотворительные вечера. – Надо отдать ему должное, он сумел изобразить полное недоумение. Если бы она не видела его насквозь, то могла бы поверить… – Я знаю, как ты беспокоился, что твоя бедная маленькая женушка не сумеет держать себя как надо.
– Что?
– А когда оказалось, что я сумела, ты просто… просто бросал меня на съедение этим акулам и удалялся.
– Энни, ты сошла с ума. Я никогда…
– Это тогда ты решил, что мог бы получить гораздо больше удовольствия, если бы оставлял меня дома?
Удивление на лице Чейза сменилось смущением.
– Кто-то из нас сходит с ума, – пробормотал он, – и абсолютно ясно, что не я.
Энни с вызовом подняла подбородок.
– Ты думаешь, я обрадовался, когда ты перестала ходить со мной на все эти обеды, обрадовался потому, что мечтал развлекаться в одиночку?
– Это сказал ты, не я.
– Черт возьми, как же ты умеешь переворачивать все с ног на голову!
– В чем дело, Чейз? Ты не в состоянии вынести правду?
– Ты полагаешь, я забыл, что перестал брать тебя с собой потому, что ты ясно дала понять, насколько все это ненавидишь?
Энни вспыхнула.
– Не пытайся все исказить. Ладно, может быть, мне и не нравились эти чванливые вечера…
– Наконец-то эта женщина говорит правду!
– А с какой стати они должны были мне нравиться? Мы ведь ходили на них только затем, чтобы ты смог увидеть в газете, в разделе бизнеса, очередной заголовок с твоим именем!
Глаза Чейза превратились в щелочки.
– Мы ходили туда, чтобы я смог найти новые контракты, Энни. Контракты, помнишь? Благодаря которым я зарабатывал нам на хлеб!
– Брось, Чейз! К тому времени у нас уже было полно денег. Ты просто… просто тешил свое самолюбие.
Чейз сжал зубы.
– Продолжай, – спокойно сказал он. – Что еще ты накопила за все эти годы?
– Только то, что, когда я наконец сказала, что больше не хочу туда ходить, вместо того чтобы постараться убедить меня, как поступил бы любой интеллигентный человек, как поступил бы ты когда-то…
Чейз коротко рассмеялся.
– Мы разговариваем на одном языке или нет?
– Вместо того чтобы поступить так, – продолжала Энни, игнорируя его реплику, – ты просто пожал плечами и согласился. Вот.
– Ты хочешь сказать, что я должен был уговорить тебя делать то, что тебе явно было противно?
– Не изображай святую невинность, Чейз. Не получится.
– Нет, – сказал Чейз со злобой, – это у тебя не получится, детка, потому что все было не так, что бы ты ни говорила!
– Ну, это твоя версия. Оставайся при своем.
– Нет! – Чейз схватил ее за запястье, когда она хотела пройти мимо него. – Нет, черт возьми, это не «моя версия». Это факт. Ты ждала, что я встану на колени и буду просить тебя проводить вечера со мной, а не с разными дурацкими учебниками?
– Правильно. Обвиняй меня во всем, даже в желании стать лучше. Это типично. Во всем виновата я, ты – никогда.
– Стать лучше? Стать лучше! – спросил он, наклоняясь к ней. Его глаза сделались темными и угрожающими. – Зачем, а? Чтобы сказать мне, что ты разбираешься в японской поэзии лучше, чем я в строительстве?
– Все было не так, и ты это прекрасно знаешь, – сердито ответила она, стараясь вырвать свою руку. – Ты не мог выдержать, что я превращаюсь в личность, а не остаюсь просто твоей женой.
– А что, оставаться моей женой было недостаточно для тебя, чтобы чувствовать себя счастливой?
– Просто готовить тебе еду, убирать твой дом и растить твоего ребенка, ты это имеешь в виду? – спросила Энни дрожащим голосом. – Взамен такой жене полагались красивые платья и украшения, чтобы ее можно было взять на встречу в Торговую палату, где бедняжка становилась тенью своего важного мужа.
Чейз почувствовал шум в ушах. Он отпустил запястье Энни и отступил на шаг назад.
– Если это то, во что ты веришь, – сказал он низким голосом, в котором слышалась угроза, так что у Энни мурашки побежали по коже, – если ты действительно думаешь, что я именно так к тебе относился, тогда мы правильно сделали, что разошлись.
Энни смотрела на его белое лицо и закушенную губу.
– Чейз, – сказала она и протянула руку, но было слишком поздно. Он уже развернулся и исчез в холле.
Невероятно!
Чейз шел по гравийной дорожке, которая вела от дома в лес.
Невозможно, чтобы Энни так его ненавидела. Ненавидела столько лет, будучи его женой.
Он сжал в карманах руки в кулаки и замедлил шаг, бросив злобный взгляд на белку, которая заверещала на него из ветвей кедра.
Он встречал много разведенных мужчин. В разных местах: в своем спортивном клубе, на заседаниях Совета директоров… Казалось, везде, в Нью-Йорке, Сан-Франциско или в любом другом городе Америки, куда ни бросишь взгляд, наткнешься на беднягу, который вчера еще был семейным человеком, а сегодня считал изысканным обедом разогретые в микроволновой печи полуфабрикаты.
Образ счастливого холостяка, записная книжка которого заполнена именами и адресами, – это из кино. В жизни не так. А если и так, тогда он что-то пропустил. Те разведенные мужчины, которых он встречал, были очень похожи на него: когда-то у них было все, а теперь ничего, кроме вопросов.
Когда же все изменилось… и почему?
Что они могли бы сделать, чтобы предотвратить это?
У большинства из таких бедняг был ответ, даже если он им не слишком нравился. У Чейза никогда не было ответа. Как бы он, Чейз, ни старался, он никогда не мог уловить тот момент, когда все покатилось под откос. Или понять – почему. А предотвратить… Как можно сделать что-то, если не знаешь, что необходимо сделать?
Он старался быть самым лучшим мужем, добиваясь цели: обеспечить Энни жизнь, которую она заслужила. И вдруг оказалось, что она обижена.
Горький привкус появился во рту.
– Что она думает? – пробормотал он, отбрасывая ногой шишку с дороги. – Думает, что мне нравилось работать как раб? Что я приятно проводил время, когда целый день гнул спину, а по ночам сидел за книгами?
