«Целуемся». Это слово эхом отдается в снежной тишине, когда реальность обрушивается на меня, как холодный порыв зимнего ветра. Я вырываюсь, дрожащими пальцами касаясь своих губ. О Господи. Я поцеловала Джонатана Фроста. И не один раз. Много раз. Страстно.
Джонатан смотрит на меня так, словно для него тоже рассеялся туман. Словно он только что осознал, что натворил, и не может поверить, что сделал это. Прежде чем кто-либо из нас заговорит — хотя что, чёрт возьми, мы вообще могли сказать? — я пячусь назад, спеша подняться по ступенькам ко входу в моё здание. Но по какой-то необъяснимой причине, добравшись до вершины, я оборачиваюсь и смотрю ему в лицо.
Джонатан смотрит на меня снизу вверх, всё ещё тяжело дыша.
Я тоже до сих пор задыхаюсь, будто мне не хватает воздуха, будто единственный воздух, который мне нужен — это каждый неровный вдох, украденный между поцелуями, которые сокрушают нас и связывают воедино.
Что за абсолютная катастрофа?!
Я лихорадочно врываюсь внутрь, затем стремглав поднимаюсь по лестнице в нашу квартиру на втором этаже. Закрыв дверь, я прислоняюсь к ней и опускаюсь на пол.
— Что за хрень? — шепчу я в тишину.
С того места, где я сижу, мне виден коридор, ведущий прямо в мою спальню, и мой письменный стол, на поверхности которого стоит ноутбук. Я думаю о Мистере Реддите, и у меня сжимается нутро. Он тот, кого я так долго ждала, тот, кого я должна была когда-нибудь поцеловать под снегопадом.
Нет, мы не вместе, но мы оба более или менее признались, что надеемся на отношения, как только встретимся и узнаем друг друга лично. Как я могла упустить это из виду? Как могла так легко поддаться томному зимнему аромату Джонатана, его запою любовных романов, его уютной машине и запасу мятного M&Ms?
Тошнотворный страх охватывает меня. Что, если с Джонатаном я забрела на опасно знакомую территорию?
Меня и раньше соблазняли ради скрытых мотивов, и хотя Трей отличался от Джонатана по характеру, как день от ночи — сплошное солнечное очарование и флирт, по сравнению с моим холодным, угрюмым коллегой — их цели слишком похожи, не так ли?
Конечной целью Трея было то, чтобы его семейный бизнес стал владельцем «Книжного Магазинчика Бейли», и в попытке добиться этого он воспользовался моим доверием, моим романтизмом, моей склонностью видеть в людях лучшее. Джонатан тоже хочет заполучить книжный магазин для себя, и он зарекомендовал себя амбициозным стратегом и расчётливым человеком. Я не уверена, как эта соблазнительная кампания, эта рутина хорошего парня и поцелуи, от которых у меня перехватывает дыхание, вписываются в его план, но разве есть у меня есть основания полагать, что это нечто иное, чем просто план?
Какими бы ни были мотивы Джонатана использовать это сексуальное влечение, которое я не могу отрицать так же, как не могу отрицать кудри на своей голове или цвет своих глаз, я должна это прекратить. Прямо сейчас. Больше ни секунды не размышлять о страстном желании в его взгляде, этой сексуальной почти-улыбке, когда он вышел из раздевалки и увидел меня там. Больше не нужно думать о моём идеальном горячем какао с мятой, или об его запасе мятных шоколадных конфет, или об его способности оценить любовные романы, или об его искренних извинениях…
Или об этих поцелуях. Боже, эти поцелуи.
С другой стороны… может, каждая сладкая, чувственная вещь, которую этот мужчина втиснул в один маленький час — это именно то, о чём мне следует думать. Возможно, пришло время использовать оружие Джонатана Фроста против него самого.
Спотыкаясь, я бегу в свою комнату и рывком открываю дверцу шкафа в поисках платья, которое превзойдёт все платья на свете. Я достаю его, затем вешаю на дверцу шкафа и осматриваю, наклонив голову. Имбирный Пряник бросает один взгляд на платье, затем издает протяжное мяуканье.
— Согласна, Пряничек. Это довольно эффектно для работы, но ты же знаешь поговорку: отчаянные времена требуют отчаянных мер.
Если Джонатан Фрост думает, что добьётся моего увольнения, то его ждёт сюрприз.
Я накручиваю себя и подбадриваю, разглаживая отпаривателем складки на каждой малиновой детали моего платья, и выбираю идеальную пару великолепных праздничных серёжек. Я помню огонь в глазах Джонатана, когда он сказал мне: «Я не уйду, не поборовшись за своё место, Габриэлла».
Я ненавижу себя за то, что стала жертвой его хорошего поведения в машине.
Я ненавижу себя за то, что целовала его так же крепко, как он целовал меня, за то, что позволила ему прижать меня к своему телу, неистовому, горячему и твёрдому, когда предполагалось, что он не тот, кого я хочу.
Я ненавижу то, что глядя, как за моим окном падает снег, всё, что я вижу — это снежинки, венчающие его тёмные волосы, а всё, что я ощущаю, облизывая губы — это первое опьяняющее прикосновение его рта к моему.
Плюхнувшись на кровать после глажки красного платья, готового, как доспехи, к завтрашней битве, я обхватываю Пряничка руками и зарываюсь лицом в её бархатисто-мягкий мех. Она мяукает, с любопытством глядя на меня.
— Какой у меня план, спрашиваешь? — я целую её идеальный розовый носик. — Завтра я пойду на работу и поставлю Джонатана Фроста на колени.
***
Прошлой ночью я сдалась и послушала любовный роман в формате аудио, потому что отчаянно недосыпала, и мне нужно было отдохнуть перед планом нападения. К сожалению, это привело к очередному эротическому сну про аристократа в библиотеке, и этот сон посрамил своего предшественника.
Я не могу думать об этом.
Во всяком случае так, чтобы не покраснеть с головы до ног и не вспомнить каждое место, где прошлой ночью побывали руки и рот Джонатана.
Вот почему, направляясь по тротуару к книжному магазину, я делаю всё возможное, чтобы отвлечься. Мысленно проверяю свой список дел на оставшуюся часть недели, в наушниках у меня звучат праздничные мелодии, и я полностью полагаюсь на своё зрение, чтобы убедиться, что меня не снесёт машиной, как запасную кеглю для боулинга. Это означает, что мои наушники блокируют не только шум уличного движения, но и звук приближающихся шагов, оставляя меня совершенно неподготовленной, когда чья-то рука обхватывает мой локоть.
Я инстинктивно вскрикиваю и роняю своё горячее какао с мятой на тротуар, поскольку срабатывает механизм самозащиты. Я собираюсь схватить незнакомца за запястье и, как учила меня мама, потянуть вперёд, затем вывернуть, но он отпускает мою руку раньше, чем я успеваю это сделать.
Как раз в тот момент, когда я разворачиваюсь, чтобы ударить его по носу тыльной стороной ладони, знакомый запах одеколона разносится по воздуху и будоражит мою память.
— Трей!
Светлые волосы, короткие по бокам, длиннее на макушке. Большие небесно-голубые глаза. Он похож на куклу Кена, которого застали врасплох.
Тяжело дыша, я срываю наушники и поворачиваюсь к нему лицом.
— Какого чёрта, Трей? Ты меня напугал!
Он открывает рот, чтобы ответить мне, но я слышу не его голос. Это голос Джонатана.
— Габби!
Чёрт возьми. Это его голос Сири-встань-на-колени. Повелительный, глубокий и оглушительно громкий.
Я теряю дар речи, когда смотрю мимо плеча Трея, наблюдая, как Джонатан подбегает всё ближе и ближе.
Трей, кажется, чувствует, что у него очень мало времени.
— Габби, послушай меня, — говорит он. — Дни «Книжного Магазинчика Бейли» сочтены. Приходи работать со мной. Принеси это очарование маленького магазинчика в «Страницы Поттера». Независимые книжные магазины умирают, почти вымерли. Остаётся лишь привнести то, что тебе в них нравится, в работу сетевых магазинов.
Я отшатываюсь от его слов.
— Я этого не хочу. Я хочу спасти «Книжный Магазинчик Бейли».
— Ты не можешь, — возражает он, делая шаг ко мне. — Не будь наивной. Твой идеализм не спасёт…
К счастью, Трею не удается закончить эту снисходительную мысль. Он резко умолкает, когда Джонатан одним плавным движением нейтрализует его, прижав к ближайшему зданию.
