После этого Катерина взяла за правило рассказывать себе на ночь жуткие истории, чтобы немного подлатать собственную веру в чудеса. Увы, то была всего лишь игра. Повзрослевшая Катя понимала: что-то ушло и уже не вернется. Наверное, в те годы Наама и вся ее честная компания были бы приняты с восторгом.
Ни ангелы, ни демоны не ведают, что для людей лучше, а что хуже, где грань между игрой совершенствующей и игрой разрушающей. А мы, люди, со своей стороны, надеемся на того, кто разделит мир перед нашими глазами на черное и белое, запретит запретное, разрешит разрешенное и в обмен на послушание пообещает нам лучший мир, по которому мы будем тосковать всю оставшуюся жизнь.
Вот и сейчас, думала Катя, я мечтаю выбраться из вашего заколдованного леса и сбежать с вашего ведьмовского Бельтейна, вернуться к Витьке, покормить его ужином, посмотреть телик перед сном, прожить двадцать-тридцать лет в нормальном мире без ангелов и демонов, без разрушающих амулетов и проводящих зеркал. А исполнись мое желание — и я в вовек себе не прощу, что испугалась ступить за пределы обыденного. Я захочу вернуться в вашу комнату страха, чтобы развеяться от страхов рутинных, скучных, мучительных. Легче бояться вселенской войны небес и преисподней, чем Витькиной неудачной женитьбы. Каприза богов, а не беспросветной нищеты. Тьмы, накрывшей проклятый город, а не соседкиного ворчания.
Тут до Катерины наконец дошло, что она вышла из лесу и потерянно стоит на краю ночного луга. Десятки черных котов и кошек в лунном свете охотились за майскими жуками, подпрыгивая и хватая лапами воздух, будто танцуя древний магический танец. А вдалеке темной громадой высился тщательно сложенный костер для майской ведьмы. У костра, такой же огромный, как груда бревен, сидел Беленус. Причем не просто так сидел — бог Бельтейна поджидал ее, Катю.
— И чего им всем приспичило со мной разговоры разговаривать? — пробурчала Катерина, направляясь к костру. — Сперва Апрель, потом он… Хорошо хоть эта… Теанна занята, ей не до меня.
— Не надейся, — отрезала Наама, выныривая из пучка засохшей прошлогодней травы. — Поговорить с тобой намерены все, без исключения.
— Ты еще напомни: имя вам легион, чтобы ненароком не обрадовать, — съязвила Катя. — Вы меня в клочья разорвать хотите, да?
— Да. — Голос демона звучал совершенно искренне и серьезно. — Мы хотим разорвать тебя в клочья и сожрать. Мы этого жаждем. И будь мы не демонами, а ангелами, мы бы так и поступили.
Еще один парадокс и моя голова лопнет без всякой помощи демонов! — уныло подумала Катерина, приближаясь к Беленусу, вальяжному и хмельному, в веночке набекрень.
Бог Бельтейна, казалось, вовсе не замечал Катю. Он наблюдал за котами, парящими над землей и когтящими воздух, мурлыкая себе под нос:
«Tim Finnegan lived in Walkin' StreetA gentleman, Irish, mighty odd;He had a brogue both rich and sweetAnd to rise in the world he carried a hod.Now Tim had a sort of the tipplin' wayWith a love of the whiskey he was bornAnd to help him on with his work each dayHe'd a „drop of the cray-thur“ every morn…»[10]
Тим Финнеган, Тим Финнеган, вздохнула Катерина, ветреник и сердцеед, головная боль заботливых мамаш, почему именно ты даришь женскому сердцу предчувствие счастья? Почему этой способностью не наделен Дрюня, которому лишь в глазах собственной матери уготована роль красавца и умницы Анджея? Все равно, настрадавшись из-за Тимов Финнеганов, мы обретаем покой возле безответного и безотказного Дрюни, поддерживавшего нас все эти годы… Так почему бы Эмилии Седли не выйти сразу за капитана Доббина, не растратив ни пенни своей благосклонности на Джорджей Осборнов?[11] Ведь истинной драгоценностью среди мужчин является не Джордж, о нет, совсем не Джордж! Но Эмили понимают, как дорого заплатили за фальшивку, слишком поздно, когда их кошельки и сердца уже пусты…
И зачем я об этом думаю? — спросила себя Катя. Конечно, о чем еще беспокоиться в колдовском лесу, в окружении существ, способных уничтожить меня «слабым манием руки» — да что там руки! — одним движением ресниц. Самое время поразмыслить над выбором между восхитительным негодяем-вертопрахом — и скучным надежей-опорой. Центральная тема Бельтейна, что и говорить…
* * *
— Правильно! Центральная тема Бельтейна! — бодро подтвердил голос… Дрюни. Только из-за могучего силуэта Беленуса на свет луны вышел не Дрюня и не Анджей, а Цапфуэль. — Посмотри мне в глаза, женщина. Узнаешь меня? Однажды я уже говорил с тобой.
Как же, говорил! — мрачно подумала Катя. С диваном моим ты говорил, а я, к счастью, увернулась. А то лежала бы сейчас на больничной койке с ушибом мозга. Или вообще… в землице сырой.
— Прости, что напугал, — без всякого раскаяния в голосе продолжил ангел луны. — Но ты должна понять: есть вещи поважнее, чем жизнь. Как только ты примешь эту истину, я смогу говорить с тобой о действительно важных вещах. Действительно. Важных. — Цапфуэль величественно склонил голову и смежил веки, кивком, достойным Каменного гостя, подтверждая свое согласие говорить о действительно важных вещах с короткоживущей поденкой вроде Кати. — Но сперва сделай свой выбор: я — или он! — и ангел луны простер в сторону бога Бельтейна руку, сверкавшую, словно клинок.
Он выглядел таким солидным, таким внушительным… Прямо тайный советник вселенной! В который раз Катерина убедилась в правоте Шарля Перро и голливудских фильмов: если дурнушку переодеть и обучить манерам, кто знает, какую аристократку мы обнаружим под грязными лохмотьями.
Ангел луны стоял перед Катей, серебрясь, точно новогодняя елка в свете телевизора. Гордая осанка и надменно вздернутый подбородок не оставляли сомнения: Цапфуэль прекрасен. Курносый, лупоглазый, лопоухий и стеснительный нерд исчез, на его месте появилось надменное высшее существо. Кому охота исследовать внешность ангела на предмет выявления лупоглазости или курносости? Так же, как и непомерная толщина Беленуса, они стали частью божественного облика — и знаком божественной целесообразности. Если бог Бельтейна весной становится похож на кита, выброшенного на сушу, ради пробуждения всего живого, наверняка есть причина тому, что ангел луны смотрит на мир выпуклыми глазами совы?
А пока Катерина всячески оттягивала миг выбора, оба божества разглядывали ее с видом собственников. Каждый из них излучал уверенность: эта женщина — его. И не возразишь: Беленус — источник всех чувственных наслаждений, Цапфуэль — оплот той верности, что придает наслаждениям смысл. Обычная смертная женщина Катя, прожившая жизнь под эгидой долга, однако с детства мечтавшая совсем о другом, должна выбрать одного из них — но кого?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
