Игорь Резун
Укок. Битва Трех Царевен. Книга 1, 2
«…Сначала, то есть совсем давно, человечество-ребенок училось складывать буквы в слова (грамота), потом, став постарше, записывать под диктант жизни (хроники), затем уже человечество-подросток писало изложение „по мотивам“ происходящего или сочинение „на тему“ (трактаты), затем человечество-юноша мечтало о том, как будет или как могло бы быть — соответственно рождались утопии, антиутопии, поэмы, фантастические романы или же наш юноша удрученно анализировал происходящее — смотрите классиков, если не верите…»
Нынче человечество вступило в пору зрелости. Эта пора характерна тотальным присутствием в реальности и умением создавать ее самому. Отличный пример такого творчества — Игорь Резун со своей эпопеей про «царевен». Синтезировав опыт прошлого и волшебные технологии будущего — он создал мир настоящего — НАШУ ЖИЗНЬ. Но создал ее на бумаге, придав простому текстильному (от слова текст и стиль) изделию ака книга многомерность и разноплановость. Можно сказать, что Резун не просто остановил, но препарировал мгновение… И из последнего теперь брызжет кровь, оно агонизирует у нас на глазах, но, тем не менее, остается прекрасным.
…Ибо что может быть прекраснее побежденного мгновения?..»
Редактор журнала «брутальный гламур» Федерик Бездонный, статья о литературе современности «Точка сборки, запятая — вышла рожица кривая».Для того чтобы понять этот роман, вскрывать его следует поэтапно — слой за слоем. Поехали? Вскрытие покажет.
Акт первый, сцена первая.
Декорации, актеры-статисты, музыкальное сопровождение
Страница переворачивается и занавес падает.
Не надо щуриться, глаза скоро привыкнут к свету. И к темноте.
Многообразие мира под медленную музыку наплывает на вас и вот — начинают проступать очертания…
Франция. Париж. Сорбонна. Эстеты с подкрученными гомосексуальными усиками, голубовато-розоватый флер, поверхностно-глубокие разговоры про искусственное искусство. Искушения.
Мелодия чувственная, гиперутонченная и извращенная. Скрипка хохочет, тромбон выводит трели, флейта хрипло ругается…
Смена декораций. Табор спускается с неба. Цыганки в пестрых, струящихся одеяниях Мирикла и Патрина находят приют, чтобы вскоре потерять его, — его и тех, кто им помог. Рок распластал над ними зловещую ладонь, а преследователи отстают ровно на шаг — и через этот шаг долетает до беглянок запах гари и стоны изувеченной человеческой плоти.
Душераздирающе-простая мелодия пастушьей дудочки несется над холмами и городами, а на нее накладывается хрустальный, грустный напев девичьим голосом, голосом урожденной царевны…
И снова все изменилось. Знакомые индустриальные пейзажи: дворы и помойки, разнорабочие кавказской ориентации, замыслившие кровную месть из-за украденных роз, и босоногая Людочка-верблюдочка, царевна, которая ждет своего царевича на белом коне, а находит… Но не будем забегать вперед, лучше вслушайтесь…
Окрест нарастает барабанная дробь, о которую разбиваются смешливые частушки о Симороне, исполненные в режиме «моно». «Сама симорончик я садила, сама как ягодка цвела»… тук-тук, где ты, друг?
На этот раз мы видим исцарапанные стены «Лаборатории по практическому применению Симорона», которые опекают безбашенных ребят: храбрую Лис, простодушную Тятю-тятю, долговязого Ивана и других… Но их лидер Медный еще не знает, какую тайну скрывает его дружная группа бизнес-симоронавтов, какой силы и мощности батальон бойцов дурачится вместе с ним — бойцов гладких и быстрых как лемуры. И что имена им Белая Смерть, Духовный Снайпер, Эзотерическая Антенна… и Предатель.
Романтическая баллада наполняет энергией все вокруг и сквозь нее слышен ЗОВ… Иди на него.
Магазин практического волшебства. Хрупкая Майя, похожая на японку, и спокойный как танк Алексей снабжают горожан инструментами волшебного воздействия на жизнь. В уютной квартире тихо живут исстрадавшаяся замерзшая царевна Юлька и полноватый добряк Андрей. И не замечают ни те, ни другие, как внимательно смотрит на них нечто нечеловечески страшное…
Рэперский речетатив ложится на все убыстряющийся ритм восточной мелодии — чечетка холода выбивает дробь босыми ногами на раскаленной крыше. Гром.
А еще готическая девочка Санечка, дед Клава, сладкоречивый Махаб-аль-Таир… Многоголосье героев, сюжетных линий. Последние тоже как люди, сходятся и расходятся, случайно или надрывно, комично или трагично — переплетаются судьбы, сочетаются знаки — странные мысли навевают бесстрастные факты. В низу живота горит татуировка, и притягивает все живое образ равностороннего квадрата, вписанного под четкий излом равнобедренного треугольника, геометрически безупречная фигура — Улльра Старца…
Акт второй. Сцена вторая.
Те же и стихии
● Вот ведь чо творят, чо творят-то! Средь бела дня… воруют, памашь, частное трудовое достояние. Надо бы звякнуть кому следует.
● Перестаньте — брезгливо оборвала его женщина, — Это моя квартира. Люди работают. Щели заделывают. Энергетические.
● Щели? — поразился старичок — Куды щели?
● В параллельный мир! — брякнула Агния Андреевна то, что сама слышала от Алексея.
«ТАК!» — говорят в Симороне, чтобы утвердить желаемое и включить ВКМ.[1] Но что делать, когда все не ТАК?
Взрыв под тоннелем метро и мутный поток воды заливают оперативный зал спецуправления «Й» и новониколаевскую тюрьму — неизвестные силы воплощаются в героев, и те двигаются, чувствуют, живут в соответствии со стратегией, которая им неизвестна. В соответствии со стратегией, которая известна не им.
В книге Игоря Резуна «Укок. Битва трех царевен» люди — всего лишь послушные игрушки стихий, и есть закон: выживает сильнейший — спасают его, а не социально защищаемых калек. На передний план выходят крепкие, сильные, молодые. На сцене — природа, а не мораль и человечность.[2]
Но мимолетные экскурсы в прошлое заставляют видеть пространство в разрезе времени — восприятие получается многомерным, глубоким, насыщенным невидимым глазу контекстом и неслышной уху музыкой, а это важнее и несравненно увлекательней, чем пресный гуманистический подход. Ведь мы начинаем видеть и понимать взаимосвязь эпох, суть которых тоже — стихия. Стихия времени.
…Но все же нас изумляет то, что мы видим, как треугольник Улльры — равнобедренная сила добра под названием Симорон с лязгом заключается в прямоугольную жестокость квадрата Зла. Как такое могло случиться?
Может быть, как поет Мумий Тролль «все нечестно так, только вот, наверно, интересней»?.. Что ж, цена настоящих приключений немаленькая, а чудеса требуют жертв. Впрочем, довольно домыслов, концовка все расставит по своим местам, благо до нее путь неблизкий.
Но лучше ответы ищите по пути, в книге… и, уверяю вас, обрящете.
Акт третий. Сцена третья. Те же и Аффтар жжот
«Снимать энергетические удары, нейтрализовывать вампиров, прочищать чакры, оптимизировать ауру» сейчас способны многие.
Но способны ли они создавать такой мир, в котором вечерний «город зачах», мир, где вскапывание огорода превращается в сакральное жертвоприношение («вонзить острое жало лопаты в черное живое тело дачной гряды»), а прямо на вас мчится «лязгающий червь поезда». В общем, братья Люмьер отдыхают…
И даже обычный флирт в этой книге превращается в бой. Затаив и так доселе прерывистое дыхание, читатель с ужасом и жалостью ждет, как пиратский бриг мерзкого писателя эротических рассказов Термометра возьмет на абордаж стройный корабль юной Людочки-верблюдочки.
— Ну… это так красиво, что вы рассказали. А… ну, а как это… что это, то есть, значит?
— Это значит, милейшая Людмила, только одно, что в своем познании мира ограниченный человек видит лишь результат, конечную цель, а настоящий мыслитель видит только точку Начала Пути, бесконечный процесс, ведущий к совершенству.
В текст книги хочется зарыться, словно алчный брат Али-бабы в сокровища. Хочется перебирать слова и рассматривать их на свет, вгрызаться в некоторые, да так, чтобы сок стекал по подбородку. Впрочем, временами попадаются слова — ядовитые змеи, на которые пару секунд смотришь как парализованный, а потом с воплем ужаса отбрасываешь — и все тело передергивает от омерзения. Страшно…
Но потом о страхе вновь забываешь.
Да и как не забыть, купаясь в роскоши, пропуская сквозь пальцы дорогую ткань метафор и любуясь резной поверхностью описаний, погружая все пять органов чувств в изысканно-нежный шербет внутреннего мира героев, оттененный горьковатым привкусом будущих событий, но от того даже более сладостный. Как не забыть обо всем, наслаждаясь тонкой выделкой речи, гулкой акустикой символов и аллюзий. И, скажите, КАК, пригубив искрящийся коктейль остроумия, не забыть то самое кодовое «сим-сим откройся», которое позволяет выбраться из пещеры (читай: из книги)?
