— То, что было между мной и Нино в саду, тебя не касается, — холодно ответила она. — Скоро я возвращаюсь в Штаты, и это положит конец твоим страхам.
Микеле не сводил с нее оценивающего взгляда. И неожиданно она поняла, что он с удовольствием сам поухаживал бы за ней хотя бы для того, чтобы досадить Нино.
— И все же, будь я на твоем месте, я вел бы себя осторожнее. У него взрывной характер… он может натворить что угодно, особенно пока он на вилле. Если учесть стресс, который он пережил в связи со смертью отца, я не понимаю, как он до сих пор не сорвался.
Не зная, что сказать, Вера в ужасе смотрела на него.
Пожав плечами, Микеле сделал прощальный выстрел.
— У нас был несчастный случай, — медленно проговорил он. — Нино и его невеста… Они о чем-то спорили в машине, а скорость была большая, и он вырвал у нее руль. Оба были серьезно ранены. Погляди на его лицо… на лоб и виски. Там еще остались шрамы.
Теперь Верой владело уже не раздражение. Ее охватила ярость. Ей был отвратителен этот разговор, отвратителен Микеле, отвратительны семена сомнения, которые он посеял в ней.
— А у тебя что за шрам на щеке? — спросила она. — Ты заработал его в драке?
— Странно, что ты спросила, — спокойно ответил Микеле, и сердце замерло у нее в груди. — Нино ударил меня хлыстом, когда нам было по семнадцать лет… Я тогда только поселился на вилле Воглиа.
8
Волосы у Веры развевались на ветру, когда Нино на другое утро вез ее в своей открытой спортивной машине в Турин. Она изо всех сил старалась не думать о том, что ей сказал Микеле. Она напоминала себе, что слышала только одну версию, а этого недостаточно. Понятно, что Микеле не на равных со своими сестрами и братом, поэтому не может не ревновать. И в то же время совсем забыть, что он ей говорил, она тоже была не в силах. Конечно, ей не нравились разговоры о нраве Нино, но она уже сама неплохо знала его. Другое дело — любовница в Сан-Джованни-Бьянко, мысли о которой никак не выходили у Веры из головы.
Когда они приехали в Турин, Нино первым делом отправился на ткацкие фабрики, где, благодаря его связям, их принимали как почетных гостей. Больше всего ей понравилась фабрика «Арахна», дочернее предприятие знаменитой фабрики в Комо. Словно завороженная, Вера смотрела, как сплетаются шелковые нити, как печатается рисунок. Станки, которые могут выпускать до восьмидесяти метров ткани в день. Так называемая «кухня красок», в которой краски смешивались с точностью до одной десятой грамма, привела ее в восторг.
Вера предпочла бы пообедать вдвоем с Нино в каком-нибудь маленьком бистро, но было бы неучтиво отклонить приглашение Антонио Пазолини, директора фабрики, который непременно желал видеть их своими гостями. Запивая салат великолепным вином, Вера, Нино и синьора Пазолини говорили о шелковом производстве — о договоре с профсоюзом, о соперничестве с Кореей, об уменьшающемся рынке высококлассных тканей.
— Пока мы первые, что касается рисунка, — рассказывала синьора Пазолини, когда подали кофе. — Корейцы еще не могут наносить до пятидесяти цветов сразу, но они наступают нам на пятки. Если желаете, синьора Манчини, мы будем посылать вам образцы. Мы можем сделать специальные шаблоны для вашей коллекции. И можем работать на поток.
Во время обеда Нино был само очарование. Едва они с Верой покинули палаццо, он как будто преобразился. Он даже ни разу не потер переносицу, значит, его не мучила головная боль. Наверное, потому что его отец очень долго болел, ему было нетрудно на некоторое время забыть о своем горе и полностью отдаться беседе.
Ее охватило мрачное предчувствие, когда она увидела, как он изменился, едва они оказались в одной из галерей города на выставке картин шестнадцатого столетия. Вера задержалась, рассматривая пейзаж на миниатюре, когда Нино остановился перед портретом в позолоченной раме. Вера подошла к нему и помрачнела. Будто заколдованная, она смотрела на знакомое лицо темноволосого мужчины в алых одеждах кардинала.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
То же самое лицо она видела на выставке в Чикаго. Или это другое лицо? Может быть, его просто-напросто написали двадцатью годами позже? Если так, то этот сильный чувственный аристократ отверг богатство и удовольствия плоти, посвятив свою жизнь церкви. Эта мысль опечалила Веру, хотя ее охватила дрожь, когда она вгляделась в его изменившееся лицо. Оно явно не стало привлекательнее. Годы, отданные церкви, оказались тяжелыми для него.
Мужчина, смотревший на них с портрета, и аристократ с выставки в Чикаго, по меньшей мере, были близнецами. В этом Вера не сомневалась. Если же на обоих портретах один человек, то Вере оставалось только удивляться своим чувствам. В Чикаго ей показалось, что она целую вечность знает человека, изображенного на портрете, и ее тянуло к нему. Зато теперь она не ощущала ничего, кроме страха.
Боже мой, только не хватает галлюцинаций в присутствии Нино, с ужасом думала Вера, царапая ногтями ладони и не позволяя себе расслабиться. Она молила Бога отвести от нее и Нино беду, в реальности которой она окончательно убедилась, глядя в нарисованные на портрете глаза.
— Кто это? — спросила она, все еще не решаясь взглянуть на табличку, висевшую на стене рядом с портретом.
— Стефано, кардинал Учелли.
Голос Нино был едва слышен.
Тогда Вера прочитала то, что было написано о нем.
— У меня такое впечатление, что ты немало знаешь о нем. Святости в нем не чувствуется. Он что, разбойник?
Нино пошевелился, однако хмурое выражение его лица не изменилось.
— Понятия не имею, — ответил он. — Правда, вид у него и в самом деле не из приятных. Манчини и Учелли — дальние родственники. И, кстати, Учелли построили виллу Воглиа в начале шестнадцатого века. Потом, в том же веке, они продали ее, когда умер последний наследник по мужской линии. Вероятно, из-за нашего родства мой прадед в конце девятнадцатого века купил поместье, чтобы использовать его в качестве загородного дома.
Комментарий Нино не успокоил разбушевавшиеся чувства Веры, у которой от страха мурашки бежали по спине.
— Не знаешь, у него не было брата?
Услышав этот вопрос, Нино не смог скрыть изумления.
— Точно знаю, что был, — ответил он. — Бабушка мне рассказывала, что старший брат кардинала, который унаследовал виллу, был последним Учелли. Кардинал тоже… как будто… не имел детей. Мы, Манчини, связаны с ними через их сестру, которая вышла замуж за миланского аристократа.
Едва они покинули галерею, как лицо Нино прояснилось, но Вера еще долго помнила о кардинале и о своем аристократе из шестнадцатого века. Не может быть, чтобы художник писал одного человека, размышляла она, если один привлекателен, а другой вызывает неприязнь.
Время летело с невообразимой скоростью. Не так уж много его было отпущено Вере и Нино, и ей не хотелось, чтобы оно проходило зря. Было ясно, что между ней, кардиналом и аристократом с портрета существует связь, но поскольку она не имела возможности ее разгадать, то и не желала о ней думать.
Погуляв по городским улицам и бульварам, Вера и Нино приехали в палаццо Манчини, чтобы умыться и переодеться перед ужином. В комнате для гостей, где Вера уже была, когда они с Джулио только прилетели в Италию, она приняла душ и надела черное платье, присланное ей с оказией Габриелл для дня похорон, но без жакета, так что оно совсем не выглядело траурным. Глубоко декольтированное, с серебряными цветами на бретельках и вокруг выреза, с узкой юбкой, подчеркивавшей округлость ее бедер, оно было несколько экстравагантным и приковывало к себе взгляды.
О правильности ее выбора свидетельствовал взгляд Нино, когда они полчаса спустя встретились в его гостиной.
— Дорогая… Ты такая… Так и хочется тебя съесть, — сказал он, взяв ее за руки и оглядывая с головы до ног. — Может быть, останемся тут? Ну, скажем, начнем с десерта?
Его слова мгновенно вернули их обоих в то состояние, в котором они находились, когда целовались в саду. В эту минуту их тяга друг к другу была даже сильнее прежнего. Вера вся трепетала от его прикосновений и, будь ее воля, предпочла бы спальню ресторану. Условия были как нельзя более подходящие. Палаццо к их услугам. Микеле далеко. Даже близкая разлука лишь подталкивала их друг к другу. Когда они еще встретятся? Теперь или никогда…
