![]()
ДИНА АЛЛЕН
Загадочный портрет
РОМАН
1
Тридцатитрехлетняя вдова Вера Манчини сидела на скамейке чикагского музея изобразительных искусств и не могла отвести взгляд от небольшого, в позолоченной раме, портрета итальянского аристократа шестнадцатого столетия. Черные глаза на полотне гипнотизировали ее.
Портрет ездил по свету со знаменитой международной выставкой искусства эпохи Ренессанса. В первый раз он попался ей на глаза, когда она пришла в музей в поисках новых идей для зимнего показа модной одежды своей фирмы. С тех пор она побывала тут еще три раза и сделала кое-какие дополнительные наброски, по крайней мере, именно этим она объясняла свое необычное и не оставшееся незамеченным тяготение к выставке Габриелл Бартон, подруге и партнерше, с которой они вместе открыли салон мод.
Но это была неправда. На самом деле она не могла насмотреться на изображение мужчины с пристальным взглядом, в черном бархатном камзоле с белыми кружевами вокруг шеи и с парой кожаных перчаток в изящных, но сильных руках. Его имя потерялось в столетиях. На висевшей рядом карточке значилось лишь, что портрет относится примерно к 1520 году и принадлежит кисти малоизвестного художника из Пьемонта. Написан за четыреста сорок лет до ее рождения! А ей казалось, будто она отлично знает этого человека… знает всю свою жизнь, сколько себя помнит.
Но ведь единственное, что может хоть как-то их связывать, так это происхождение ее покойного мужа, автогонщика Слая Манчини, семья которого была из тех мест, где писался портрет. По-настоящему Слая звали Сильвестро Пьетро Антонио ди Сфорца Манчини, но к моменту их знакомства он почему-то порвал со своим богатым отцом, занимавшимся производством машин, и Вера ни разу не побывала в его краях, ни разу не взглянула ни на автомобильные заводы в Турине, ни на семейную виллу в его окрестностях.
К тому же между покойным мужем и заворожившим ее неизвестным аристократом на портрете почти не было сходства. Стройный, светловолосый, веселый Слай ничем не напоминал темноволосого и куда более кряжистого незнакомца, который, судя по выражению лица, знал и приступы отчаяния, и приступы ярости и — она это чувствовала — был способен на сильные чувства.
Вера так пристально смотрела на портрет, что он как будто пришел в движение и начал распадаться у нее на глазах, и тогда случилось еще кое-что. Ей показалось, будто она соприкоснулась с другим временем и другим пространством. Ее глазам явились тени из другого мира, ее ушам — незнакомые голоса и шумы. Она словно воочию видела залы с высокими потолками и шелковыми узорчатыми шторами. По коже бежали мурашки от прикосновения бархата к ее плечам.
Конечно, Вера принадлежала к творческим личностям с тонкой интуицией, обладавшим врожденным даром созидания и наслаждения линией и цветом, но до сих пор у нее не было случая усомниться в своем здравомыслии. Однако, будучи по природе авантюристкой, она жаждала удостовериться в реальности своих видений.
В зал зашла пожилая супружеская пара, которая на пару минут закрыла портрет, и Вера испытала болезненное чувство, будто ее оторвали от животворного источника, перерезав связывавший их «лазерный» луч. Потом связь восстановилась. Из-за колдовской игры красок на портрете ей показалось, что взгляд аристократа пронзает ее, словно копьем.
Близился час закрытия музея. Посетители мало-помалу разошлись, и Вера осталась одна в зале. Пора домой, мысленно говорила она себе, и не двигалась с места. В конце концов, это всего лишь кусок холста, неодушевленный предмет, который не может властвовать над временем, а Джулио наверняка голодный, да и Бетти, небось, ждет не дождется, когда можно будет убежать к своим сорванцам.
Внезапно в ушах опять послышался гул голосов. Через несколько мгновений она судорожно вцепилась в скамейку, потому что поверхность портрета как будто подернулась рябью и вместо зала, в котором она оставалась единственной посетительницей, как в тумане ей явился салон с классическими пропорциями и великолепными фресками. Вокруг ходили люди в платьях иной эпохи. Слышались приглушенные голоса. Вера уловила староитальянские слова, летавшие в воздухе, словно конфетти.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Пара секунд — и все пропало, будто ничего и не было. Неподвижная поверхность полотна потрясла Веру не меньше, чем мелькнувшее видение. Все тихо, спокойно, в зале пусто. Ни людей, ни фресок.
Теряя ощущение реальности, Вера постаралась взять себя в руки. Опять воображение разыгралось, посетовала она на себя, дрожа всем телом от охватившей ее слабости. Ты сама этого хотела, вот и придумала…
Но здравый смысл подсказывал, что ни зрение, ни слух ее не обманывали. Веру настолько переполняло впечатление от происшедшего, что она испугалась, не заболела ли гриппом, несмотря на все свои предосторожности. Если бы кто-нибудь подошел к ней в эту минуту и заговорил, она бы закричала.
Тяжело вздохнув, Вера подняла с пола этюдник, повесила на плечо кожаную сумку и пошла прочь. Через несколько минут она уже миновала контролера, который не обратил на нее ни малейшего внимания, и направилась к остановке автобуса. На залитой солнцем Мичиган-авеню ее окружила толпа, но она не видела ни домов, ни машин, ни людей.
Подошел автобус, и Вера, все еще не выходя из транса, поднялась по ступенькам. Она смотрела на проплывавший мимо мост, на здание мэрии, на дорогие бутики, но не видела их.
Вера сама удивилась, что не проехала нужную остановку. Несколько домов, дверь, лифт — и она в своей квартире на четвертом этаже.
Стоило открыть дверь, и навстречу ей выбежал зеленоглазый, как она сама, четырехлетний карапуз Джулио.
— Мамочка! Мамочка! — закричал он, когда, сбросив с себя наваждение, Вера наклонилась и поцеловала сына. — Пойдем! Посмотри! Мы с Бетти построили новый трек!
Разведенная, средних лет, когда-то учившаяся в университете, Бетти Донован, которую Вера наняла сидеть с Джулио, с обожанием посмотрела на него.
— Вера, ты уж извини, но он занимает больше половины гостиной. Да, кстати… Около часа назад к тебе заходил какой-то мужчина.
Вера подумала, что, наверное, еще не совсем пришла в себя после пережитого в музее, потому что в тоне Бетти ей послышалось что-то необычное. Но потом решила, что дело вовсе не в ней.
— Он назвался? Сказал, что ему надо? — спросила она, вероятно, немного более нетерпеливо, чем обычно.
Бетти покачала головой.
— Он зайдет еще раз. Может быть, ты его знаешь? Он отлично говорит по-английски, но не без акцента.
Вера напряглась и вопросительно посмотрела на Бетти.
— По-моему, он итальянец.
Вера услышала то, что ожидала услышать.
Дай Бог, чтобы не из эпохи Ренессанса, подумала она. Только этого не хватало. Надо совсем сойти с ума, чтобы предположить связь между незнакомцем на портрете и нежданным гостем.
— Очень привлекательный молодой человек, — продолжала Бетти. — Мимо такого даже в толпе не пройдешь. Непонятно только, что у него на уме.
Так как уже наступила пятница, то Вера выписала Бетти чек и пожелала ей приятно провести уик-энд, после чего отправилась в гостиную любоваться на трек, который Джулио соорудил для своих маленьких гоночных машинок. Потом она потихоньку ушла в кухню и занялась приготовлением ужина.
Раздумывая о том, кем мог быть неизвестный посетитель, и время от времени поглядывая на этюдник, положенный на край обеденного стола, Вера поставила разогревать спагетти, которые Джулио предпочитал всему остальному, и к которым собиралась подать зеленую фасоль, домашний сыр и яблочный сок. Почему бы аристократу не быть дальним предком Слая и Джулио, подумала Вера, берясь за салат и призывая на помощь весь свой здравый смысл. Наверное, она бессознательно уловила их связь.
Если они родственники, доказательств все равно не найти. На семью Слая надежды нет. Если не считать редких писем матери, Слай разорвал отношения с ними. Вера написала Виоле Манчини о смерти ее сына, но ответа не получила.
