– Прекратите, прекратите немедля! – снова раздался голос священника. – Господь видит нас, Господь смотрит на нас! Что он должен подумать?
Но его, похоже, никто не слышал.
Симон с Петером и Георгом Кайзером укрылись за надгробием. В плиту ударилось несколько камней, потом что-то грохнуло, словно в нее врезался кто-то тяжелый.
– Надо что-то предпринять, – просипел Фронвизер, закрыв руками Петера, который крепко прижался к нему. – Иначе они головы друг другу поразбивают!
– Все не так уж страшно, – успокоил его учитель. – Насколько я знаю этих людей, убитых не будет. Такие драки происходят по меньшей мере раз в месяц. Но чтобы на кладбище, и сразу столько… – Он покачал головой. В надгробье ударялись новые камни. – Понятия не имею, как в таких условиях продолжать репетиции. До тех пор, пока Ганс Гёбль сидит под замком, спокойно здесь не станет.
В надгробье снова что-то врезалось. Симон вздрогнул. Он уже собрался отбежать с Петером к выходу, но тут над кладбищем разнесся резкий голос:
– Именем курфюрста прекратить сейчас же! Или я прикажу палачу заковать вас всех в кандалы!
Симон замер.
«Но это невозможно, – подумал он. – Как, черт возьми…»
Цирюльник был так растерян, что даже не заметил, как Петер высвободился и с любопытством выглянул из-за надгробья.
– Дедушка! – крикнул он и рассмеялся. – Как хорошо, что ты приехал! Теперь с нами ничего не случится.
И Петер радостно побежал к новоприбывшим.
* * *
Палач увидел бегущего к нему внука и распростер объятия. Люди вокруг перестали драться, крики смолкли. Некоторое время все смотрели на высокого, широкоплечего незнакомца в черном одеянии палача, как он схватил маленького мальчика и под ликующий вопль подбросил его вверх.
– Теперь, раз дедушка здесь, все будет хорошо! – радовался Петер. – Скажи, дедуль, открутишь им головы, если они рассердят нас?
– Я никому не откручу голову, если он того не заслужил, – проворчал Куизль и осторожно опустил Петера.
Хотя перед другими палач ни за что не признался бы в этом, он был безумно рад вновь увидеть Петера. Хотя мальчику никогда не стать палачом – в отличие от брата, он слишком слаб и мягок. Зато очень умен и начитан – качества, которые Куизль ценил едва ли не больше хорошей драки. Такой, как сейчас.
Теперь все перевели взгляды на карету с опущенным верхом, стоявшую перед кладбищем. В ней стоял судебный секретарь Иоганн Лехнер и строго взирал на толпу.
– Как вам в голову взбрело устроить мордобой на кладбище? – рявкнул он. – Есть в вас хоть капля уважения к мертвым? Приезжаешь в эту дыру, ничего не подозреваешь, и первое, что видишь, – это драка!
В наступившей тишине у Куизля появилась возможность получше рассмотреть уставших после схватки жителей. У некоторых из них были ссадины на лицах, другие держались за головы, но серьезных ранений ни у кого, похоже, не оказалось. Затем палач разглядел и Симона, который прятался за надгробьем и по-прежнему растерянно смотрел на тестя.
– Куизль! – воскликнул цирюльник. – Но почему…
– Нет времени на семейные любезности, – прервал его Лехнер. – Отложим на потом.
Он отряхнул с плаща пыль, которая муко́й осела на нем от быстрой езды.
Всего четыре часа потребовалось им на то, чтобы по слякотной, изборожденной дороге добраться от Шонгау до Обераммергау. Лехнер сидел в карете, в то время как Якоб и пятеро солдат ехали рядом. Неоседланный конь секретаря бежал за ними рысью. Юнцам было явно не по себе ехать по безлюдным перелескам в компании палача. За всю дорогу они не перемолвились с Куизлем ни словом и избегали его взгляда. Вот и теперь солдаты стояли чуть в стороне и нерешительно смотрели на недовольных людей, явно способных за себя постоять. Куизль сомневался, смогут ли салаги из Шонгау продержаться хотя бы минуту против этих свирепых горцев.
Лехнер вновь обратился к окружающим, большинство из которых смущенно смотрели себе под ноги.
– Кто у вас главный? – спросил он громким голосом.
Вперед выступил крупный мужчина, гордо вскинул голову и скрестил руки над животом. Весь его вид говорил о том, что он не привык выслушивать приказы.
– Я Конрад Файстенмантель, – представился толстяк. – Я возглавляю местный Совет.
– Глава Совета дерется на кладбище? – Губы Лехнера изогнулись в тонкой улыбке. – Должен сказать, странный у вас народ…
– А вы кто такой, чтобы судить? – огрызнулся Файстенмантель.
Его собеседник даже не дрогнул.
– Иоганн Лехнер, судебный секретарь Шонгау, – ответил он бесстрастно. – Представляю курфюрста Баварии и назначен расследовать ужасное убийство, которое недавно произошло в вашей злополучной деревне. – Потом он кивнул на Куизля, который по-прежнему стоял с внуком посреди кладбища: – А это палач Шонгау, с которым познакомится каждый, кто воспротивится моим приказам.
По толпе прошел ропот, даже Конрад Файстенмантель на мгновение оробел. Но к нему быстро вернулась былая уверенность:
– У нас есть свой судья. Его превосходительство Йоханнес Ригер не обрадуется, когда узнает, что вы разнюхиваете в его округе.
– А это уж не ваша забота. По всей видимости, господин судья даже не в состоянии остановить потасовку на кладбище. – Лехнер демонстративно огляделся. – Как бы то ни было, я его здесь не вижу. Поэтому вместо него распускаю это сборище.
– Но… ваша милость… это похороны, – робко подал голос священник, который до сих пор держался позади всех. – Прошу вас…
– Похороны, столь бесславно оконченные, – перебил его Лехнер. – Пусть могильщики закопают яму, остальным же немедленно покинуть кладбище. – Он обратился к жителям: – Ступайте по домам! И молите у Господа прощения за свое кощунственное поведение!
Некоторые из мужчин снова заворчали и сжали кулаки.
– Мы не станем слушать указаний, когда нам заканчивать похороны! – выкрикнул один из них. – И уж тем более от вас, шонгауцев!
Говоривший был крепким молодым человеком, судя по внешности, сыном Файстенмантеля. Он грозно двинулся в сторону повозки. Дойдя до кладбищенских ворот, столкнулся с Куизлем, который загородил ему дорогу.
– Ну и куда мы так спешим, юнец? – проворчал палач. – Уж не ко мне ли?
Казалось, молодой Файстенмантель задумался на мгновение, не помериться ли с палачом силой. Но потом он взглянул на плечи Куизля, крепкие, как дубы, увидел решимость в его глазах – и угрюмо потупил взор.
– Мы еще встретимся, палач, – пробормотал он.
– Охотно. На эшафоте.
Куизль несильно толкнул его в грудь, и парень вернулся к своим. После такой дуэли остальные жители, похоже, смирились. Один за другим они стали покидать кладбище, при этом одаривая Лехнера и Куизля свирепыми взглядами.
– Последствия не заставят себя ждать, – прорычал Файстенмантель. – Я прослежу, чтобы судья Ригер и аббат Эккарт об этом узнали.
Лехнер пригладил бороду.
– О, не беспокойтесь, их непременно поставят в известность. Уверен, совсем скоро у нас состоится увлекательная беседа… – Он потянулся и зевнул. – Но до тех пор мне хотелось бы отдохнуть после утомительной поездки. Кстати, остановлюсь я в «Швабском подворье». Скажите хозяину, что я займу весь верхний этаж. Ах да, Куизль! – Он повернулся к палачу. – Если хочешь, можешь пока побыть со своими домочадцами. Через час мы отбываем в Этталь, где любезный аббат и судья наверняка готовят нам теплый прием. Без мордобоя.
С этими словами он вернулся в карету и оставил Конрада Файстенмантеля стоять в недоумении. Возница щелкнул кнутом, и экипаж со скрипом повернул на улицу, ведущую к трактиру.
– Лучше делайте, как он сказал, – проворчал Куизль и хлопнул Файстенмантеля по плечу. – Поверьте, я знаю, о чем говорю. Этот человек от своего не отступит. – Он усмехнулся. – Дьявол! Если Лехнер не получает, чего хочет, он может стать настоящей занозой в заднице.
* * *
Спустя некоторое время Симон и Куизль сидели в цирюльне напротив полки с заспиртованными змеями и жабами.
