на незнакомца. Маленькая деталька, которой не хватало для того, чтобы собрать весь пазл наконец-то появилась в его руках. Мистер Бергман присел и прошептал:
— Значит это правда. Камеры не были взломаны.
— Камеры? Что вы имеете в виду?
— Камеры наблюдения из ресторана. Полиции удалось извлечь часть материалов, которые уцелели после пожара. Но мы не поверили в то, что там было показано. Решили, что кто-то специально загрузил запись.
Он усмехнулся.
— Даже обидно, что в мое представление не поверили. С другой стороны, это был просчет. Я даже не подумал о камерах.
— Это была камера из туалета. Мы только увидели, как какой-то человек превратился в насекомое.
— Что? Камера в туалете! Я думал, что иду в самый лучшие ресторан этого города. А что получил в действительности! Шпионаж в туалете. Какой позор!
— Все это было сделано с целью защиты.
— О чем вы, мистер Бергман! Я понимаю, камеры перед входом в уборную. Но в самой, а еще и в кабинке, раз вы видели мое превращение! От кого вы защищали там людей? Ну да ладно. Я не за этим сюда пришел.
— Убить меня?
— Мистер Бергман. Скажу честно, вас следовало бы убить. Вся ваша работа связана с огромной ложью. Так бессовестно обманывать собственных горожан. Мораль тут явно лишнее слово.
— Не вам судить меня и говорить о морали. Сорок три трупа. Столько людей вы убили тогда в ресторане. А о скольких мы еще не знаем?
— Вы так наивны, что удивительно для вашей работы. Те люди, которых я убил испортили жизнь тысячам. Весь ваш город, как и вся планета погрязла во лжи, в алчности, в жестокости. Они все были виновны.
— Чем же провинился шестилетний мальчик, пришедший на работу к своей маме?
Он удивленно посмотрел на мистера Бергмана.
— Ах вы не знали. Мальчик забыл ключи от дома и пришел к маме на работу. Устройте вы резню на пять минут позже, и он спокойно бы направлялся домой. Но он погиб в пожаре. Так я спрошу снова: в чем вина шестилетнего мальчика?
Он не ответил, а лишь материализовал бокал вина и стал разглядывать картину, висящую на стене, спокойно попивая напиток.
— Танец с факелами. Интересный выбор.
— Мои дедушка и бабушка были убиты в концентрационном лагере. Это память о тех ужасах, которые они пережили.
— Те времена были действительно ужасными, мистер Бергман. Мне очень жаль ваших прародителей.
Он призадумался, делая очередной глоток, и продолжил:
— Я очень хорошо помню период второй мировой. Я был не готов к такому. Меня даже схватили и отправили в концентрационный лагерь. Помню, как нас доставляли туда в забитом до отказа вагоне. Представьте себе, мы прошли Древние времена, Средневековье, Эпоху Просвещение. Люди наконец-то осознали, что такое душа и что человеческая жизнь — самое важное, что есть. А на деле… Это был не просто вагон для перевозки пассажиров. Нет, в таких перевозили животных. Запах стоял невозможный. Добавьте к этому, что в вагоне не было ни свободного метра. Стояли впритык. Еда? Вода? Ничего такого не было. Туалет? Подавно. А уж поверьте, за сутки пути много кто захотел справить нужду. Здесь быстро забываешь о своей прошлой жизни. Будь ты хоть принцем, привыкшим к роскоши! Была только одна мысль: выживешь или нет. Естественно, не у меня. Я знал, что выживу, но хотел посмотреть, хотел помочь. Уже в поезде люди стали умирать. Жара, обезвоживание, недостаток кислорода. Смертельное трио для пожилых людей. Я наколдовал дождь, но это не сильно исправило ситуацию, хотя стало чуть проще. А затем было распределение. Только теперь распределяют на факультеты, на работу, куда угодно. Тогда распределяли на две группы: живых или мертвых. Кто мог работать — к живым, кто нет — к мертвым. Это я теперь знаю. В тот момент, мне казалось, что нас распределяют по умения. Мое тело старело. Я выглядел как дряблый немощный старик, поэтому был отправлен в группу точно таких же. Нас привели в комнату и сказали раздеваться. Я был там. Я помню легкое чувство облегчение, прошедшее по толпе. Решили, что не все так-то и плохо. Помоют, может, еще и накормят. Смотря через призму истории, кажется, что это было так наивно. Не сразу стало понятно, что происходит. Я подумал, что просто сломалась подача воды, а потом люди стали кричать, задыхаться. Я…Растерялся. Мне бы не составила труда прекратить поставку газа, поняв откуда он идет. Но я стоял как вкопанный, видя агонию стариков, женщин. И детей…Крики прекратились быстро. Я на автопилоте превратился в муху и ждал дальнейших событий. Тела просто забрали в крематорий. Их просто сожгли без всякого уважения. А вещь разграбили. Я был в глубоком шоке. Знаете, мой возраст огромен и многое поведал на своем веку. Но увидеть такое в современном обществе. Это было… Шокирующе. Я полетел к домишкам, стоявшим поодаль от душегубки. И как раз по пути наткнулся на колонну заключенных, идущих, видимо, на работу. Мужчина просто поскользнулся. Оступился. Обычная житейская ситуация. Ему не дали встать. Расстреляли на месте. И оставили, как ни в чем не бывало. А что самое ужасное. В глазах остальных была такая отрешенность. Они увидели подобное и не единожды. Ваш кабинет в своем размере напоминает барак, где содержались узники. Только мы здесь с вами вдвоем, а их там было с пару десятков. Там были люди, с которыми мы ехали в поезде. Напуганные, обессиленные. Постепенно понимающие, какая жизнь их ждет дальше. Я хотел помочь им. Но не придумал ничего лучшего, как перенести в мой дом. Думал там безопасно. Как плохо, что я не пророк! Почувствовал бы хоть что-нибудь! Пусть бы сердце екнуло! Нет, ничего, тишина. Они не поняли, что произошло. Оказались на лужайке перед домом, а через секунда туда прилетела бомба. Никто не выжил. А ведь у них был шанс выжить, не перенеси я их оттуда. Я хотел было попробовать еще раз, в порыве ярости. Забавно. Спасать людей в порыве ярости. Тогда я слабо контролировал себя. Но не успел. Пропажу заметили быстро. И знаете, что они сделали? Просто взяли и расстреляли отряд, возвращавшийся с работы. Уставшие, еле волочившие ноги они шли к себе в барак, дабы отдохнуть
