– Нет, благодарю вас. – Она еще раз сглотнула.
– О'кей. Значит, вы не знаете, кто подложил бомбу в этот ящик?
– Да, не знаю.
Я вытащил блокнот и ручку.
– Теперь, поскольку микрофоны в этой комнате не установлены, мне придется делать кое-какие записи. Я должен знать, причем поминутно, как вы провели тот самый вторник, двадцатого мая. Завтра исполнится четыре недели с того дня, но вспомнить все подробности вам будет несложно, ведь полиция уже наверняка дотошно расспрашивала вас про это. Все посетители Браунинга проходят через вашу комнату, поэтому нам придется прогнать весь день начиная с вашего прихода. С десяти утра?
– В его комнату ведет еще одна дверь.
– Но пользуются ею не слишком часто? Кроме него.
– Не слишком, но иногда такое случается. Я не собираюсь отвечать на эти вопросы. И мне не кажется, что вы имеете право принуждать меня.
– Права принуждать я, конечно, не имею. Но мистер Вульф не сможет выполнить работу, порученную ему миссис Оделл, если не получит ответы на ряд ключевых вопросов, а это, несомненно, один из таких вопросов. Кстати говоря, в беседе с репортером Кеннет Мир присовокупил, что тот, кто хочет узнать, кто именно и зачем подложил бомбу, должен сосредоточить все усилия на Хелен Лугос. Почему он это сказал?
– Я вам не верю. – Она пристально смотрела на меня. – Я не могу поверить, что он такое сказал.
– Лучше поверьте. Это факт, мисс Лугос.
– Репортеру?
– Да. Фамилию я вам называть не стану, но, если потребуется, готов вас с ним свести, и он сам подтвердит. Для Мира он был не посторонний. Они пели в одном церковном хоре. Но когда он попытался покопать глубже, Мир замолчал. Однако вернемся к моему первому вопросу. Вы пришли на работу в десять часов?
Она ответила, что нет – в девять тридцать.
Даже с моим мелким почерком и умением стенографировать, запись нашей беседы заняла больше четырех страничек моего блокнота. По времени все вышло идеально. Было ровно семь тридцать, когда послышался знакомый грохот, а несколько мгновений спустя в кабинет вошел Фриц и потянулся к дверной ручке. Так уж у нас заведено: если в отсутствие Вульфа я сижу с кем-то в кабинете, а ужин уже готов, то входит Фриц и закрывает дверь в прихожую. Этим мне дают знать, что ужин подан, а также, в случае если я продолжаю беседу, защищают сидящего в столовой и вкушающего трапезу Вульфа от постороннего шума.
Но на сей раз беседу я мог не продолжать, да мне и самому не хотелось. Мне нужно было в спокойной обстановке обмозговать парочку ее фраз и не терпелось попробовать утенка с грибами, канадским рисом и вином, пока он еще не остыл. Это одно из блюд, рецепт которого Вульф и Фриц придумали вместе и назвали «утенок по-американски» – из-за канадского риса, должно быть. Лично я его обожаю.
Я сказал, что она, должно быть, уже устала. Хелен ответила, что да, даже очень, и встала. Я ее поблагодарил, а потом, открывая перед ней входную дверь и прощаясь, поблагодарил еще раз.
Ясное дело, садясь за стол, я не упомянул о ней ни единым словом. Вульф уже произвел вскрытие утенка, следовательно, мои слова расценивались бы как попытка заговорить о деле во время еды, что недопустимо. Зато когда мы перебрались в кабинет и Фриц принес кофе, Вульф первый показал, что неделя бесплодных усилий действует на нервы даже ему, и спросил: «Ну?», прежде чем я взял в руку свою чашечку.
– Нет, – ответил я.
– Совсем ничего?
– Ничего, с моей точки зрения. Насчет вас – не уверен. Как всегда. Вы, разумеется, хотите услышать все дословно?
– Да.
И я пересказал ему всю нашу беседу слово в слово, включая поминутный отчет о том, как она провела вторник, двадцатого мая. Для этого мне пришлось несколько раз свериться с блокнотом. Как обычно, Вульф просто слушал, не перебивая и не задавая вопросов. Он – лучший слушатель из всех, кого я знаю. Когда я закончил, кофейник и наши чашечки опустели, и Фриц пришел, чтобы забрать их. Я спрятал блокнот в ящик письменного стола.
– С моей точки зрения – ничего, – сказал я. – Конечно, мы и не могли рассчитывать, что она разоткровенничается – таких сейчас днем с огнем не сыскать. Она что-то знает или подозревает, что может оказаться правдой, а может и нет, и может или не может нам помочь, но, чтобы угадать, что это такое, нужно быть лучшим гадателем, чем я. Я не думаю, что бомбу подложила она. Она не сидела на своем месте в тот миг, когда бомба взорвалась, – чертовски повезло, согласен, – но, по ее словам, она часто отлучается в комнату, где хранятся архивы, и почти всегда – когда Браунинга нет. Впрочем, полицейские это уже давно проверили и перепроверили. Разумеется, бесполезно было просить ее перечислить семнадцать человек, заходивших при ней к Браунингу. Бомбу не могли подложить в его присутствии, если он не сделал это сам, а войти к нему можно еще и через другую дверь. Что касается того, кто мог войти к нему в его отсутствие, то ее, по ее словам, не было на рабочем месте в течение двух часов. Насчет ее доводов, почему Кеннет Мир не желал бы смерти Браунинга, бросьте монетку. Вам придется лично проверить Мира на детекторе лжи.
Вульф хмыкнул.
– Мисс Веннер, а теперь еще и мисс Лугос.
– В том смысле, что мне следовало соблазнить хотя бы одну из них? Увольте меня.
– Пф! Я ропщу на твое поведение только тебе в лицо и никогда не злобствую. Ты же всегда пытаешься вывести меня из себя преднамеренно, а не по недосмотру. Значит, мисс Лугос невиновна?
– Ставлю десять против одного.
– А она знает виновного?
– Ставить не готов. Возможно, она думает, что знает. Или нет.
– Проклятье! – Он встал и прогромыхал к книжным полкам, чтобы отобрать очередную книгу.
Глава 12
Шесть дней спустя, в воскресенье двадцать второго июня в полдень, мы сидели в кабинете впятером и пялились друг на друга. Точнее, Сол, Фред, Орри и я пялились на Вульфа, а он смотрел на нас, поочередно обводя нас взглядом; при этом двигались только его глаза, а голова оставалась неподвижной, как скала.
– Нет, – отрезал он. – Это нелепо. Смешно. Абсурдно. И неприемлемо. – Он перевел взгляд на меня. – Сколько мы всего затратили, включая твои расходы?
Я закрыл глаза и открыл их секунд двадцать пять спустя.
– Скажем, три тысячи долларов. Немного больше.
– Вычтем эту сумму из моих налоговых выплат. Позвони миссис Оделл и скажи, что я выхожу из игры. И выпиши ей чек на всю сумму полученного от нее аванса.
Фред и Орри переглянулись, потом дружно повернули головы и посмотрели на меня. Солу, сидевшему в красном кожаном кресле, крутить головой не пришлось. Я же уставился на Вульфа, точнее – на левый уголок его рта, чтобы попытаться определить, насколько плохи наши дела.
А случилось за это время предостаточно. В среду днем, например, разразились подряд аж целых три грозы. Стихия бушевала целый день. Джилл Кэтер, жена Орри, пригрозила уйти от него за то, что накануне он посмел заявиться домой в пять утра, после того как сводил сотрудницу КВС в театр, а потом угостил ужином, хотя Орри и объяснил, что все это делается за счет клиента. В четверг Вест-Сайдская автострада на выезде из Нью-Йорка в северном направлении была весь день перекрыта из-за дорожных работ, из-за чего не знавший этого Фред Даркин, который следил за другим сотрудником КВС, упустил его, а Фред терпеть не может упускать свою жертву; в пятницу Элейн, старшая дочь Фреда, призналась, что курит марихуану. Сол Пензер провел два дня и одну ночь в Монтаук-Пойнте, пытаясь найти человека, изготовлявшего бомбы, но тщетно. Наконец, в пятницу департамент труда возвестил о том, что в мае индекс потребительских цен вырос еще на три десятых процента. Словом, занятная неделька выдалась.
Лично я творил чудеса. Ответил на добрую сотню телефонных звонков, включая целую дюжину от наших помощников. Они и в самом деле из кожи вон лезли, пытаясь помочь. Трижды звонила миссис Оделл. Битый час я проговорил с одним кавээсовцем, которого привел Орри. К нам, как выяснилось, он набился сам, чтобы поточить лясы с самим Ниро Вульфом. Один вечер я провел в компании Сильвии Веннер и ее приятеля, мужского шовиниста из КВС, – мы собирались у нее в квартире. Ежедневно я умывал лицо и руки. Я мог бы продолжать и продолжать, но вы уже и сами поняли, что я вкалывал не покладая рук.
Вульф тоже не бил баклуши. Когда в пятницу утром, в половине двенадцатого, в дверь позвонил инспектор Кремер, Вульф велел мне впустить его и даже выдержал целых двадцать минут беседы. Зуба на нас Кремер не имел. А пожаловал он лишь потому, что накануне Кэсс Р. Эбботт, президент КВС, заходил к нам около шести вечера и провел с Вульфом целый час. Судя по всему, Кремер установил за нашим особняком наблюдение, и столь затянувшийся визит высокопоставленного лица не давал ему покоя. Возможно, он решил, что это посещение означает, что Вульф уже расшевелил осиное гнездо, и, если так, торопился и сам погреть руки. Думаю, что, уходя, Кремер вынес впечатление, что мы с ним – собратья по несчастью, – хотя, с этой парочкой нужно всегда держать ухо востро.
