— Дочка Дональда, восьмилетняя дрянь… Безмозглая, избалованная, я ее ненавижу. У нее есть все, что она хочет, а у меня — ничего…
Когда я спросила его, чего же он хочет, ответ был ясным и четким:
— Не хочу больше жить в Лондоне. Не хочу больше видеть их рожи. Хочу жить с папой.
— Так ты за этим и приехал?
— Да…
— А мама твоя в курсе?
— Нет…
Я спрашиваю, как давно он уехал.
— Если кто-нибудь тебя спросит, скажи, что не знаешь.
— Короче, это бегство из дома?
— Называй, как хочешь…
— Флоранс, наверное, с ума сходит от беспокойства!
— Насрать.
— Надо бы ей позвонить.
— Да ни за что!
— Артур, ей надо позвонить, — говорю я с натиском, а сама думаю, что мне ее жаль, хотя и не очень-то ее люблю.
— Звони, если хочешь, я с ней разговаривать не буду! И с какой стати ты будешь ей звонить, насколько мне известно, вы никогда особенно не дружили…
Кто ему об этом сказал? Она, конечно. Может, стоило бы спросить меня, прежде чем что-либо утверждать? Это правда, что ввиду некоторых обстоятельств мы не можем слишком хорошо относиться друг к другу, но в то же время мы относимся друг к другу не так уж и безнадежно, не надо делать из мухи слона… В любом случае, Флоранс и мой отец, судя по всему, трактуют друг друга так плохо, что дальше некуда. Она не позволяет Артуру видеться с отцом, пока не будут улажены некие финансовые проблемы. Короче, по словам парня, они только и умеют, что драться из-за своих денег!
Картины прошлого наплывают друг на друга. Пока Артур рассказывает мне о своей жизни, я вижу его ребенком на руках Флоранс на острове Ре. Она называет его мой любимый мальчуган. А он ее — моя сладкая мамулечка. И обнимает ее за шею.
Я поинтересовалась, был ли компьютер подключен весь день?
— Конечно, я же в реальном времени играю!
Когда я напомнила о счете за телефон, он фыркнул:
— Не парься, я тебе возмещу убытки!
Легкий нокаут.
— А все эти банки, где ты их взял?
— Спустился и купил, где же еще!
— Но у тебя же нет ключа!
— А и я не запирал, включи голову, систер! Что на ужин?
Полный нокаут. Я чувствую, что обязательно надо будет позвонить завтра Флоранс. Иначе мне не восстановиться.
25 АВГУСТА, ПЯТНИЦА
Когда я уходила, Артур храпел как военнослужащий. Желания будить братца не было никакого, поэтому я выпила чашку кофе в бистро:
— С булочкой, пожалуйста.
Сил моих не хватает на диету. Выждала, пока останусь одна в рабочем кабинете, закрыла дверь и позвонила Флоранс. Мне казалось, я поступаю правильно! Сделала десять глубоких вдохов и набрала ее номер. Сколько же времени мы не разговаривали? Я волновалась так же, как при встрече с одним из моих бывших после бурной потасовки. Второй длинный гудок:
— Алло, добрый день.
— Это ты?
— Это я…
— Ты не могла позвонить раньше?
Бум-бум, ура! Атака по всем правилам…
— Я звоню, это уже немало! Я не обязана этого делать, между прочим! И потом, я же не знала, что ты не знала…
— Я требую, чтобы мой сын немедленно вернулся!
Она меня раздражает, она меня раз-дра-жа-ет своим трагично-угрожающим тоном…
— Ты можешь понять тревогу матери? — бросает она мне в лицо обвинение в бесчувственности.
— А ты что, понимала тревогу моей матери? — вырвалось у меня само собой.
Но для Флоранс это не аргумент.
— Пусть Артур немедленно возвращается, или я за ним приеду!
— Не советую…
— Дай ему трубку!
Мне пришлось объяснять, что я нахожусь на работе, а он остался у меня дома, где, между прочим, висит со своим компьютером на моей телефонной линии. В любом случае Артур, по его словам, не желает с ней разговаривать. Он хочет видеть своего, моего, нашего, ну, короче, его собственного отца. Что мне кажется совершенно правомерным. Папа вернется завтра, вот Артур его и увидит. Вместе со мной. Обязательно будем держать ее в курсе событий. И большая просьба оставить нас в покое.
Я положила трубку. Со мной всегда так: когда у меня нет выбора, я иду напролом, а когда я иду напролом, во мне просыпается ниагара сил.
26 АВГУСТА, СУББОТА
Звонила папе каждый час, начиная с девяти утра. В полдень он наконец поднял трубку. Отец только что приехал из Руасси. При упоминании об Артуре и нашем возможном визите он дал полный назад!
— Нет, нет, нет. Вам нельзя приходить. Я должен помочь Глории убраться. Мы ужасно устали. Поговорим об этом потом.
Артур разговора не слышал. Он спал. К счастью. Я ему соврала, что самолет опаздывает. Потащила его в Лувр. У меня вдруг появилось сильное, как потребность сходить в туалет, желание посетить Лувр. Неужели культурные наказы мамы вдруг и независимо от моей воли дали всходы в моем затуманенном мозгу?
— Артур, нельзя целый день лежать перед компьютером. Пойдем, пообщаемся с прекрасным в реальности!
Он потащился за мной с заранее утомленным видом. Немного оживился перед «Заклинательницей змей» Руссо-Таможенника.
27 АВГУСТА, ВОСКРЕСЕНЬЕ
Папин звонок — приглашение на обед к нему домой. Несомненно, результат тяжелой междоусобной войны с батальными сценами. Я осторожно (и дипломатично) спросила:
— Ты уверен в том, что это не доставит Глории лишних хлопот?
— В кои-то веки увидеть одновременно обоих моих детей — это ведь для меня настоящий праздник! А потом, у меня такой прогресс в смысле готовки, Глория не одна у плиты, я ей помогаю…
Вот как? Слышала бы это моя мама, которая вечно стонала из-за его лени… Я растормошила Артура. Попыталась заставить его причесаться. Напрасный труд. Тогда я начала ему советовать, как себя вести у папы, — вежливо улыбаться, быть милым. Говорить громко и отчетливо: французский Глории далек от совершенства…
— Если хочешь, чтобы все хорошо прошло, ты тоже должен постараться!
Подросток вытаращил глаза: какая здесь может быть связь? Что же мне делать? Начать восстанавливать события, пуститься в объяснения? Я слишком устала. Да и такси уже приехало…
Глория была недовольна, я заметила это сразу. Она швырнула на стол блюдо с помидорами и моцареллой так, словно хотела его расколоть. Без единого слова. Папа долго распространялся на все мыслимые и немыслимые темы, короче, пел соловьем. Волшебное побережье Хорватии! Чудесные города! А жители! А правительство! Наконец, утомленный своим монологом, спросил:
— Ну, а с учебой все в порядке, сынок?
Я подхватила на лету:
— Артур как раз хочет поговорить с тобой насчет следующего учебного года, правда, Артур?