Гуров ожидал новой вспышки и бранных слов. Толик Бабенко лишь пожал плечами и отвернулся.
— Говорил тебе: не лги по мелочи, в большом веры не получишь. — Качалин подошел к письменному столу, жестом подозвал Гурова, указал на календарь-ежедневник. — Супруга-покойница большая аккуратистка была, всегда на каждый день план составляла. Ознакомьтесь.
Лева подвинул календарь. Каждая страница его была заполнена красивым четким почерком: распорядок дня от семи утра до семнадцати-восемнадцати. Видимо, на этом рабочий день Качалиной кончался, потому что вечерние часы были либо не заполнены, либо пестрели различными неразборчивыми записями, сделанными различными почерками.
Одно плохо: страница на сегодняшний день отсутствовала, она была вырвана, причем торопливо или просто небрежно, так как из сгиба ежедневника торчали клочки. Гуров взял календарь, просмотрел, вырывать страницы было не в привычках дома, толстая книжка в добротном переплете цельная и очень аккуратная. Вырвали лишь одну страницу.
Шариковая ручка, точнее, гусиное перо с вставленным в него шариковым стержнем, которым делались записи, торчала из рыцарского шлема — настольной зажигалки. Вновь пролистав книжку-календарь, Гуров увидел — ручка твердая, бумага тонкая, записи пропечатываются, следующая страница цела, экспертам работы на несколько минут. Страницу вырвал дилетант.
Врач сказал, что инсценировка несчастного случая — дело рук дилетанта. И здесь его рука. Может, очень умный очень глупым прикидывается? И Гуров невольно бросил взгляд на Качалина. Однако какой резон? Какой смысл инсценировать несчастный случай, если знаешь, что сразу установят убийство? Зачем вырывать страницу, когда уверен, все записи пропечатались и их обязательно прочтут? «Действует дилетант», — умерил свою фантазию Гуров.
— Что здесь интересного, Игорь Петрович? — Гуров протянул Качалину ежедневник. — Я не знаю, какую запись вы имеете в виду?
— Какую запись? — Толик, привстав на носки, вытягивал шею, даже вены вздулись, пытался заглянуть в календарь. — Мадам все записывала, я знаю. — Он давился словами, боялся перебьют. — Мадам записывала загодя. Сегодня, к примеру, может записать на неделю вперед. У нее наверняка и на завтра намечено, и на субботу, так ведь теперь не состоится… — В конце концов даже Толик Бабенко понял, что говорит лишнее, и замолчал.
Качалин взял ежедневник, глянул небрежно, как на вещь, хорошо знакомую, нахмурился, посмотрел внимательно и, хотя, конечно, линию отрыва увидел сразу, начал листать.
Лист вырвал не Бабенко, иначе бы он не стал оправдываться. Гуров сел за стол в кресло, почувствовал, что на нем можно покрутиться, чуть было не сделал это, но вовремя удержался.
Не вырывал и Качалин, иначе зачем бы он меня сюда привел. Да и вырвал бы он аккуратно, а не так выхватил, оставляя клочки. Тогда остается… Гуров взглянул на спящую девушку.
Качалин шлепнул губами и молча положил календарь на стол. Гуров взглянул на хозяина вопросительно. Качалин ничего объяснять не стал, пожал плечами и отвернулся. Гуров отлично его понял. Ты умный, и я не дурак, слова нам не нужны. Лева подвинул ежедневник на место и кивнул, что означало: согласен, кончаем изображать невесть кого, будем сами собой.
Толик ничего не понял, рванулся вперед, быстро заговорил:
— Ну что? Что? Чего там мадам понаписала? Я ничего не знаю, днем тут не был. — Он хотел взять календарь, Гуров его отодвинул и закрыл.
— Я ошибся, Толик. Извини, — сказал Качалин.
Совершенно неожиданно для себя самого Гуров спросил:
— Игорь Петрович, вы не разрешите мне здесь побыть одному?
Качалин переступил с ноги на ногу, кашлянул почему-то в кулак, что так не вязалось с его элегантным видом, пожал плечами, вновь переступил, вновь кашлянул.
— Игорь Петрович, я буду сидеть за столом и писать, а вы с Анатолием побудьте на кухне. Хорошо?
— Ради бога! Ради бога! — торопливо заговорил Качалин. Казалось, что его удерживала невидимая пружина, которая вдруг лопнула и освободила, теперь, свободный, он пытался наверстать упущенное и оправдать неловкую паузу. — Чувствуйте себя как дома. Бумага и ручка перед вами, здесь бар. — Он открыл дверцу, сверкнули разноцветные этикетки. — Есть тоник, понимаю, спиртное на работе не употребляете. Я подожду, мы в вашем распоряжении, ждем. Теперь торопиться некуда.
Качалин взял Толика под руку, вывел из кабинета, плотно прикрыл за собой дверь.
Оставшись один, Гуров первым делом крутанулся с креслом, сделать полный оборот не удалось, коленки задевали за тумбы стола. Взяв гусиное перо, Лева столбиком написал: «Сосед. Девушка. Хозяин. Гость». Провел вертикальную черту, поставил знак вопроса и воткнул перо на место. Надо думать.
Хозяина с гостем оставлять одних на кухне не опасно, договориться ни о чем они, безусловно, не смогут — сейчас враги. Возможно, они были врагами изначально, вынужденно терпели друг друга, такова была воля хозяйки.
Елена Сергеевна Качалина, она была стержнем, магнитом и движущей силой этого королевства. В конце концов один из вассалов не выдержал и решил вырваться на свободу. Лева придвинул ежедневник, пролистал. Здесь тысяча записей. Чтобы прочесть, систематизировать, наконец, понять, потребуются недели, а результат непредсказуем. Бесценный документ, но прежде надо выжать максимум из дня сегодняшнего. Он представил, как завтра, послезавтра, с каждым днем все больше начнет вязнуть в противоречивых многочисленных фактах и фактиках, появятся новые лица, сложные и непонятные связи между ними. Информация будет похожа одновременно и на лавину, которая обрушится на его несчастную голову, закроет, лишит ориентировки, и на трясину, засасывающую в мир путаный, нереальный, где вещи, даже очевидные и простые, превращаются в неразвязывающиеся узлы, запутывают, сбивают с толку.
Нет, у него есть только сегодня, сейчас. «Турилин все предвидел», — подумал Лева о полковнике. В теплые минуты называл его своим художественным руководителем, а сейчас, вместо того чтобы думать о деле, начал смаковать смешные привычки Константина Константиновича.
Десяток толстых, цветных, остро заточенных карандашей на столе полковника. Смешно, карандашами этими он никогда не пользовался, лишь перекладывал с места на место, менял местами, словно раскладывал пасьянс. Коллега, говорит Турилин, нам с вами следует над данным вопросом подумать. Коллега?..
Гуров наконец взял себя в руки. В соседней комнате лежит мертвый человек. Убили человека, хорошего или не очень, убили, лишили жизни. Служебный и гражданский долг старшего инспектора уголовного розыска — выявить и задержать убийцу. Не каприз начальства, а долг, привычка относиться к себе с уважением приказывают: работай, Гуров. Найти убийцу не для того, чтобы ему отомстить, а для того, чтобы еще раз утвердить нравственный закон нашего общества: каждое преступление должно быть раскрыто. Люди могут жить спокойно, они находятся под надежной защитой: преступник не должен остаться безнаказанным.
Имеем. Лева подчеркнул свою запись: «Сосед. Девушка. Хозяин. Гость». По науке, первым делом следует определить мотив преступления. Убийство — явно спонтанное, инсценировка поспешная. Убийца не готовился, скорее всего за минуту до рокового удара не думал даже или думал, но так, теоретически. В нем постепенно накапливалась ненависть или страх, возможно, страх и ненависть одновременно. Убийца пришел, человек в доме явно свой, велся какой-то разговор, и Качалина неудачно пошутила, сунула палец в давно кровоточащую рану либо пригрозила. Человек схватил что подвернулось под руку и стал убийцей. Будь он в доме чужой, случайный, то ушел бы, прикрыв за собой дверь. «Я уже так рассуждал, — вспомнил Лева. — Неважно, я по этому кругу провернусь еще не один десяток раз. Попытка инсценировать случай вызвана тем, что убийца находится у всех на виду, его отношения с убитой известны окружающим, и если начнут искать убийцу, то его найдут сразу. Значит, мотив убийства лежит на поверхности. Скорее всего он известен многим, только не инспектору Гурову».
Взгляд Гурова упал на календарь. Страницу вырвал человек импульсивный. Значит, не хозяин и не сосед, они отпадают сразу. Гость? После своего появления он в эту комнату не заходил, следовательно, он мог вырвать страницу, если уже был здесь сегодня. Все поведение Бабенко доказывает, что о записи он не знал. Девушка? Самая импульсивная, она и обнаружила труп, у нее было время. Обнаружила труп, а может, она и… «В принципе, все эти наивные глупости, я имею в виду, конечно, не убийство, а инсценировку и вырванную страницу, — оправдывался перед собой Лева, — очень похожи на женскую логику. Девушка вполне могла шарахнуть Качалину в висок, затем начать творить несуразное. Какие могут между женщинами разыгрываться игры, бушевать страсти, не только уголовному розыску известно».
