- Я могу рассказывать о том, где был и что видел, до сезона дождей.
- А где тот, которого ты привел? - шепотом осведомился Нгу, оглядываясь.
- Он вознесся. Временно. - Скала показал пальцем на небо.
- И зачем он вознесся? Временно?
- Советуется с предками, как наказать племя Изгнанных за дерзость и непослушание.
- О! Виноваты старики, Великий, ты же знаешь? Ты скажи ему, тому, кто упал с неба, что старики бросили племя и спустились в яму. Они надеются, что под землей их не достанет месть. Скажи ему: мы покоряемся.
- Скажу.
- Он тебя послушает?
- Он - брат мой!
- О! Здесь нет девственниц и стариков, Сын Скалы, можно и не врать.
- Ты мне не веришь!? - Оруженосец мой поднялся, свалив ногой банку с вареньем, схватил копье и нацелился его острием в грудь Червя Нгу. - Я проткну тебя, нечестивец! Копье мое пройдет сквозь твою грудь, как сквозь воду.
- Я тоже воин и умею драться, лгун Скала!
- Поднимайся, и мы будем драться! Я переключил "лингвиста" на другой канал и закричал во всю мощь своих легких:
- Прекратить свару!
Червяк Нгу упал плашмя, с маху, наземь и прикрыл затылок руками, двое сопровождающих воткнулись головами в песок, уныло выставив зады. Скала с неудовольствием посмотрел в мою сторону и положил копье возле ног.
- Подними варенье, друг, - сказал я еще и уже не так громко. - Это последняя банка.
Когда брат мой увидел опрокинутое варенье, он завыл и изо всей силы ударил Нгу кулаком промеж лопаток, расторопно встал на колени, вытянул губы трубочкой, собрал языком лужицу сиропа, абрикосы же с благоговейным тщанием сложил в посудину, которую тут же отнес на взгорок, поставил ее так, чтобы она была заметна издали, и лишь потом решился продолжать разговор.
- Ты слышал ЕГО голос?
Нгу не ответил, только крепче вжался в землю, двое сопровождающих не подали признаков жизни.
- Ты слышал Голос, отвечай, Червяк Нгу! Или страх заткнул твою поганую глотку, так легко произносящую непотребные слова? Отвечай?
Задавленный страхом малый пробубнил едва слышно, не поднимая головы.
- Я слышал.
Скала обратил лицо к небу и прокричал пронзительным голосом:
- Хозяин, изложи свою волю!
- Излагаю: те, что из племени Изгнанных, пусть возвращаются в деревню.
- И пусть ждут, да?
- Пусть ждут.
- Пусть ждут и молятся о спасении, да?
- Пусть молятся о спасении, и я явлюсь.
3
Я хотел явиться в тот же день, но Скала резонно заметил, что посланнику неба спешить несолидно. И лучше всего явление отложить до восхода или до заката; брат мой считал, что спектакль должен быть эффектным, иначе люди племени не проникнутся ко мне должным почтением. Я послушался мудрого совета, и мы подались в деревню, когда истаивала нетемная ночь. Долгожданная встреча произвела на меня гнетущее впечатление, поскольку мне стало очевидно, что народ Скалы доживает последние десятилетия, истощенный и уставший. Недалек тот день, когда тощие руки старух разожгут в последний раз Огонь Племени.
Я пришел вовремя.
Живет в деревне "под шапкой", на глазок, человек пятьсот-шестьсот. Я уже упоминал как-то о том, что городище построено концентрическими кругами. Внешнее кольцо, по которому я недавно гонял воинов, - по существу, сточная канава, прикрытая тонкими жердями. Ума не приложу, как я в темноте умудрился обежать этот чертов круг, не провалившись? В те рисковые минуты, как бывает нередко, тело мое было умней головы, теперь же, сопровождаемый почтительной свитой, я с великим трудом пробирался по шаткому настилу.
За вонючей канавой обитают чернь и калеки. Если пользоваться терминологией, скажем, двадцатого века, когда модной стала наука социология, то второй круг населяла неквалифицированная рабочая сила. Некоторые жили семьями. Супруги ночевали в гамаках, подвешенных на верхних перекладинах. Попасть в такие гамаки можно было с помощью веревочной лестницы. Дети и старики слали внизу на ковриках, сплетенных из сухой травы. Жалкое зрелище представляло собой это общежитие - запущенное и грязное. Вероятней всего, эта часть населения страдает больше всего от налета стрекотух. Сейчас, как я понял, затишье, особо же активна неистребимая и мстительная саранча в канун сезона дождей. А когда он начнется?
- Голова, когда начнется сезон дождей?
- Примерно через три месяца, Ло.
- Спасибо.
Третий круг населяли собиратели корней, охотники и рыболовы, наиболее активная и здоровая часть деревни-человек двести. Здесь попадались на глаза матери с грудными детьми, попадались, хотя и нечасто, малые ребятишки. Жизнь и здесь протекала на двух ярусах; в гамаках и на утоптанной глине. Было тесно и смрадно. Но ведь не всегда же деревня закрывается шапкой, не всякий день царит здесь темень - выпадают ведь и благостные моменты, когда греет солнце и теплыми ночами глядит сверху здешнее дивное небо.
Скала строго-настрого наказывал ничего не .спрашивать у свиты, сопровождающей меня ("Ты и без них все знаешь, Хозяин, Расспросы унижают."), потому я молчал, лишь хмурился невольно, и тогда воины, загораживая дорогу, дружно валились на колени:
- Будь милосерден к нам, посланник Вездесущего и Неизмеримого!
Я не отвечал им и показывал рукой, чтобы освободили путь.
...Четвертый круг. Здесь обитали воины. Их было немного, от силы пятьдесят мужчин, и площади им вполне хватало. Убранство и обиход везде, за малым исключением, был почти одинаков, и я в полной мере удовлетворил любопытство. Пятый круг предназначался для холостяков, шестой населяли, девственницы и охраняющие их старухи. Войти в эту запретную зону у меня, признаться не хватило" духа. В тот час, когда я делал нечто вроде инспекторского" осмотра, деревня пустовала, потому как все, и стар и млад, собрались возле центрального столба слушать Пророка. Каждое утро ритуал повторялся неисчислимое количество лет. Народ, как выяснилось, хотел слушать и меня, народ желал знать, зачем я пришел и что принес - смерть или любовь, угнетение или помощь? Я не мог справиться с переполнявшим меня чувством жалости к этим людям, способным, однако, еще надеяться на лучшее. Жалость эта была глубока, потому что я неизбежно соотносил ее со своей далекой и прекрасной Землей, с историей моей цивилизации, с моими предками, преодолевшими бесконечные муки на пути к благоденствию. Я думал: "Мы исследовали и, как могли, записал свою историю, но знания наши о прошлом бездуховны и академичны. Остались даты, остался перечень событий, но не слышны нам стенания праведников, сгоревших на кострах, не слышим мы рыдания матерей, потерявших на войне детей, не видим пламени, сжирающего добрые книги, не слышим свиста пуль, пронизывающих тела. Но ничего, я восполню часть огромной потери - принесу на Землю печальную хронику племени Изгнанных и еще раз докажу наглядно, что мы не имеем права без угрызений совести пользоваться достигнутым, мы просто обязаны вернуть прошлому хотя бы часть своего долга. Не полный долг, только часть его, потому что полной мерой нам никогда не расплатиться. Это невозможно".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
