Да уж. Я-то думал, ну там чиновник какой, по иностранным делам много аристократов служит, а тут вона как. Что сказать, уважили немцы, молитвеннику русского царя дали в гиды друга германского императора. Как там, «базар держать людей в уровень посылают».
Не дожидаясь темноты, отправились ужинать. Что там за ресторан был, что ели, не запомнил, разговор уж больно интересный пошел. Барышни переводили, а я фоном думал, что простота нравов необычайная, у нас, небось, такие вопросы за тремя кольцами охраны обсуждают, в особо защищенных помещениях, с глушилками и прочим. А тут – вербуй Чернышеву и качай информацию прямо из дворца кайзера. Надо, кстати, это кое-кому по возвращении в Россию подсказать. Теперь у меня даже есть кому закинуть…
Слушал я, слушал все эти подводки, а потом бухнул напрямую:
– А что, господин хороший, как думаете, продадут мне завод?..
Макс даже бровью не повел. Дожевал, вином запил и, глядя мне в глаза, сказал:
– Понимаете, либе Грегор, одно дело продать союзнику или дружественной державе, а другое – частному лицу.
– Так мне большой, как державе, не нать. Мне маленький, чтобы простые телескопы для народа делать. Это ж не только союзникам можно?
Пусть маленький, я же с наших не слезу, пока они производство не развернут в несколько раз.
И пока я это представлял, Макс разговор от союзников и дружественных держав вывернул на мировую политику. Вернее, на Балканский вопрос – что там Россия забыла?
– Так православные же, единоверцы наши.
– А босняки? Они ведь мусульмане, какое дело России до Боснии?
А действительно, что нам Босния? Я задумался. Австрияки и так ее оккупировали, не сегодня-завтра аннексируют, что вызовет немалые проблемы у русской дипломатии. Да, сербы будут недовольны, но сколько от них толку? Да и мы им помочь через все Балканы не сможем. Да и передерутся они там все лет через пять. В чистом виде токсичный актив. Адский котел, все всех готовы поубивать. Вон, Македония – там вообще резня нон-стоп, нынешние бомбы не зря «македонками» зовутся, да и «стрельба по-македонски» от того же корня. Чего там еще хотели выцыганить в боснийском кризисе, согласие Австрии на Проливы вроде бы? Так не дадут нам Проливы, как ни интригуй.
– Вы знаете, либе Грегор, кайзер очень серьезно относится к единству германской нации и, безусловно, поддержит интересы наших австрийских братьев на Балканах.
– Не знаю, как там господа в Петербурге, я вам по-простому скажу. Торговлишки нашей в Боснии нет, пусть Австрия басурман забирает!
– Так ведь Сербия протестовать будет, а следом русский кайзер!
– Ясное дело, будет. В Боснии этой, небось, вдоль границы сербов живет несчетно.
Макс подумал и кивнул.
– Да, восточные районы почти полностью сербские.
– Ну так и отдать их Сербии! Австрии мороки меньше, сербам радости больше, все довольны, воевать не за что.
Дамы уже давно замерли и только губами шевелили, когда переводили. Гроссе айропиеше политик!
– Интересный ход, – задумался Макс. – Полагаю, что Германия и Россия много могли бы сделать вместе. Если бы вы могли донести эти мысли до русского царя…
Рвет подметки прямо на ходу. Нет, этот «цу» явно не только друг кайзера…
– Немцам с русскими дружить надо. Никто такую силу не сборет.
– А как же владычица морей? – иронически спросил Фюрстенберг.
– Владычить хорошо, да только хлеб на море не растет.
Он только молча качнул головой.
– Ну? Договорились? – я допил вино в бокале. – Вы мне завод, а я поговорю с помазанником.
Фюрстенберг поморщился от такой дубовой прямоты, но кивнул:
– Гут. От нас будет бумага на завод Карла Цейса. Можете встречаться с директорами.
Вот и ладненько!
Довезли нас обратно, раскланялись, Лена только в номере отмерла немного. Н-да, надо языки учить, хоть ты тресни. Английский я еще с университета знаю, ну, прочесть, понять и объясниться смогу, а вот немецкий с французским – хенде хох и шерше ля фам. А выучишь языки – прощай, образ дремучего мужика. Или на Божье откровение свалить? Ой, Гриня, что-то ты берега теряешь…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Оказалось – нет, не теряю. Утром не то что портье, сам хозяин гостиницы пришел, кланяясь, сообщить, что до меня курьер – орел в аксельбантах доставил пакет «херру Распутину в собственные руки». Простенький такой пакет, с императорским вензелем. И бумажкой внутри типа «Подателю сего выдать оптический завод, одна штука» с подписью Вильгельма.
Неплохой обмен – ненужную Боснию на очень нужный завод.
* * *
Сам Карл Цейс уже давно как умер – общаться с его наследниками и директорами в Оберкохен я отправил Щекина и Варженевского. Объяснил, что мне нужно (станки, технологии и мастера в аренду на год-другой), обозначил финансовые лимиты.
Сам же отправился к «Швабу» – в лучший ювелирный магазин Берлина. Там не торгуясь купил красивое бриллиантовое колье. И с «боевиками» отправил к Анне. Благо запомнил адрес дома, где мы ее подбирали во время нашей прогулки. В футляр вложил бумажку со своими координатами в Питере. Глядишь, и протянется ниточка в Берлин. Сначала переписываемся, потом еще подарков отправлю, вот уже у нас и свой «агент влияния» появится.
Не дожидаясь юристов – они должны будут присоединиться к нам во Франции, – сели на вечерний парижский поезд.
Пока катились в «город греха», думал, как поломать в Европе восприятие мужика и лапотника. Я-то у них нечто вроде говорящего медведя, курьез, ошибка природы. Пальцем потыкать набегут, а серьезные разговоры с кем говорить? Советский Союз как партнера начали воспринимать только со Второй мировой, но не затевать же тут всеевропейскую драку ради того, чтобы на меня серьезно смотрели? Ее и без меня начнут скоро. Н-да. Страна моя мир все больше военными эскападами удивляла – то Японии какой продует, то, наоборот, Германию заломает. Из мирного разве что Гагарин. Гагарин… Полет… Да какой там космос, на нынешних аэропланах хотя бы сто километров пролететь… Сто километров…
А это мысль. Нет, это даже идея!
Стольников посмотрел на меня, как на идиота, когда я вломился к нему в купе с вопросом: какой ширины Ла-Манш? Но почесал в затылке и выдал, что в самом узком месте, которое Па-де-Кале, всего двадцать миль. И никто из соратников не слышал, чтобы пролив пересекали на самолетах.
Так, нашими деньгами… тридцать пять – сорок километров! Ни о чем, полчаса-час полета. Ага, «ни о чем». А нынешние этажерки такое выдержат? Движок-то способен отработать час, не накрывшись? А то вместо полета к богу – бултых, и поминай, как звали. Впрочем, это не проблема – сделать непродуваемый жилет, набить пробкой… внизу с шагом в три-четыре мили расставить лодки. Да и между Дувром и Кале, поди, оживленно – имеет смысл рискнуть. Кто там у французов аэропланы и моторы делает? Ньюпоры-фарманы и еще какие-то были, на них наши в Мировую и Гражданскую летали. Моторы вроде бы «Гном». Ладно, найдем. Обязательно найдем!
Глава 9
Что Франция сильно отличается от Германии, стало ясно уже на вокзале. К нашему вагону рванула шумная толпа журналистов, засверкали вспышки фотоаппаратов, посыпались быстрые вопросы на ломаном русском. Я начал было отвечать, но «акулы пера» быстро потеряли ко мне интерес – из соседнего по перрону поезда вышла пышнотелая женщина в большой белой шляпе со страусиным пером. Репортеры быстро окружили уже ее, опять поднялся гвалт.
Елена некультурно прихватила низенького журналиста за рукав, не давая ему убежать от нас:
– Кто это?
– Кристина Ланград! Прима парижской оперы. Вернулась с отдыха. Мадам, отпустите меня!
Я почувствовал себя уязвленным. Вот так просто фаворита русского царя променяли на оперную певичку? Франция во всей красе – шумная, броская, капризная.
– Возьми у репортеров визитки, – я кивнул Дрюне в сторону Ланград. – Они нам еще понадобятся.
Заселиться в гостиницу тоже оказалось проблематично. Продравшись сквозь парижские «пробки», мы наткнулись на классическое советское «мест нет». И это в фешенебельном «Ритце»! Места в котором были забронированы заранее. Пришлось поднимать скандал, звонить в российское посольство – благо была телеграмма нашему посланнику от Извольского. Подействовало. Несколько созвонов, одышливый толстяк-управляющий долго и велеречиво извиняется за овербукинг, предлагает бутылку «Вдовы Клико» урожая восемьдесят пятого года в качестве извинения.
