Его голубые глаза тепло смотрели на меня, а густой голос растопил холодок, оставленный Пэт Дэбни. Одна его рука лежала на моем плече, а другая — на плече Хилари. Я подумала, известна ли ему наша история? Похоже, Тиш рассказала, что случилось с дочерью и со мной. По какой еще причине ему проявлять интерес к нам? А он явно был искренен, неужели это только игра… Что можно найти во мне после Пэт Дэбни?
— Благодарю, но я бы хотела прийти и понаблюдать за одним-двумя уроками Хил. Как раз до начала занятий в школе.
— Идет, — согласился Картер и слегка сжал мне плечо. А рядом с ним от радости пританцовывала Хилари.
Всадники вели своих лошадей по подъездной аллее, и мы пошли им навстречу. Пэт Дэбни взяла под уздцы самую крупную гнедую — с казавшимися бесконечными ногами в белых чулках, небольшой нервной головой и с дикими, обведенными белыми кругами глазами. Лошадь гарцевала вдоль дорожки, от нее шел пар, и хлопья пены выступали на боках. Молодая девушка в зеленом и персиковом, сидевшая на ней, прилагала большие усилия, чтобы сдерживать лошадь. Рука Пэт на уздечке напряглась, сильно и решительно дернула змееподобную шею вниз, и гнедая перешла на пружинистый шаг.
На двух других лошадях, шедших немного позади, тоже сидели молодые девушки. Я увидела, как широко раскрылись глаза зачарованной Хилари, и поняла в тот момент, что будущая стезя биолога уступила место карьере наездницы. Казалось, все ее тело устремилось к этим трем грациозным животным.
Позади меня раздался неожиданный резкий возглас Картера Деверо. Небольшой черный лабрадор, совсем щенок, пронесся мимо нас и ринулся прямо по подъездной аллее навстречу лошадям — под копыта большой гнедой.
Никто не успел и глазом моргнуть, как Хилари бросилась за щенком. Я рванулась за дочерью, но Картер схватил меня за плечо, оттолкнул в сторону и промчался мимо. Я слышала крик Пэт:
— Уберите проклятую собаку и этого паршивого ребенка!
Большие руки Чарли тяжело опустились на мои плечи, и я увидела, застыв от ужаса, как дочка потянулась за щенком, когда тот прыгнул прямо под копыта рвущейся и ржущей лошади. На мгновение все закружилось перед глазами, а потом я увидела, что Хил сидит на земле в нескольких футах от меня, жива и невредима, Пэт Дэбни тянет перепуганную лошадь в противоположном направлении, а Картер стегает кнутом съежившегося, воющего щенка.
В следующий миг, подобно маленькой кошке, мой ребенок прыгнул на мужчину, а я, вырвавшись из рук Чарли, бросилась за ней.
— Перестаньте, перестаньте! — визжала девочка.
Картер кричал:
— Уйди, Хилари, уйди! А я:
— Сейчас же иди сюда!
Пэт Дэбни ворвалась в наш круг, как торнадо.
— Замолчите все! — проговорила она, и голос ее был подобен леднику. — Картер, возьми эту проклятую собаку и пристрели ее, если хочешь, только убери с моих глаз и из моих владений. Я не хочу видеть ее здесь. — Пэт повернулась ко мне: — Уведите отсюда ребенка. Черт знает какая глупость! Лошадь могла раздробить ее на кусочки и к тому же сломать себе ногу. И мы были бы вынуждены пристрелить ее на месте, а я предъявила бы вам иск на все, что вы когда-либо предполагали приобрести. Вы бы не разочлись со мной в течение всей жизни! И не думайте, что я этого не сделала бы.
— Никогда, — сказала она Хилари, сверкая глазами, приобретшими стальной отблеск, — никогда больше не бросайся под копыта лошадей. Эта гнедая — первый чемпион Ирландии и Европы, и я провела целое лето на треке, тренируя ее. И не допущу, чтобы ребенок какого-то ничего не понимающего постороннего человека напугал мою лошадь так, что она забыла бы все, чему научилась.
— Не смейте разговаривать с девочкой таким образом, — начала я и почувствовала, как глаза мои застилает жгучая ярость. Казалось, мои пальцы сами по себе выпустили когти. Второй раз в течение пяти минут Чарли схватил меня за плечи.
— Она может выглядеть как безукоризненно воспитанный человек, но это, очевидно, только до определенного момента, — умышленно медленно и спокойно произнесла Пэт Дэбни. Затем, повернувшись на каблуках, леди ушла, оставив Хилари в слезах от крайнего унижения, меня — почти ревущую от ярости, а Тиш и Чарли — в молчании. Я обняла дочку и вытерла ей лицо влажной салфеткой, а Картер подошел к нам со скулящим щенком в руках.
— Энди, Хилари, я прошу прощения, — обратился к нам Картер. И он действительно выглядел взволнованным и кающимся. — У Пэт вспыльчивый характер, но через пять минут все проходит, и до конца дня она попросит извинения. Эта лошадь — убийца. Я предупреждал Пэт еще в самом начале, но она потратила на гнедую уйму времени и денег. Пэт никогда бы не простила себе, если бы любая из ее лошадей ушибла бы вас. В течение последних лет произошло несколько тяжелых несчастных случаев с детьми, которые не знают, как вести себя вблизи лошадей. Да и с лошадьми время от времени что-нибудь случается. Прошу прощения по поводу собаки. Это конюшенный пес, по крайней мере, он должен стать таковым, и иногда требуется выпороть их, чтобы понимали. Ведь он мог бы погибнуть, а из-за него ценная лошадь могла повредить ногу. Конюшенный пес должен уметь вести себя с лошадьми. А иначе он не нужен.
Хилари уткнулась в меня головой и сказала:
— У вас не было необходимости бить щенка.
— Боюсь, что была, — ответил Картер. — В следующий раз он вспомнит об этом и не сделает ничего подобного.
Девочка вновь повернулась к нему, но все еще не отпускала меня:
— Вы пристрелите собаку? Ведь она приказала вам сделать это…
— Конечно же, нет, — улыбнулся Картер. — Пэт не придавала особого значения ни одному своему слову. Я отнесу его обратно и оставлю с Редом — конюхом, который натаскивает щенков. Ред успокоит пса, даст ему поглодать кость и подержит взаперти и покое пару дней. А к тому времени, как Пэт увидит щенка опять, она все забудет. Она хоть и жесткая, но не зловредная.
— Эта леди мне не нравится, — буркнула Хилари, все еще посапывая, но уже успокаиваясь.
— Может, и тан. Но о том, что из тебя получится хороший наездник, Пэт говорила искренне. И я надеюсь, что ты изменишь свое мнение.
Мне хотелось сказать: „У моей дочери, может быть, и изменится мнение, но у меня — никогда!" Но я промолчала. Я знала, что никогда не прощу Пэт Дэбни. Конечно, и Хилари и щенок сделали глупость, но ведь не по злобе! А вот злоба в голосе патрицианки была быстрой, легкой и необоснованной. Что-то во мне ощетинилось, когда Картер выступил в ее защиту, и это вызвало у меня раздражение. Да, Картер Деверо был приятным, внимательным и добрым, но он был меньше чем ничто для меня и моего ребенка. И я не хотела, чтобы он или кто-либо еще мог стать чем-то большим. Ни теперь, ни спустя какое-то время, и вообще никогда.
