— Василиса Михайловна, какой приятный сюрприз, — вздохнул я и из темноты на освещенную часть комнаты уверенно шагнула дамочка в кремовом коктейльном платье.
Дорогие украшения, макияж и элегантная сложная прическа подсказывали, что аристократку вырвали со светского приема.
— Интересный наряд для посещения больницы.
Я смутно припомнил что Катина мама должна была быть с дочерью в Лондоне.
— Мы не знакомы, юноша, — заявила Василиса Михайловна, оставив мой комментарий без внимания.
— Жуков Марк Игоревич, очень приятно, — пожал я плечами и хотел было протянуть руку, но передумал.
Богданова старшая лишь хмыкнула в ответ.
— Я не об этом, умник. Твой взгляд, — подозрительно сощурилась она и коснулась длинным ногтем моего лба, — он врет.
— Взгляд врет?
— Он источает восхищение и даже теплоту, скрытую за разумной предосторожностью и едва заметным налетом подавленного инстинкта самосохранения, — пропела Василиса Михайловна и ее ноготь резко соскользнул с моего лица, оставив кровоточащую царапину.
Дерзко заглянула в самую душу и даже не поморщилась. Совсем не изменилась.
— Впечатляет, как и всегда, — улыбнулся я.
— Вот об этом я и говорю! — обреченно вздохнула и присела на кровать властная аристократка, — ты не должен меня знать, но почему твои глаза твердят совершенно обратное?
— Сложно объяснить.
— А ты постарайся. И я бы на твоем месте поторопилась, — добавила Василиса и провела ладонью по моему оголенному прессу, — хоть ты этого и не чувствуешь, твое тело стремительно угасает.
— Знаю. Поэтому я и искал встречи, — уверенно ответил я и встретился с бездонно-черными глазами Василисы.
Ее невозмутимый взгляд подавлял волю и заставлял всю душу трепетать. Пряди длинных матово-черных волосы спадали до груди, лишь местами поблескивая едва заметными розовыми вкраплениями.
— Тогда ты не по адресу, — разочарованно отрезала Василиса Михайловна и пересела на стул, — я не целитель.
— Мы оба знаем, что простой целитель мне не поможет, — заявил я, не отводя взгляда, — мне нужна «Розовая фурия».
Стоило мне это произнести как все потоки энергии в комнате потеряли цвет и рассеялись. Одновременно с этим розовые путы, будто шипастые лианы обвили все мое тело и полностью парализовали.
Даже бегущий по моему телу с десятикратным ускорением от нормы астральный поток просто остановился. Дверь в комнату едва слышно скрипнула, но Василиса Михайловна повела бровью и дверь с грохотом вмяло обратно в стену.
— Не входить! — душераздирающим усиленным голосом приказала фурия и медленно повернула голову на меня.
Радужка ее глаз окрасилась в темно-розовый, а от прежнего безразличия не осталось и следа.
— Кто. Ты. Такой? — с нажимом на каждый слог спросила Василиса усиленным голосом и до этого не чувствующее ничего тело сжало одним невероятно мощным болевым приступом.
Крупицы астральной энергии в теле дернулись в тщетной попытке отразить нападение, но тут же замерли. Все тело покрылось потом, а внутренности сжались в тиски.
— Жуков… Марк… Игоревич… — прохрипел я через силу.
— Откуда ты узнал это прозвище? — едва сбавив напор взревела Василиса.
— Дед… рассказал…
Стоило мне это произнести как розовые путы перестали пытаться расщепить меня на атомы и ослабили хватку. Боль полностью исчезла. Остался лишь паралич.
— Кто? — удивленно вскинула брови фурия.
— Мой дед. Жуков Борис Зиновьевич… именуемый первым, Неуязвимый Хранитель Империи, Царь садистов, отрыватель голов, любитель геноцида и расчлене…
— Довольно! — прервала мой бурный поток придуманных, но отражающих суть титулов Василиса Михайловна, — этого… не может быть!
— Собственно, это ответ и на первый ваш вопрос.
— Нет, нет, нет, — нервно начала качать головой Василиса и подскочила со стула, — ты был младенцем, когда он умер… ты не можешь… его знать.
— Но я знаю, — вставил я, — и его и вас. Хотел бы я сказать, что старый козел передает вам привет… но от него разве такого дождешься. Кажется, последние его слова, которые я помню это «Если ты, птенчик войны, обосрешься так сильно что мне придется вмешаться, я зажарю тебя на костре из тел твоих друзей и скормлю боярским гавноедам», — процитировал я напутственную фразу старика перед отъездом в Лондон.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вроде бы получилось слово в слово.
Василиса замерла на месте, но на удивление быстро взяла себя в руки и плавно присела рядом, не издав ни звука. Розовые шипастые путы распались на мелкие лепесточки и растворились в воздухе.
Дышать стало легче, но от вновь ускорившегося астрального потока меня ощутимо перекосило.
— Похоже на него, — лишенным эмоций голосом проговорила Василиса, — расскажи больше.
Вот и здорово. А то я уже всерьез начал полагать что откину копыта раньше, чем разговор перейдет в нужное мне русло.
— Я бы с радостью, — прохрипел я, — только как вы верно заметили, у меня не так много времени осталось.
Василиса усмехнулась и покачала головой. С ней такие банальные манипуляции не прокатят, но даже она не могла отрицать мой козырь в рукаве. Я действительно умираю. А дед и в этом мире успел стать для нее дорогим человеком.
Бесконечная скорбь вперемешку с яростью и чистой ненавистью были лишь вершиной айсберга эмоций, которые выражали бушующие потоки Богдановой Василисы Михайловны.
В моем мире она была бессменным оруженосцем моего старика на каждой войне после получения им титула Хранителя. Его правой рукой. Человеком, которому он доверял возможно даже больше, чем мне, собственному внуку. Это уже после, в мирное время, дед назначил ее Ректором Академии.
— Чего ты хочешь, — впервые на полном серьезе поинтересовалась Василиса и впилась в меня своим пробирающим до костей мертвецким взглядом.
Дед называл его «добрым». Ага, конечно. У маньяков в подворотнях больше доброты в глазах, чем я сейчас могу найти у Василисы.
— Выжить, — честно ответил я, — для начала. А потом утопить этот мир в крови бояр.
Еще вырезать белобрысого ушлепка с татуировкой и всех, кто с ним связан, но про это я говорить не стал, как и про долг Хранителя. Рассказывать долго, а без контекста хрен объяснишь в двух словах.
Да и лень мне.
Тут мысли понесло что делать потом… Хм. Поставить памятник старику? Переименовать в его честь какой-нибудь город в… Садистград, например. Ну или основать хотя бы село Старомудачье на его останках. Сделать селфи и вернуться в свой мир и показать старику.
А что, звучит как план.
— Это будет непросто, — задумчиво проговорила Василиса, не уточняя что именно, — тебя уже ищут.
Взгляд розовой фурии устремился вверх, и я догадался, где нахожусь.
— Все-таки не пыточная.
— Ты о чем? — не поняла Василиса.
— Не важно. Лаборатория то в вашем погребе есть?
— Есть, — раздраженно процедила Богданова старшая и щелкнула пальцами, — к твоему счастью.
Дверь в нашу уютную комнатку распахнулась и сюда тут же залетели две девушки. Катя с растрепанными волосами и обеспокоенным лицом и незнакомка в сизо-черном блестящем платье.
— Агата, знакомься, это твой клиент на… — сделала паузу Василиса и окинула меня оценивающим взглядом, — ближайший месяц.
— Вася… — недовольно буркнула Агата, но тут же исправилась под испепеляющим взглядом, — Василиса Михайловна, какой месяц… да у него даже красного потока нет, он откинется от первого же касания…
— Он крепче чем кажется, — отмахнулась Василиса, задумчиво потирая пальцы, — тем более мы используем методы… не самые традиционные.
От услышанного Катя побледнела, а Агата наоборот оживилась.
— Так, так, так, — звонко пропела она и подскочила к Василисе, — неужели ты покажешь, как снимать печать?
— Снимать? — рассмеялась, фурия, — вот еще. Лишь ослабить.
— Так говоришь как будто это его не убьет, — искренне веселилась Агата.
Святой дед, что за шабаш садистов в этом подвале?
— За этим мне и нужна моя лучшая целительница, не дать оборваться волоску, на котором юнец окажется от смерти.
