полагал, что никому не нужен и свободен ходить в городе, едва покинет недремлющее око министерских чиновников. Но оказывается, в нем была превеликая нужда значительного количества людей. Едва они успели отойти от гостиницы, как наперерез бросился какой-то человек. От неожиданности Дмитрий Сергеевич напрягся, встав в боксерскую стойку. Как и любой российский человек, даже знаток Запада по призванию, он подспудно ожидал от вечернего города какую-нибудь бяку.
Тем более что Мария Ивановна, твердо перегородив человеку дорогу, заговорила с ним жестко. Почти заорала. Кажется, впереди замаячила драка.
Увы, Романов еще раз убедился, что разговорный английский у него никак. Он едва понял половину, да и то по завышенной самооценке. Получалась какая-то ерунда. Причем тут Сербия, которую защищает Бобби — английский полисмен, когда им самим стал нужен полицейский для защиты от хулигана.
Жесткий тон попутчицы Романова сказался — человек нехотя убрался. Драться не понадобилось. А Романов поинтересовался:
— О чем вы говорили? Я что-то ничего не понял.
Мария Ивановна помолчала, явно решая, какую часть информации до него доносить, что Романову очень не понравилось, и заговорила, когда он уже хотел выразить свое недовольство.
— Он спрашивал ваше мнение по поводу позиции правительства Ее Величества об отделении Косово от Сербии.
Ах, это журналист!
И что это он вспомнил. Косово отделилось от Сербии давно, больше сорока лет назад. Сербы, поворчав, в принципе смирились с этим. И само отделение было интересно уже не тем, кто и от кого отделился, а тем, что возник прецедент. Запад за прошедшие годы пытался доказать, что это было исключение. Россия же объявляла, что единожды свершившись, случай имеет место быть и в других обстоятельствах. Позиция западных правительств была насквозь двуличной и прогнившей, Россия же со своей стороны откровенно зарабатывала на этом политические дивиденды. Он это хотел узнать?
Эту филиппику Романов произнес, разумеется, про себя и вопросительно покосился на даму.
Оная пояснила:
— Вам незачем было встревать в разговор. Желтая газетенка. Все переврет и окажетесь в дураках. Я пригрозила позвать Бобби, если он не отстанет. Если уж давать интервью, то серьезному изданию.
Дмитрий Сергеевич задумался. Или Англия такая страна с чересчур переразвитой демократией или он чего-то не понимает.
— Но почему он спрашивает это у меня. Я всего лишь консультант МИД с неопределенными обязанностями. Есть же ответственные члены делегации.
Теперь задумалась Мария Ивановна. Осторожно спросила:
— Можно, я у вас спрошу, только вы не обижайтесь, пожалуйста.
Дмитрий Сергеевич кивнул, чувствуя, что придется выслушивать пакость.
— Почему вы со мной так неискренни?
— Я? — Изумлению Дмитрия Сергеевича не было предела.
— Послушайте, вы представитель нарождающейся демократической оппозиции, действительной оппозиции, в отличие от всех остальных, тоталитарных и коммунистических. Свою демократическую оппозицию вы ярко показали на «Дискуссионном клубе». Эта передача сразу же стала хитом в Европе. Никогда еще так выпукло не были показаны результаты демократического развития России. Руководство сразу нескольких российских демократических партий объявило в последние дни в газетах, по радио и телевизору, что желало бы видеть вас в лидерах своих партий. И, наконец, вы один из ярчайших и твердых представителей проевропейского направления развития России в исторической науке и в политической сфере. Я понятно выразилась?
Романов поддакнул. Что-то разволновалась его спутница. Жалко, валерьянки нет. Что за чушь она понесла.
Про валерьянку он сказал вслух.
Сазонова недоуменно посмотрела на него. Нет, не расколется. Давно она в России не была, там, видимо, сменились правила политических игр. Молчит, как партизан. Вдруг прыснула:
— Да ну вас, пойдемте лучше дальше, здесь слишком ветрено.
— Знаете, — задумчиво сказал Дмитрий Сергеевич, прибавив шаг — ветер вправду усилился, — мне кажется, вы слишком преувеличиваете мой демократизм и мое значение. — Он не хотел уходить от разговора, чувствуя, что отстал от жизни и видит себя в одном ракурсе, а окружающие почему-то в другом. Мария Ивановна была тем человеком, которая могла помочь приоткрыть занавес. — Я обычный доктор наук. Да, тема моя — внешняя политика, да, вылез один раз на телевидение. И все. А человечек этот, скорее всего, случайно попал нам на встречу. Знаете, вокруг значительных мероприятий всегда крутится журналистская мелочь. На всякий случай.
Мария Ивановна скептически посмотрела на него. Ничего не сказала, но изгиб ее красивой фигуры говорил, что она думает о слишком умных мужчинах. Заумных. Которые в момент, когда надо действовать, начинает рефлексировать. И оказалась частично права.
Они возвращались в гостиницу, Дмитрий Сергеевич уже воспарил духом, не встретив больше никого из журналистов. Он не желал выступать накануне первого его дипломатического раута, не переговорив заранее с Ларионовым или с кем-то из его замов. И даже не решился в конечном итоге спрашивать спутницу о собственном весе и росте в политическом отношении.
Увы, молча уйти ему не удалось. В фойе к ним стремительно подошел человек, ловко оттерев Марию Ивановну в сторону.
— Московский корреспондент «Гардиан» Майкл Жукавски, — представился он, — прилетел вместе с вашим президентом, хоть и не в одном с ним самолете. Хотел бы с вами побеседовать.
Русский его отличался сильным акцентом. Наверное, так же, как у Дмитрия Сергеевича английский. Он даже не сразу понял, что от него хотят. А поняв, удрученно оглянулся. Не убегать же ему. Не солидно как-то.
— Ладно, — обреченно сказал он.
Жулавски обрадовано улыбнулся, предъявив миру крупные лошадиные зубы.
— Госпожа Сазонова, — раскланялся он перед Марией Ивановной, словно только что ее увидел, — рад вас видеть.
— А если бы господин Романов отказался, вы бы меня обругали? — язвительно спросила Мария Ивановна, заговорив, как и он, по-русски. Заминка корреспондента не осталась для нее незаметной. — Имейте в виду, — предупредила она, — Дмитрий Сергеевич является гостем Форин Офис. Официально. И если вы вздумаете сделать ему какую гадость, то получите в ответ не меньшую.
— Разумеется, — опять улыбнулся Жулавски, — всегда готов услужить.
Он оглянулся.
— Может, мы сядем вон в те удобные кресла, зачем же стоять у… — он помялся, не нашел русского аналога, и сказал по-английски «рецепшен»
Романову тоже не нравилось торчать на виду у всех.
— Давайте отойдем, — согласился он. Действительно, зачем стоять у администратора.
— Я не буду вас долго мучить, — сразу сказал Жулавски, доставая небольшой диктофон. — Тем более меня уже предупредили представители министерства о необходимом благоразумии, — он элегантно кивнул в сторону насупившейся Сазоновой.
Дмитрий Сергеевич попытался обойти подводные камни текущей вешней
