Я ведь я бы могла припеваючи жить здесь, и всякой мужлан при моем появлении бы лужицей растекался, тот же Вазраг не посмел бы даже глянуть на меня недобро, а Вандерия холила и лелеяла меня бы. Все мои капризы бы исполнялись… если бы я спала с Зеном. Если бы стала мэзой, самочкой-производительницей. Нет уж, лучше быть всеми ненавидимой пустышкой и опасаться любого шороха, чем превращаться в то, во что так легко превратилась Лена. Даже если меня убьют здесь, это не плохо. Это ведь тоже побег из Циты в каком-то смысле…
Послышался шум снаружи, дверь открылась и в свете горящего факела я увидела Флану, которая, собственно, факел и держала, и Зена с Треденом; при этом я испытала искренние и яркие радость и облегчение. А еще чувство, которое проще всего описать как «встретила свою стаю».
Млад зарычал.
— Факел оставь и уходи, — бросил Зен Флане.
— Эй, чего приказываешь? — тут же возмутилась всадница.
— Он прав, Флана, — встряла я. — Волк будет рычать и нервничать при чужачке.
— Он и при тебе рычал и нервничал!
— Все равно, нас троих он знает, а тебя нет. Не обижайся, но тебе нужно выйти. И спасибо тебе. Я бы ничего без тебя не смогла, — добавила я, сильно слукавив.
— Ладно, — протянула она. — Если что, я недалеко буду тереться.
— Нет уж, «тереться» не надо. Ты после облета так и не поела, иди подкрепись.
— Не полезет мне еда в горло.
— А ты затолкай. Еду возьми на кухне и в комнате поешь, в общий зал не иди. Мы с тобой теперь персоны нон грата.
— Чего мы? — не поняла девушка.
— Не забивай голову и иди покорми свой растущий организм.
— Кого покормить?
Я тяжело вздохнула. Надо приучить себя не использовать в этом мире специфичные слова из моего мира; бедный Треден тоже постоянно жаловался, что половины слов не понимает из того, что я говорю.
— Себя, Флана, себя покорми.
— Я тебе тоже сберегу что-то, — пообещала она.
— Спасибо, милая, ты прелесть.
«Прелесть» хмыкнула, протянула мне факел… передумала, вручила Тредену, и, развернувшись, ушла. Я тут же хорошо прикрыла дверь, придвинула к ней ящики и только тогда повернулась к «своим мужчинам».
Зен сложил руки на груди и обещал взглядом адские муки, а Треден с факелом выглядел как инквизитор, готовый сжечь ведьму. Ведьма, то есть я, не испугалась ни адовых мук, ни огня, и сказала:
— Все обсудим потом, главное – вылечить Млада.
— Зачем ты попросила ее притащить волка в крепость? — елейно-зловещим тоном проговорил Зен.
— Я не просила. Флана сама.
— Ты напала на человека с факелом! — горестно и одновременно яростно обвинил меня Треден. — Что с тобой не так, девочка? Откуда в тебе столько злобы и нетерпимости? Неужто нету в тебе хоть капелюшечки смирения? Что ж ты сразу бросаешься-то на людей, как бешеная собака? У человека лицо обожжено, борода сгорела… а то как бы зрения лишился? Ты об этом подумала?
Старый добрый Треден... Привыкший слушаться «старших» и страдать, тихо жить в лесу и не перечить. Привыкший жалеть и лечить избитых декоративок и считающий женщин редкими, слабыми, несчастными созданиями, созданными лишь для размножения. Я собралась объяснить ему, как повел себя Вазраг, что сделал и что собирался сделать, но Зен опередил меня.
— Хватит, Тред, — сказал он. — Ирина бы просто так не напала. Что хотел сделать Вазраг? Забить волка на шубу и клыки выдрать?
— Д-да, — растерянно ответила я.
— Ты была против, и он разозлился?
— Да…
— Он на тебя напал, а ты ему факелом в лицо?
— Да!
— Молодец, — скупо похвалил Зен. — Но то, что волк здесь, огромная проблема. Ладно… разберемся.
Забрав у Треда факел, он пошел к клетке.
Мы с чернобородым остались стоять друг напротив друга, одинаково удивленные. Треден тем, насколько «официальная» версия случившегося отличается от настоящей, а я тем, насколько точно Зен обрисовал ситуацию. Бородач, постояв еще немного статуей, спросил тихо:
— Так и было? Ты Младушку отстаивала?
— Конечно. Он же наш.
Треден вздохнул тяжело.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ты прости меня… прости. Нам же ж другое сказали… что ты ни с того ни с сего взбеленилась… Никак я не могу привыкнуть, что ты как мужик лихая. Не видывал я еще таких женщин. Все думается мне, одержимая ты, и на всех просто так бросаешься, чтобы смуту творить. И рисуешь уж больно чуднО, из черноты угольной у тебя люди как живые получаются…
Я не выдержала и рассмеялась. Вот оно что! Вот почему Треден постоянно на меня посматривал подозрением, и украдкой всякие странные пассы руками делал! Не верит, что я сама по себе такая «лихая», все ищет оправдание, хоть и в злых духах, которые якобы мной овладели… Ох, Треден, суеверная борода!
— Тихо, — прошипел Зен. — Не до смеха. Тред, вытаскивай из сумки иглу, жилы. Горячительное взял?
— Не дали…
— Ладно, так будем шить. У Млада рванина везде.
Мы с Треденом подошли к клетке; пока бородач рылся в сумке, Зен открыл клетку и безо всякого страха вошел внутрь. Млад тяжело поднялся на лапах, зарычал громче, ощерился, даже попытался цапнуть Зена, пахнущего не лесом, не собой, а чем-то другим, дымным, птичьим.
— Свой! — сказал Зен не громко, но и не тихо, глядя Младу в глаза и, как только тот закрыл пасть, безо всякого страха опустился рядом с ним. — Свой я, свой. Не признал, приятель?
К тому моменту волк уже узнал желтоглазого. Подтянувшись к Зену, Млад ткнулся ему в живот и заскулил.
— Младушка мой, — расчувствовался Треден. — Кто ж его так, Зен?
— Свои же, серые, наверное, подрали. В чужие угодья забрел. Что там с иглой?
Треден как раз пытался вставить жилу в иглу и при этом не уронить свисающую с плеча сумку.
— Дай мне, — предложила я.
Вспомнив, что разок мне уже приходилось зашивать рану, Треден легко передал иглу мне со словами:
— Ты уже умеешь. А мы того, держать его будем.
— Лучше ты шей, Тред, — возразил Зен.
— Не-не, она пусть шьет. Она это может. Она и тебя бровь зашила, и ладно так, что и шрама-то не видно.
— Ладно, заходите уже…
Собравшись с духом, я вошла в клетку.
…Это длилось долго. Это было тяжело во всех смыслах: света было недостаточно, Млад рычал и рвался, и руки у меня дрожали, путались в шерсти, на которой была и засохшая кровь, и свежая. Глубоких раны у него было две, одна на загривке, за который его хватали и рвали, а другая – на боку. Под конец мы рычали уже вчетвером: Млад от боли, между жалобным скулежом, а мы – от нервного напряжения, друг на друга. Тяжело удержать громадного волка на месте… Когда оставалось совсем немного сделать, Млад вырвался и-таки схватил меня за правую руку.
— Все, иди, — пропыхтел Треден, наваливаясь на него, чтобы удержать своим телом, а Зен уже держал его за шею.
— Нет, — зло рявкнула я, — закончу!
И закончила, левой рукой. Млад еще долго потом жаловался, но, по крайней мере, самые глубокие его раны были зашиты, хоть и кое-как. Остальные же могли затянуться и сами, если верить Зену. Треден уложил его голову волка на колени и ласково что-то шептал; Зен, который все это время прилагал большие усилия, чтобы удержать зверя, оперся спиной и прутья клетки и закрыл глаза. Лицо у него было серое.
Примерно так же, наверное, выглядела и я. Улучив момент, пока никто на меня не смотрит, я закатала рукав платья и обнаружила две дырочки на предплечье, окаймленные синим и красным, и еще одну снизу. Помимо этого, от самого давления челюстей рука тоже посинела.
— Сильно прихватил? — хрипло спросил желтоглазый.
Я вздрогнула и увидела, что он смотрит на меня.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Нет, — коротко ответила я и скорее задернула рукав. — Просто синяк будет.
Он не поверил и подполз ко мне. Я попыталась спрятать руку за спиной, но это было бесполезно в случае с Зеном: он может справиться даже с мощным волком, что уж говорить о тощей слабой мне?
