Ванде он никогда не нравился. Особенности породы таковы, что щенок выбирает себе одного хозяина, все остальные люди — вторичны. Я тогда только взял его, он был мелкий и потешный, а на Ванду рычал, даже старался не подпускать ко мне, ревновал. И я гадал, если это она, узнал ли он? По его поведению ничего невозможно было понять, он не любил всех людей, кроме меня.
— Конечно, сказал бы, — вздохнул я, и махнул Сергею — поехали.
Я уже привык к тому, что езжу в сопровождении минимум двух машин охраны. Раньше это было необходимостью, а теперь, когда все стабилизировалось, просто привычка. Сергей по прежнему настаивает, что это обязательно, а мне плевать. Хотя Ирма смеётся, что я стольким лоботрясам даю работу, которая заключается только в том, чтобы мной любоваться, что государство обязано предоставлять мне налоговые льготы.
— Что на повестке? — спросил Сергей.
— Подраться бы…
Раньше я выходил на ринг. Нет, бои были не профессиональные, но я отдавался им целиком. Мне нравилось одерживать победу в случае, если она заслужена. Один раз, помню, мои ребята до беспамятства избили боксера, который из страха и предосторожности мне поддавался. Сейчас я бы вышел на ринг, но… С тех пор, как ЭТО поселилось в моей голове драться мне было запрещено категорически. И я бы плевал на предупреждения врачей, только вот очередное но…
— Ты не имеешь права так открыто собой рисковать, — заявила Ирма. — Я вижу, ты давно плевал на свою жизнь, но на меня плевать не смей. Ты мне нужен, я не позволю тебе умереть раньше меня, никаких самоубийств, даже чужими руками.
Я обещал. Порой это обещание жгло, бесило, но поделать ничего не мог. Ты же дворянин, говорила Ирма. Ты обязан держать слово. Там, в своей чистой Франции она не догадывалась, какой ценой мне досталось моё богатство, хотя наверное, знала многое. Но не то, что у меня руки по локоть в крови, что ничего чистого во мне не осталось.
— Виктор звонил, — ответил Сергей. — Не знаю, что ему нужно, назначать?
— Назначай, — кивнул я.
Драться мне нельзя, но если он вдруг меня спровоцирует, я могу просто его избить. Я даже хочу, чтобы он меня спровоцировал, и мне плевать на то, как наш конфликт повлияет на соотношение сил в городе. Небольшая война будет кстати, разгонит осеннюю хандру, мысли о девушке, может даже, головную боль.
В офисе тихо. Так тихо, что слышна работа сплит системы и шелест страниц. Коридоры пусты, в ноябре меня стараются избегать даже мои люди. Так что да, Виктор будет очень кстати. Они входят втроем, сам Виктор и два человека охраны, которые встают у дверей — боевиков насмотрелись. Им бы ещё пушки в руки, но с оружием вход воспрещён.
— Чего тебе? — спросил я, не поздоровавшись.
Отпил из бокала. В нем — растворимая таблетка, которая, как я знал, не поможет. Всё равно пью, хотя не рассчитываю даже на эффект плацебо. Лекарство сладкое и одновременно солёное, пузырьки горло щекочут. Смотрю на Виктора, он мнется, и даже интересно стало — что же такого он сейчас скажет?
— Мне девушка обратно нужна, — наконец родил он фразу. — Лиза.
Я чуть не поперхнулся хреновым лекарством, со стулом поставил бокал, а потом… рассмеялся.
— Ты ради этого пришёл? — он кивнул а я продолжил. — И ты думаешь я тебе так просто её отдам?
— Я куплю её, — насупился Виктор. — Сто… сто пятьдесят тысяч долларов.
Я закурил сигарету, улыбнулся — день радовал, утром ничего не предвещало такого веселья. Посмотрел — Виктор хмур, ребята его у дверей просто непроницаемы, Терминаторы российского розлива. Сергей стоит настороженно, наверняка все меры защиты уже принял, параноик.
— Нет, — сказал я. — Она мне самому нравится. Вали.
— Богдан… двести. Двести тысяч, больше я в данный момент не могу дать. И долю акций, в той шарашке, я знаю, что ты их скупаешь… я отдам.
Я прищурился, разглядел ещё раз просителя. Чертовски занимательно! И чем дальше, тем занимательнее.
— Ты же знаешь, — мягко сказал я, не делая пугать раньше срока. — Если я сказал нет, значит нет. Поэтому лучше говори начистоту, зачем она так тебе нужна, а потом я буду думать.
Виктор достал сигарету, закурил. Сергей шагнул было к нему, но я одернул. Курить в моем кабинете можно было только мне, но сейчас пусть курит, руки вон трясутся, до чего ж ему девицу обратно припекло.
— Она меня обокрала, — наконец сбивчивым голосом начал он. — Точнее, её брат. Он больше года на меня работал. Всё отлично было, этот идиот — финансист от бога. Такие суммы мне отмыл… часть вывел так, что комар носа не подточит. Даже жалко, что помер, но деньги я на операцию дал. Точнее… занял.
— А потом? — подтолкнул я.
— Позавчера началось, Богдан. Деньги утекают со счетов. Уже больше миллиона долларов. Часть мы спешно вывели, перевели погорев на процентах. Они просто исчезают, блядь! Без следа!
— И ты считаешь, — усмехнулся я, — что твой миллион долларов у твоей же поломойки?
— Верни мне эту суку, — мрачно кивнул он. — Я все из неё выбью. Половина твоя, главное выбить, тут уже дело принципа.
Я кивнул Сергею, тот понял без слов. Шагнул ко мне, словно из воздуха появилось ещё тое парней. Я неторопливо поднялся со своего места, подошёл к Виктору и приподнял, ухватившись за рубашку. Ткань противно затрещала, я оттолкнул его, тот упал… Парни его дёрнулись было, а затем замерли. Молодцы, понятливые.
— Эта сука моя, — сказал я. — И мне плевать, где ты будешь свои миллионы выбивать. Вон пошёл, пока ещё идти можешь…
— Ты пожалеешь, — обещал он.
Хах, как же. Я уже руки потираю в предвкушении проблем. Проблемы это хоть какое-то развлечение. А с девушкой… я с ней поговорю потом, не сейчас. Её и так слишком много в моих мыслях.
Глава 12. Лиза
— Импровизация наше все, — сказала я коту, когда Черкес ушёл.
Упала на постель, прижала руки к животу. Мне казалось, что я до сих пор чувствую, как он двигается во мне. Это… это ни на что не было похоже. Благодаря нашему кочевому образу жизни у меня никогда не было настоящих отношений. Казалось — не нужно. Толку влюбляться, если ты скоро переедешь в другой город? Был мальчик в одиннадцатом классе. Он так мне нравился… помню, прыгала, как дура, когда пригласил покататься на коньках. Коньками все и ограничилось. Был парень из универа. Там… все серьёзней было. Но через три моих курса мы уехали. Переводиться в новый универ мне не дали, поступать я снова не стала, да и зачем? У нас был Василек. Есть Василек — есть деньги. Никто же не знал, что брата так скоро не станет. Поэтому у меня не было оконченного высшего образования, поэтому мужчин, которые у меня были, можно было пересчитать на пальцах одной руки. И да, все равно пара пальцев будет лишними. Антон из универа, Алексей из того офиса, где я пыталась работать, когда Василек заболел, и… об этом не хочу вспоминать.
Кот вспрыгнул на постель. Посмотрел на меня с прищуром. Голая, сексом от меня пахнет, щеки горят… хорошо, что мои родные не видят во что я превратилась.
— Я все делаю правильно, — снова сказала ему я.
Он отвернулся. Бравада сошла на нет, я натянула пушистый халат и пошла в коридор — уничтожать следы грехопадения, несмотря на то, с каким апломбом я там разделась у него на глазах, все же, не хотела, чтобы мерзкая старуха была в курсе. Включила свет, подобрала футболку, сперма на которой уже начала подсыхать, окурки Черкеса… пусть ничего этого здесь не будет.
Футболку хотела выкинуть, потом вспомнила, что у меня их всего три, и то, спасибо хозяину. Поэтому я постирала её в раковине, с грустью заключив, что это очередной компромисс с драной судьбой. Повесила на полотенцесушитель. Старуха не горела желанием ходить по моим комнатам, только пожрать приносила, но я боялась рисковать, поэтому платье сушилось на плечиках в гардеробе. Открыла дверцы, погладила ткань — ещё влажная, потяжелевшая от воды. Надо, чтобы скорее высохло. Возможно платье понадобится уже сегодня. Мне казалось, что Черкес сейчас, как канатоходец над пропастью. Идёт балансируя, но до падения осталось лишь несколько шагов. Разница только в том, что канатоходец упадёт один, а Черкес всех за собой потащит.
