Мисси непонимающе воззрилась на него:
— Что здесь происходит? Может, вы мне все-таки объясните?
Гэри сурово посмотрел на жену — он сердился на нее по-настоящему. Отчасти она сама его подставила — и прекрасно это понимает.
— В этом квартале мои коммерческие успехи в «Атлантик» никудышные, — наконец признался Гэри тоном виноватого школьника. — Верно, Марти?
Марти нахмурился и уставился вниз, на свои новые кожаные ботинки:
— Не совсем так. Твои успехи не никудышные — их просто нет. И ладно бы так, но ведь ты взял тридцать три тысячи авансом. Гэри, ты на красном. Ты в минусе. Ну, все, больше ничего не скажу, потому что потом пожалею. Но я, честно, не знаю, что делать. Мне очень трудно. Мне так жаль, Мисси. Извини меня.
Мисси закрыла лицо руками и начала рыдать. Сначала — тихонько, как бы нехотя, потом все громче и громче. В глазах брата тоже стояли слезы.
— Прости, сестренка. Вот этого-то я и не хотел.
Он протянул руку, чтобы утешить ее, но Мисси отпрянула:
— Ничего, все в порядке.
Она уставилась на Гэри покрасневшими от слез глазами, которые казались маленькими и темными:
— Где же ты болтался все эти месяцы, Гэри? Чем занимался? Ох, Гэри, Гэри, иногда мне кажется, что я совсем тебя не знаю. Ну, объясни, в чем дело, Гэри. Скажи хоть что-нибудь!
Гэри долго молчал, продумывая свою реакцию и наконец с выражением произнес:
— Мисси, я так люблю тебя. Я люблю тебя и Рони больше жизни.
Гэри лгал, но это была нужная, подходящая, красивая ложь. Отлично сказано, отлично сыграно. А уж чего ему на самом деле хотелось — так это рассмеяться им в мерзкие рожи. Вот бы убить их всех — просто ударами кулака, как пробивают билетики в компостере. Бум! Бум! Бум! В Уилмингтоне настало время убийств! Гениальный План снова в действии!
Тут в гостиную вбежала Рони, сжимая в руке новую кассету для видео. На лице — дурацкая улыбка, ну точь-в-точь — Надувная Голова.
— Смотри, что мне привез дядя Марти!
Гэри обеими руками сжал голову — его мозг пронизал внутренний вопль: «ХОЧУ БЫТЬ КЕМ-НИБУДЬ!»
Глава 30
Между тем жизнь в Саут-Исте текла своим чередом. Мы с Сэмпсоном вернулись к расследованию убийств Тернера и Сандерсов. Естественно, за истекший период эти дела не сдвинулись с мертвой точки — они никого не волновали.
В воскресенье 10 января до меня наконец дошло, что пора отдохнуть денечек. Со времени похищения я впервые взял выходной. В итоге до десяти утра провалялся в постели, жалея себя и страдая от головной боли (результат вчерашней попойки с Сэмпсоном) и разных бесполезных мыслей.
Я мучительно тосковал по тем славным временам, когда мы с Марией залеживались по утрам допоздна. Еще я злился, что стал козлом отпущения из-за происшествий в Саут-Исте, а главное, чувствовал себя последним дерьмом из-за того, что не сумел помочь Мэгги Роуз. С самого начала она ассоциировалась у меня с собственными детьми, и когда я думал о том, что девочка, возможно, уже мертва, мой желудок непроизвольно сжимался — а это здорово неприятно, особенно с похмелья.
Я подумывал, не проваляться ли в постели эдак часиков до шести вечера. Отдохнуть на полную катушку — я это заслужил. Мне совсем не хотелось лицезреть бабулю Нана и выслушивать ее мнение по поводу вчерашнего загула. В то утро я даже детей своих не хотел видеть.
Мысли мои все время возвращались к Марии. В той, другой, счастливой жизни мы с ней и с детьми проводили воскресенья вместе. Мы валялись до полудня в постели, потом нарядно одевались и гордо выплывали куда-нибудь позавтракать. Мы с ней почти все делали вместе, старались как можно раньше вернуться с работы. Она помогла мне залечить душевные раны, когда рухнула моя карьера практикующего психолога. Она умудрилась привести меня в чувство после двух лет бесконечных попоек в компании Сэмпсона и нескольких холостяков, включая лихих ребят из баскетбольной команды.
Я очень ценил способность Марии восстанавливать мое душевное здоровье. Может, так продолжалось бы и дальше, а может, мы бы уже разошлись к этому времени — кто знает? У нас не было возможности проверить.
Она занималась благотворительностью. Однажды вечером не пришла домой. Наконец мне позвонили, и я помчался в больницу. В нее стреляли и она в тяжелом состоянии — вот и все, что я знал. Я прибыл в начале девятого. Знакомый патрульный усадил меня на стул и сказал, что ее привезли уже мертвой. Стреляли из проезжавшей мимо машины — непонятно кто и зачем. Мы даже не попрощались — вот так, без подготовки, без предупреждения, без объяснения…
Я физически ощущал боль от потери — как будто стальной прут пронзил меня от середины груди до самого лба. Я думал о Марии постоянно — ночью и днем. Лишь сейчас, три года спустя, я начал понемногу забывать, точнее, учился забывать.
Итак, я мирно и расслабленно возлежал под одеялом, как вдруг в комнате оказался Деймон:
— Эй, пап! Пап, ты спишь?
— Ну, что там стряслось? У нас что, привидение перед входной дверью? — Как я потом ругал себя за эти слова!
— К тебе пришли, пап! — возвестил Деймон, задыхаясь от волнения. — Тебя хотят видеть!
— И кто же? Граф из «Улицы Сезам»? Говори точнее! Не журналист? Если это очередной борзописец…
— Она говорит, что ее зовут Джезма. Настоящая леди, пап!
От изумления я сел на постели, но мне стало так плохо, что пришлось снова лечь.
— Скажи, сейчас приду.
Деймон убежал, а я призадумался, как мне удастся выполнить обещание.
Когда я осторожно начал спуск по лестнице, Джеззи Фланаган все еще стояла в прихожей вместе с Джанель и Деймоном. Джанель стеснялась, но все-таки уже сильно продвинулась в овладении новой обязанностью — отвечать на звонки в дверь. Раньше она испытывала болезненную робость по отношению ко всем незнакомым людям. Чтобы помочь ей справиться с собой, мы с бабулей обязали детей днем открывать приходящим дверь.
Видимо, случилось что-то серьезное, раз Джеззи Фланаган пришла ко мне домой. Я знал, что половина ее подчиненных занята поисками пилота, забравшего выкуп, пока безрезультатно. Все, что было до сих пор сделано в этом расследовании, сделано мной одним.
На Джеззи — ее повседневный наряд: свободные черные брюки, потрепанные теннисные туфли и простая белая блуза. Так же просто она одевалась в Майами, давая окружающим возможность забыть, какой важный пост она занимает в Секретной службе.
— Что-то стряслось, — констатировал я, морщась от звуков собственного голоса. Боль пронзила висок и потекла вниз.
— Нет, Алекс, о Мэгги Роуз мы с тех пор ничего не узнали. Всего лишь несколько «обнаружений». И это все.
«Обнаружениями» фэбээровцы называют показания очевидцев, якобы видевших девочку или Гэри Сонеджи. «Обнаружений» была масса — девочку встречали буквально повсюду: на пустыре в паре кварталов от частной школы, в Калифорнии, в детском отделении больницы Бельвью в Нью-Йорке, в Южной Африке и даже на месте приземления космического зонда близ Седоны, в Аризоне. Без «обнаружений» просто дня не проходило, и неудивительно: страна большая и чокнутых в ней полно.
— Я не хотела вам мешать, ребята, — с робкой улыбкой произнесла Джеззи, — просто я ужасно себя чувствую из-за того, что случилось. Алекс, все, что о тебе болтают, — вранье и чушь, и мне хотелось сказать тебе, как я к этому отношусь. Вот я и пришла.
— Ну что ж, спасибо на добром слове. За прошедшую неделю это было первое приятное событие в моей жизни, и оно странно подействовало на меня.
— Во Флориде ты сделал все, что мог. И я это говорю не из желания сделать комплимент.
Я попытался сфокусировать взгляд, но перед глазами все расплывалось.
— Не могу похвалиться большими достижениями. С другой стороны, я, конечно, не заслужил, чтобы меня поливали грязью на первых страницах всех газет.
— Не заслужил. Кто-то использовал тебя. Кто-то отдал тебя на растерзание прессе. Вся их писанина — сплошная ахинея.
— Сплошная ахинея! — радостно подхватил Деймон. — Правда, папка?
— Это Джеззи, — я решил представить ее детям. — Мы с ней иногда вместе работаем.
Дети слегка стеснялись. Джанель скрылась за спиной брата, а Деймон вдруг насупился и сунул руки в карманы, в точности как иногда делаю я. Джеззи присела на корточки и, став одного с ними роста, поочередно пожала им руки. Инстинкт безошибочно подсказал ей самое разумное решение.
— Твой папа — лучший полицейский из всех, кого я знала, — поведала она Деймону, и тот милостиво ответил:
— Я знаю.
— Я — Джанель.
Меня удивило, что малышка сама представилась Джеззи. Я видел, что ей хочется, чтобы ее обняли. Джанель больше всего на свете обожала ласкаться, из-за чего и получила одно из своих многочисленных прозвищ — Обнимашка. И Джеззи почувствовала — она раскинула руки и обняла девочку. К ним не замедлил присоединиться Деймон. Вышла трогательная сценка — как будто давнишний друг вернулся с войны.