— Тетя Анджела, вы здесь! — бросилась она к ней. — А Сеси тоже с вами? Я опоздала, потому что у меня спустила шина, а гнусный Саймон подменил насос. — Тут она с нескрываемым интересом уставилась на Хэла.
— Урсула, это твой дядя Хэл.
Хэл посмотрел на девочку с большим интересом. Итак, значит, это младший ребенок Питера. Ну конечно, подумал он с неожиданным приступом душевной боли. Теперь, когда краснота немного сошла с ее разгоревшегося на морозе лица, на нем читалось несомненное сходство.
— Ты очень похожа на Делию, — произнес он.
Порыв ледяного ветра ударил ему в спину — открылась и захлопнулась входная дверь. Хэл обернулся и столкнулся со своим самым старшим братом, который пристально смотрел на него, стягивая с рук кожаные перчатки.
— Это имя никогда не упоминается в доме, — коротко сказал Питер. — Урсула, почему ты болтаешься в школьной одежде? Ступай наверх и немедленно переоденься. — Он повернулся к Анджеле. — Ха! Роджер здесь, как я понимаю?
— Разве ты не хочешь поздороваться с Хэлом? Ведь вы не виделись почти шестнадцать лет.
Судя по выражению лица Питера, он мог бы с легкостью обойтись без своего младшего брата еще столько же.
— Прекрасно выглядишь, — промолвил он, приглаживая рукой свои редеющие на висках волосы и оценивающе разглядывая короткие густые волосы Хэла.
— Ты тоже, Питер. Я рад снова тебя видеть. — Что на самом деле было правдой, несмотря на окружающую брата атмосферу плохо скрываемой свирепости.
— Я установил непреложное правило, — громко произнес Питер, — что мы никогда и ни при каких обстоятельствах не говорим о Делии, особенно в присутствии детей. В этом смысле для них она могла бы с таким же успехом умереть. Ей запрещены всякие контакты с ними — с полного согласия суда, могу прибавить. Они знают, какой безнравственной и порочной она была, и не желают иметь с ней что-либо общее. Мне совершенно не требовалось объяснять тебе это, любой человек с чувством такта…
— Там, откуда я приехал, у американцев, разводов гораздо больше.
Питер передернулся, как от боли.
— Это приведет их к погибели. Просто чудовищно, что позволяют себе женщины в наши дни. Эти так называемые современные женщины на самом деле не что иное, как шлюхи. Извини, Анджела, мне не следовало употреблять при тебе это слово.
— Тебе не следовало бы употреблять это слово по отношению к своей бывшей жене, — сквозь зубы процедила Анджела, пройдя мимо Питера и двинувшись по ступеням.
Хэл был не слишком уверен насчет поруганных деликатных чувств Питера, но удивился, услышав, в каких выражениях отзываются о его бывшей невестке. Он приехал сюда с единственной целью — покататься по застывшему озеру, и намеревался избегать ссор и с Роджером, и с Питером.
Поднимаясь вслед за горничной по изысканной лестнице, он размышлял о братьях. Почему Анджела, с ее интеллектом и острым, критичным умом, вышла замуж за Роджера? Да, он хорош собой, и, наверное, это имело отношение к ее выбору. А кроме того, быстрая карьера в адвокатуре, вероятно, сулила ей в будущем муже практичность и знание жизни. Странно то, что ультратрадиционалист Роджер вдруг выбрал женщину-врача.
Роджер еще смолоду — и, несомненно, по сей день — возмущался тем, что женщины получили избирательные права. Он никогда не делал тайны из своих взглядов.
Очевидно, Анджела надеялась, что сможет продолжать врачебную практику после замужества, и ей было тяжело. Причем имея всю необходимую помощь по хозяйству и с детьми. Она понимала, что по прошествии лет возобновить медицинскую карьеру будет практически невозможно. Не говоря уже о том, что придется преодолевать враждебное отношение Роджера.
Хэл прекрасно знал, каким образом Роджер умел добиваться своего — не силовым давлением, как Питер, но путем постоянного раздражения и язвительных придирок. Столкнувшись с дурным характером мужа, с его выпадами по поводу места женщины в обществе и в доме, по поводу ее потенциальной некомпетентности в случае возвращения в профессию по прошествии лет, Анджела предпочла более уступчивую линию поведения.
Зато вскоре взбунтовалась Сеси. Естественно, это явилось чувствительным ударом для Роджера, и он расценил это как предательство.
— Поскольку вы не привезли с собой лакея, сэр, вам будет прислуживать одна из наших горничных, — сказала служанка, провожая Хэла в отведенные покои. — Обед в восемь тридцать, напитки подаются в гостиной с восьми часов.
Он надеялся, что его поселят в прежние комнаты, на чердачном этаже, с окнами, выходящими на парапет, однако горничная повела его в Красную комнату, на второй этаж. Эта комната всегда считалась гостевой, но когда он уезжал отсюда, это были гостевые покои с налетом обветшалой старины. Теперь все блистало свежей краской, комната выглядела нарядной, с иголочки, в веселом цветочном духе. Обои с рисунком в виде роз сочетались по цвету с покрывалом, обивкой стульев, диванными подушками и ковриком перед кроватью. У Хэла вытянулось лицо, он вспомнил сумбурный стиль прежней мебели, выцветшие шторы из красной парчи и набор фарфоровых животных на каминной полке.
Он взял одно из двух лежавших возле умывальника толстых полотенец — одно, кремовое, одно зеленое — и отправился на поиски свободной ванной комнаты.
— А я все думала, когда ты найдешь время прийти наверх, меня проведать, — сказала няня.
Хэл, который любил полежать в ванне, на сей раз ускорил свое мытье и, торопливо одевшись, перепрыгивая через две ступеньки, поднялся в комнату няни.
— Ты же не хотела, чтобы я заявился в саже и копоти после поезда, — промолвил он, наклоняясь к ней, чтобы обнять. Она была крупной женщиной, но теперь он чувствовал, что возвышается над ней как башня, — определенно няня не была такой согбенной, когда он уезжал.
— Пятнадцать лет миновало, а это долгий срок в моем возрасте, и кости не так крепки, как надо бы, — усмехнулась няня. — Но я объясняю врачу, что мои кости могут вести себя, как им заблагорассудится, лишь бы разум оставался при мне. А ты, видимо, высовывался из окна поезда, если собрал на себя копоть и сажу. Сколько раз я тебе говорила не делать этого? Один человек вот так лишился головы, когда поезд въезжал в тоннель; кто скажет, что такое не может повториться? Ну а теперь присядь, у нас есть десять минут, перед тем как тебе спускаться к обеду. Опаздывать никак нельзя, потому что миссис Гриндли — нам так полагается ее называть, хотя это обращение застревает у меня в горле — теряет самообладание, когда люди опаздывают. Она теряет самообладание почти по любому поводу, ты и сам это скоро заметишь. Не стоит обманываться насчет слабых нервов, у нее железная воля, вся ее хрупкая красота — это как солдаты в армии, с ветками на касках.
— Камуфляж.
— Я знаю, как это называется, мистер Умник! — возразила няня.
Хэл улыбнулся, вспомнив старое детское прозвище, полученное от няни. Питер тогда звался мистер Норов, а Роджер — мистер Злой Язык. Так няня обращалась к ним, когда бывала ими недовольна.
— Кого из них ты уже видел?
Костяшки ее пальцев казались чересчур крупными, а волосы стали тонкими и легкими, похожими на серую дымку, но голос звучал твердо и уверенно, а выцветшие голубые глаза были остры, как всегда.
— Анджелу и двух очаровательных племянниц.
— Сеси и Урсулу. Она маленькая проказница, эта вторая.
— Урсула? Она ведь очень похожа на мать.
— Тем хуже для нее. Это нисколько не облегчает ей жизнь, поверь моему слову. А как ты нашел своих братьев?
— О, я видел обоих и оставил Питера в ярости, упомянув Делию, а Роджера — в раздражении по причине того, что у него умная дочь.
— Вообрази, Сеси собирается стать врачом!
— Она также пошла в мать.
— Я не доверяю женщинам-врачам. Никогда у них не лечилась и не буду. Однако есть люди, отдающие им предпочтение, и кто может утверждать, что они не имеют права на свой выбор — так же как и я?
— Знаешь, няня, если начнется война, врачей потребуется много.
— Новой войны не будет. И не вздумай высказывать подобные предположения, а не то мистер Питер впадет в еще большую ярость. Он не потерпит здесь никаких поджигательских разговоров — вот его собственные слова.
Как это типично для Питера — издавать эдикты подобного рода. Интересно, он и в бизнесе придерживается того же образа мыслей и действий? Хэл сомневался. Война приносит жирные контракты, и Питер не станет стоять последним в очереди за ними.
— Мистер Питер говорит, он верит, что немцы сумеют сдержать большевиков, — промолвила няня с явным одобрением: она питала отвращение к «этим красным», как она их называла.
— Папа все неправильно понимает! — раздался юный голос от двери. — Здравствуй, няня. Помоги мне застегнуть платье.
