— Нет. Вы молоды. Но если вы подумали, что оказались дурочкой — это знак недюжинного ума, и одновременно свидетельство того, что в эту минуту вы перешагнули через себя вчерашнюю. Это ступень, вы поумнели. И старайтесь жить так, чтобы ежедневно отрицать свою вчерашнюю глупость. И тогда…
— И тогда?
— И тогда с вами будет весьма интересно поболтать на досуге, — теперь ямочка появилась и на другой его щеке. — Умойтесь, приведите себя в порядок и позавтракайте. А я тем временем ненадолго отлучусь. С покаянием съездите к отцу Джулио в Сан-Лоренцо или к своему духовнику.
Тон его был непререкаем, Джованна снова смутилась и торопливо вышла.
Глава 8. Тени не пошутили
Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла,
потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох —
они успокаивают меня.
Пс.22:4
Оставшись в одиночестве, Джустиниани нахмурился. Неужели тени не пошутили? Пока случившееся казалось фантасмагорией. Насколько все это серьезно? Что за книги в сундуке Джанпаоло? Чей экслибрис на книге Агриппы? Кто такой Гаэтано Орсини? Кто такой Веральди? Кто выставил книгу на аукцион? Что должно произойти в доме Батистини?
Винченцо решил добраться до стоянки фиакров и поболтать с Джанни Черусти, знавшим город, как свои пять пальцев. Дом Батистини — это аристократический особняк? Вилла? Гостиница? Сколько сотен Батистини живет в Риме? Тем не менее, что-то смутно проступало на задворках памяти. Кроме того, Джустиниани положил себе вечером открыть сундук в спальне покойника. Что там? В юности он от скуки листал колдовские фолианты, читал даже гностиков и апокрифические книги Моисеевы, но всегда видел суетную глупость этих горделивых трактатов, игру на самомнении глупцов, надменном недомыслии ничтожеств, жаждущих ясновидения и обладания «безмерными духовными силами».
Тоже мне, мудрецы халдейские…
…Джустиниани застал своего старого знакомого в конюшнях, небритого, раздраженного вчерашним проигрышем в карты и страдающим с похмелья. Его появление, однако, встряхнуло Черусти: Джанни оторопел, узнав в расфранченном богаче своего партнера по фараону, учителя фехтования из Вермичино. Он уважительно покосился на его фрак, пощупал шелк рубашки, полюбовался роскошными запонками. «Сорвал банк?» Винченцо покачал головой, но распространяться о своих делах не стал и задал вопрос о доме Батистини. Он знает, где это? Черусти давно привык к лаконизму речи Винченцо, и почесал за ухом. «Дом Батистини? Есть такое. Пансион в Прати для богатых девиц, ведь не руиной же он интересуется?» Винченцо взглянул на возницу. «А есть и руина?» «Есть, на севере, в Кампо-Марцио, рядом со сгоревшей часовней Сан-Доминико». «Живет там кто-нибудь?» Черусти смерил его долгим взглядом. «Стекол в доме нет, судя по потекам на наружной стене, крыша течет, но переночевать там, наверное, можно». Джустиниани кивнул, сочувственно поинтересовался постным видом дружка и, узнав о проигрыше, сунул ему десять сардинских лир.
От конюшен он направился, миновав пять кварталов, на Сикстинскую. Здесь, в аукционных залах, знакомых у него не было, но его вид и манеры заставляли вслушиваться в его слова даже служителей. «Он купил книгу Корнелия Агриппы в прошлый четверг, надменно бросил он, и нашел между страниц сложенное письмо. Кто хозяин вещи, кому вернуть найденное?» Посредник уже торопливо листал книги лотов, однако, смущенно развел руками. Лот выставлен анонимно. Подошедший тем временем сторож, слышавший разговор, торопливо бросил.
— Это прислал мессир Орсини, он живет за рекой, на виа Кандия.
— Гаэтано Орсини? — уточнил Джустиниани. — Сам принес?
Сторож покачал головой.
— Нет, сам давно не приходил, ноги отказывают.
Погода стала портиться, накрапывал дождь. Винченцо по пути зашел в церковь Сан-Лоренцо, где в крипте застал отца Джулио за его обычном делом: бдением над Псалтирью. Монах, худой смуглый брюнет с длинным носом, близоруко сощурился, узнал его и кивнул.
— Что-то ты зачастил, — безмятежность отца Джулио стоила бесстрастия Винченцо. Они были знакомы давно и нравились друг другу, их роднили спокойствие и ироничность взгляда на сумасбродство мира. — Что там, наверху?
— Гордыня, глупость, распутство, жадность и зависть, — всё как всегда, — ответил Джустиниани, плюхнувшись на соседний стул.
— Абрикосы, небось, давно отцвели? — Джулио подвинул Винченцо плетеный кузовок с сухарями, — угощайся. Ты не видел мои очки?
— Отцвели. Я сыт. Не видел. — Винченцо поднял глаза на монаха. — Скажи-ка, слышал ли ты о проповедях Гвидо Веральди?
Монах пожал плечами, зевнул и наконец ответил.
— Прикладная амвонная моралистика.
— И где ее можно послушать?
— В Санта-Мария деи Монти, на восток от Форума. Только стоит ли?
— Не знаю.
— Впрочем, сходи, — милостиво разрешил монах, — там фрески Черчиньяни.
— О… тогда конечно. — Винченцо улыбнулся. — А скажи-ка мне, преподобный отче, слышал ли ты о колдунах, передающих перед смертью свой «дар» родичам?
— Слышал, — спокойно ответил монах, — уж не тебе ли его вручили, сын мой? В таких фраках ты раньше не ходил… Неужто продал душу дьяволу за презренный металл? — отец Джулио шутил, он вообще-то хорошо знал Джустиниани. Этот человек души дьяволу не продал бы.
Винченцо смерил его взглядом и рассказал о смерти дяди и событиях последних дней.
— Он протянул руку, сказал, «возьми», я не подумал ни о чем дурном, я понятия не имел о его склонностях. — Монах слушал его молча, то и дело опуская голову, потом снова вскидывая глаза на Винченцо. — Я не очень-то верю в эту историю, Джулио, но что если со мной не пошутили? Этот Нардолини не похож на гаера. Я подумал бы, что меня просто морочат, чтобы вытянуть деньги, но в этой компании нет нищих. В любом случае, если это случилось, чего мне ждать?
Монах был по-прежнему безмятежен и тих, как летняя озерная гладь. Он верил рассказу Винченцо, но не воспринимал сам рассказ серьезно.
— Если это правда, тебе откроется мир бесов, ты будешь знать то, чего никогда не изучал, начнут сниться вещие сны, проступят умения, коих ты не имел раньше. Дальше ты будешь жить с дьявольскими дарованиями, станешь колдуном, будешь обязан передать свой дар в последний час сыну и попадешь в ад, — монах спокойно откинулся на стуле и взял сухарь.
Винченцо почесал переносицу. Перспектива была безрадостной и не увлекла его.
— И я обречен на столь печальную участь? — деловито и язвительно поинтересовался он.
— Ну, что ты, сын мой. Ты — божественно свободен. Ты можешь отказаться от дара, передать его другому лицу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
