Мне пришлось согласиться.
– Да как ты смеешь! – заорала Кристиана.
Я поморщился – зачем так кричать? Голова, едва меня оттащили, опять разболелась, и каждое слово отзывалось пульсацией в основании черепа.
– Как ты смеешь считать меня такой примитивной, наивной… такой бездарной, чтобы прислать убийцу в моей ливрее?!
– Я уже извинился, – ответил я. – Может, хватит орать?
– Нет, не хватит!
Я ущипнул себя за переносицу, а другой рукой обхватил подлокотник, чтобы не придушить мою дорогую сестренку, и вдруг подумал, что совершенно напрасно ее не убил.
Я снова сидел в кресле с высокой спинкой. Меня разоружили, свалили все на кровать, после чего охранники – прошу прощения, сестра предпочитала называть их лакеями – буквально швырнули меня в это кресло. Затем Кристиана отпустила их. Она не хотела, чтобы прислуга слышала дальнейшее.
Йосеф знал о наших отношениях, и ему разрешили остаться. Он внимательно слушал, пока я не дошел до письма; тогда Йосеф забрал его и уединился в сторонке. Сейчас он сидел за сестриным письменным столом, уткнувшись в бумагу своим носищем.
Кристиана расхаживала по спальне. Юбки шелестели и вспархивали всякий раз, когда она резко разворачивалась и шла обратно. Мои объяснения ей не понравились.
– Клинок явился мочить меня без ливреи, – заметил я. – В ней он принес письмо.
Кристиана застыла на полушаге и вздернула подбородок в своей обычной спесивой манере.
– И ты, естественно, решил, что это моих рук дело.
Она еще имела наглость возмущаться.
Я опустил руку и поглядел ей в глаза:
– Ты, наверное, шутишь. Ливрея, письмо, западня – поставь себя на мое место! С учетом истории наших отношений…
– Мы же договорились, Дрот. Я дала тебе слово!
Я фыркнул:
– Мне известно, чего оно стоит. Не забывай, что по твоей просьбе я навещал людей, которым ты тоже «давала слово». Так что прости, Ана, но верить тебе на слово я не буду.
Кристиана отмахнулась:
– Там речь шла о шантаже и политике. А это совсем другое дело.
– Именно, – подхватил я. – Дело во мне. Это личное. Еще меньше причин тебе доверять.
– Тогда почему ты меня не убил? Возможность была.
Я чуть не сказал, что передумал, так как надеялся выйти из ее дома живым, но вместо этого выложил правду.
– Потому что, как ты и сказала, все было слишком прямолинейно, – ответил я, откинувшись на спинку кресла и бросив в рот зерно. – Курьер, письмо, убийца, ты – наглядный след, которого ты не оставила бы никогда. Я понял бы сам, если бы не устал как собака и не разозлился как черт. Но вышло иначе.
И я пожал плечами.
Кристиана надломила бровь:
– Надо же, Дрот, почти комплимент сделал. Ты и впрямь меня ценишь.
– Я ценю ответы на вопросы, – возразил я. – Потешишь свое тщеславие в другой раз, Ана. У меня без того забот полон рот.
Кристиана надула губки:
– О-о-о, бедненький Дротефолус. Я отпала, и теперь непонятно, кого убивать?
– Я всегда могу сделать исключение.
Она лишь фыркнула в ответ на угрозу.
– Насколько я понимаю, других идей насчет личности заказчика у тебя нет?
– Нет.
Я уже сам размышлял над этим вопросом. Число людей, которым я недавно перешел дорогу, было невелико. Еще меньше тех, кто мог позволить себе услуги Клинка класса Тамаса. А тех, кто имел возможность и отчаяние применить магию… ноль. Но кто-то же нанял Клинка, выдал ему глиммер и отправил по моему следу.
Я бессильно сгорбился в кресле. Задел синяком за что-то жесткое, и тот напомнил о себе. Я поморщился, сел поудобнее, но без толку.
– Дрот… – позвала Кристиана.
– Ана, – сказал я, – если ты снова про дорогую обивку…
– Плевать мне на кресло, Дрот, – ледяным тоном сказала она.
Я перестал ерзать и посмотрел на нее.
– Откуда убийца знал, что надо надеть мою ливрею? – спросила она. – Мою. Чтобы попасть к тебе.
Я заморгал, сообразив, что она имела в виду. Если они специально нарядили Тамаса в ее ливрею, то знали о нашем родстве и позаботились вручить мне письмо от имени сестры.
Я принялся мысленно выбивать себе бубну. Мало того что сам не допер, так еще уступил первенство Кристиане. Теперь она не заткнется до скончания дней.
– Дрот, кому известно о нас?
– Я… никому, – покачал я головой, размышляя. – Нам, Дегану, Йосефу. Может, кто-нибудь помнит, как мы перебрались в Илдрекку, но вряд ли. Это было давно, они бы уже воспользовались.
– Значит, у заказчика просто чпокнуло в голове и он догадался? Без твоей помощи?
Я сел прямее. Мне не понравились ее намеки.
– Не знаю, – твердо сказал я. – Это ты у нас отставная куртизанка. Тебе виднее, кого и как чпокает.
Это был удар по больному месту, и мы оба знали это. Я заслужил пинок по голени. Но это не означало, что я не увернулся.
– Ах ты сволочь! – взвыла она. – Ты прекрасно знаешь, что я не распространяюсь о своей семье! Да, я была куртизанкой! Куртизанкой, а не шлюхой, с которыми ты кувыркаешься! Я ублажала не только тело, но и душу своих клиентов! И ты не поверишь, но я ни разу, никогда не обмолвилась о моем брате-уголовнике! Неужели ты думаешь, что я рискну своим нынешним положением и сболтну про тебя?!
Я собрался сказать гадость похуже, но тут Йосеф кашлянул.
– Прошу прощения…
– Что? – спросила Кристиана, не сводя с меня гневного взгляда. Я отвечал ей тем же.
– Вы полагаете, что заказчик знает о вашем… родстве, – заговорил Йосеф и постучал пальцем по письму. – Но здесь об этом нет ни слова. И если на то пошло, письмо написано намного официальнее вашей, сударь, обычной переписки с госпожой баронессой. Это скорее повестка, а не письмо.
– Какая разница, если речь идет о моей сестре? – спросил я.
Йосеф снова деликатно кашлянул.
– Значит, они могут не знать, что мы брат и сестра, – молвила Кристиана.
– Просто деловые партнеры, – кивнул я.
– Тоже плохо для меня, но хоть поправимо…
– О, хвала за это Ангелам! – съязвил я, вставая и направляясь к письменному столу.
Я взялся за спинку кресла, где сидел Йосеф, и заглянул ему через плечо. Кристиана подплыла с другой стороны.
– А что еще интересного? – спросил я.
Перед Йосефом лежали мое письмо и два документа, написанных на чистой хрустящей бумаге.
– Я не специалист, – отозвался Йосеф, указывая на принесенное Тамасом послание, – но кто-то очень старался, подделывая эту бумагу.
– Значит, все же подделка?
– Дрот! – взъярилась Кристиана. – Сколько раз тебе повторять, что я не писала этого письма!
– Ты этого пока не отрицала, – уперся я. – К тому же курьера легко заманить в засаду и подменить письмо.
Я изучил сначала его, потом два других документа. Почерк казался одинаковым.
– Откуда ты знаешь? – спросил я Йосефа.
– По мелочам, – пояснил тот. – Отменная работа, но есть разница в написании букв. Вот здесь – «iro» и «mneios». Секундочку… ах, вот, еще и «phai». Слишком слабый нажим. Стиль похож, но каллиграфия другой школы. Не той, которой придерживается госпожа. Или я.
Я посмотрел на буквы. Может, разница и была. Тем не менее я с видом знатока покивал.
– Еще что-нибудь?
– Ну и печать с изъяном. Вернее, без изъяна.
Йосеф перевернул письмо и один документ. Там и там красовались красные восковые печати вдовствующей баронессы.
– Ваша печать поддельная, – заявил Йосеф. – На баронессиной есть небольшой скол в правом нижнем углу. А на письме – нет.
– Как, у моей сестры печать с изъяном? – переспросил я, склонившись над бумагой. – Удивительно, что тебя не выпороли, Йосеф.
– Это сделано нарочно, – сказала Кристиана. – Во избежание таких казусов.
Я чуть склонил голову – Кристиана знает, о чем говорит.
– Ну и бумага, – продолжил Йосеф. – Она… слишком хороша.
Он произнес это почти виновато.
– Слишком хороша? – переспросили мы с Кристианой едва ли не в унисон: она возмущенно, а я насмешливо.
– Для подобного письма, – быстро пояснил Йосеф. – Она чересчур хороша для… то есть, бумага не та, чтобы…
– Ну-ну? – прищурилась Кристиана.
Йосеф сделал глубокий вдох и стал объяснять:
– Это бумага не для обычной переписки. Она слишком плотная, слишком тяжелая. На такой пишут рукописи или, может быть, имперские документы. Она слишком ценная, чтобы тратить на простое приглашение.
Я пощупал чистые листы, затем письмо. Оно изрядно затрепалось, но и впрямь казалось тяжелее. Кристиана проделала то же самое и задумчиво кивнула, соглашаясь с выводом Йосефа.
