«Во многих случаях взгляды генералов были ошибочными. Когда-то боевые действия сомкнутым строем, которые проводятся в открытом поле и в которых солдаты с примкнутыми штыками атакуют солдат, вооруженных гладкоствольными ружьями, оказывались достаточно эффективными, потому что дистанция эффективного поражения была очень небольшой. При достаточном преимуществе в численности цепь наступающих может прийти в непосредственное соприкосновение с противником, если только солдаты смогут проявить выдержку и не дрогнуть на последней сотне ярдов атаки. Затем появилась винтовка, и существующее положение вещей изменилось. Винтовка в сочетании с окопом привели к тому, что старая традиция ведения боя стала такой же мертвой, как армии Ганнибала. Суровая правда заключается в том, что к 1864 году обученные войска, которые вооружены винтовками, занимают позицию в окопах полного профиля и имеют соответствующую артиллерийскую поддержку, не могут быть рассеяны ни одной фронтальной атакой, какой бы она ни была»
A Stillness at Appomatox, New American Library, 1955
Данное наблюдение, более чем справедливое применительно к сражениям 1861–1865 годов, оказалось не менее справедливым применительно к сражениям во Франции пятьдесят лет спустя. Тем не менее большинство генералов — французских, немецких, а также и британских — до самого 1918 года по-прежнему посылали своих солдат в атаку на укрытого в траншеях или невидимого противника через открытую и простреливаемую местность. И это тогда, когда поражающая мощь военной техники, нашедшая самое яркое отражение в скорострельности автоматического оружия, в точности огня артиллерии и в увеличении дальности действительного огня в результате изобретения в конце XIX столетия бездымного пороха, десятикратно возросла по сравнению с техникой времен Гражданской войны. Уроки Геттисберга, Энтьитэма и множества других сражений «Войны между штатами» не были усвоены, и множество солдат погибло по этой причине, и не только английских у Лооса и на Сомме, но и французских в Шампани в Шеми-де-Дам, а также немецких солдат, что пали в полусотне сражений по всему Западному фронту. Военная техника убивала воюющих сотнями тысяч, и она будет продолжать свое дело до тех пор, пока новый виток развития военной техники не даст способ вернуться к ведению боевых действий на открытом пространстве. Никто не спорит, если бы применялась разумно построенная тактика боевых действий, можно было бы спасти громадное количество жизней, и процесс разработки такой тактики тоже не стоял на месте. К 1918 году стала видна эффективность наступления «всеми силами» — во взаимодействии танков, артиллерии, пехоты и поддержки с воздуха, однако потери все равно имели место. Потери обусловлены самой сущностью войны, а не только средствами, которыми она ведется. Это убедительно демонстрируют потери, понесенные во время Второй мировой войны в наступательных боях 1945 года в Северо-Западной Европе и в России в течение 1941–1944 годов. Вот один пример. В июне и июле 1944 года потери 3-й пехотной дивизии, которая воевала во Франции, составили примерно 6000 человек; в сражении при Аррасе в апреле 1917 года 3-я пехотная дивизия потеряла 5400 человек. По этому поводу генерал Томпсон отметил: «Это очень важное соображение, которое не принимают в расчет обвинители генералов Первой мировой войны: в 1944–1945 годах потери в Северо-Западной Европе достигли уровня потерь Первой мировой войны, однако никому не приходит в голову обвинять Монти,[15] Демпси, О’Коннора, Ритчи, Бакнэлла, Хоррокса или любого, кто командовал дивизиями в 1944–1945 году, в жестокости и бездушии. Если вы воюете с немецкой армией, будь то образца 1914–1918 или же 1939–1945 годов, вы неизбежно понесете потери. И иногда очень тяжелые» (генерал-майор Джулиэн Томпсон, письмо к автору, 1998).
Эта глава содержит описание армий и анализ некоторых из проблем, которые мешали работе генералов с самого дня начала войны и вплоть до дня ее окончания. Военачальники, командовавшие на Западном фронте, столкнулись с вооруженным конфликтом такого масштаба, представить который они никогда не могли, и что касается командования БЭС, то оно на первых порах стало строить свою работу на основании совершенно несоответствующих предпосылок. При столкновении с противником на поле боя эти предвоенные недоработки корректировались ценою крови и жизни солдат, но можно ли всерьез утверждать, что это — вина одних только генералов? Вина за недостаточную готовность к войне должна быть возложена и на правительство Великобритании, а поскольку Великобритания — демократическая страна, то часть вины должна быть также возложена и на электорат. Короче говоря, если искать виноватых, то их можно найти более чем достаточно.
С течением времени положение стало улучшаться; армии, в особенности английская и французская, научились уничтожать большее количество живой силы противника с минимальными потерями для себя. Хотя с гуманистических позиций подобные признания вряд ли кого-либо обрадуют, но это — то, что должны делать хорошо подготовленные армии. Что касается того, насколько улучшилось положение дел британского командования и находящихся под его началом солдат, то это — одна из тем настоящей книги. Однако, прежде чем перейти к дальнейшему повествованию, следует помнить вот еще о чем.
Воевать непросто, и всякое сражение — это безгранично сложное и многоплановое действие. С первого же выстрела, а зачастую и задолго до него дела пойдут не так, как планировалось. Многочисленные военно-исторические описания представляют дело так, как будто бы планы командира высекаются на камне, и если они не выполняются, то это всецело вина командира и повод для того, чтобы обрушить на его голову весь гнев и негодование. Те, кто воевал, знают, что не только что-то может пойти не так, как планировалось, на поле боя неизбежно появление дополнительных трудностей. Солдаты могут испугаться, и это вполне в порядке вещей; может нарушиться связь; противник будет действовать не так, как ожидалось. Война — дело непростое.
Чтобы понять это, вовсе не обязательно командовать армиями. Каждый, кто побывал на полевых занятиях по школьному курсу допризывной подготовки, в течение получаса начинает понимать, что путаница и неудачи в военном деле встречаются чаще, чем где-либо еще. Биться в сражениях — это не есть обычная деятельность, присущая человеку, и когда люди пугаются или теряют контроль над собой, все пойдет наперекос. Многим историкам, а также обществу в целом следует понять это, поскольку большинство воспоминаний людей, которым довелось побывать в самом пекле боя, рассказывают об одном и том же, независимо от войны, о которой идет речь.
«Джентльмены, — сказал в июне 1944 года бригадный генерал Джеймс Хилл, обращаясь к солдатам 3-й парашютной бригады накануне Дня вторжения, — если воцарится хаос, не дайте себе испугаться, потому что так оно, несомненно, и будет».
«Хотите, чтобы я описал типичную боевую операцию? — спросил бригадный генерал Питер Янг, награжденный орденом „За отличную службу“, Военным крестом и двумя пряжками на орденской ленте. — Ну что же, представьте себе: полная темнота, половина парней страдает от морской болезни, и на море волнение. Посадка на плашкоуты займет вдвое больше времени, чем ожидалось, после чего половина плашкоутов вообще исчезнет куда-то. В конце концов окажется, что шкипер пристал к берегу совсем не там, где нужно, и пока мы выясняем, на каком участке побережья мы находимся, нас обстреляют артиллеристы нашего же флота… и это будет не самый плохой день».
Вспоминает майор Филипп Ним, который во время сражения за Дарвин и Гуз Грин (война 1982 года за Фолклендские острова) командовал ротой А 2-го батальона парашютного полка:
«Согласно плану предусматривалось проведение атаки в шесть этапов, но поскольку из этого ничего не вышло, мы не стали тратить на него время. Все пошло наперекосяк, как только мы, сбившись со следа, оказались на минном поле, и если то, что случилось после этого, можно характеризовать как беспорядок, ну что же, сражение — это один сплошной беспорядок.
Они (аргентинцы) открыли по нам огонь с правого фланга, и мы бросились в атаку на эту позицию, не имея никакого представления о силе обороняющегося противника. Тяжелые пулеметы били по нам с фланга, и действия наши были довольно хаотическими. Мы не знали, где находится рота Б, один из наших взводов был прижат к земле, а другой исчез в темноте, атакуя какие-то позиции противника. В конце концов нам удалось захватить ту позицию, потеряв двух человек убитыми и еще двух ранеными, однако будет справедливо сказать, что спустя час после нашего выдвижения с рубежа перехода в атаку везде царил хаос».
Хаос царил, суматоха преобладала, но, как отметил генерал-майор Морис Тагуэлл, «подобно болям при родах, хаос и сумятица во время сражения являются естественным сопровождением событий». Это то, что и есть война, и избежать подобных явлений невозможно. Эти, приведенные здесь и подобные мостам, перекинутым от прошлых войн к войнам недавнего времени, краткие высказывания боевых офицеров-фронтовиков показывают, как выглядит война, даже такая, в которой используются самые современные средства связи. Очень часто возникает впечатление, что в своих возвышенных рассуждениях академисты-историки, которые, сидя в своих кабинетах, вдали от полей сражений и спустя много лет после окончания войны, размышляют о том, как следовало действовать генералам, упускают то обстоятельство, что командование сражением, любым сражением — конечно же, очень трудное дело. По мере того как мы продолжим читать о том, что происходило на Западном фронте, и попытаемся разобраться, почему те или иные дела шли хорошо или, наоборот, было бы неплохо не забывать сказанное этими бывалыми офицерами-фронтовиками. Война — дело трудное, ее неизбежно сопровождает хаос, и ни один человек, который знает о войне хоть что-нибудь, не станет ожидать, что она может стать какой-то иной. Теперь, когда определены основные положения, это повествование может отправиться вслед за БЭС во Францию.
