«Все закончится через несколько секунд, должно закончиться, должно, о, дорогой Боже, пожалуйста, СДЕЛАЙ ТАК, ЧТОБЫ ВСЕ…»
Патрик, вроде бы, полностью о ней забыл. Смотрел на свой рисунок, волосы, падавшие с обеих сторон лица, едва ли не полностью скрывали его. Все внимание юноши сосредоточилось на чудесной новой игрушке. Сначала он стирал осторожно… потом надавил сильнее (зуд усилился)… вновь ослабил давление. Сюзанна едва сдерживала крик. Теперь зудело везде. Зуд этот жег мозг, впивался в яблоки глаз, теребил кончики сосков, заставляя их твердеть.
«Я закричу, ничего не смогу с собой поделать, должна закричать …»
Она набрала полную грудь воздуха, чтобы он вышел криком, но внезапно зуд ушел. Вместе с болью. Она подняла руку, чтобы коснуться того места под нижней губой, где была язва, но до лица не донесла.
«Я не решусь».
«Не тяни резину! — негодующе отреагировала Детта. — После того, что ты пережила… мы все пережили… у тебя должно остаться достаточно силы духа, чтобы коснуться собственного гребаного лица, трусливая ты сука!»
Ее пальцы осилили оставшееся до лица расстояние. Ощупали кожу. Гладкую кожу. Язва, которая беспокоила ее чуть ли не от самого Тандерклепа, исчезла. И она знала, если посмотрит в зеркало или в стоящую воду, шрама не увидит.
15
Патрик еще немного поработал, сначала ластиком, потом карандашом, но Сюзанна более не чувствовала ни зуда, ни даже легкого покалывания. Создавалось ощущение, что связь между лицом и рисунком оборвалась, как только Патрик миновал некую критическую точку. Сюзанна задумалась, а сколько лет было Патрику, когда Дандело срезал с карандашей ластики? Четыре? Шесть? Он точно был маленьким. Она не сомневалась, что недоумение, отразившееся на лице Патрика при виде ластика, не было фальшивым, но, начав работать, он уже использовал ластик, как профессионал.
«Может, та же история, что и с ездой на велосипеде, — подумала она. — Научившись раз, уже не забудешь».
Она ждала, едва сдерживая нетерпение, но после пяти долгих минут ее усилия были вознаграждены. Улыбаясь, Патрик развернул альбом и показал ей рисунок. Он полностью убрал болячку и заретушировал это место так, что оно ничем не отличалось ни от щеки, ни от подбородка. И он убрал все мельчайшие крошки резины.
— Очень хорошо, — сказала она, но гениям, конечно, не говорят таких жалких комплиментов, не так ли?
Поэтому она наклонилась вперед, обняла его, крепко поцеловала в губы.
— Патрик, это восхитительно.
Кровь с такой силой и скоростью прилила к его лицу, что поначалу она даже испугалась, а не хватит ли его удар, несмотря на молодость. Но он улыбался, держа альбом одной рукой, а второй показывая, что лист нужно вырвать. Он хотел, чтобы она взяла рисунок. Хотел, чтобы рисунок остался у нее.
Сюзанна вырвала лист очень аккуратно, гадая в темных глубинах сознания, а что произойдет, если она разорвет рисунок, разорвет себя, пополам. Заметила, что на его лице, когда она вырывала лист, не отражалось ни изумления, ни удивления, ни страха. Он не мог не видеть болячку на ее лицу, потому что она сразу бросалась в глаза и была там с той самой поры, когда они встретились, вот он и нарисовал болячку чуть ли не с фотографической точностью. Теперь она исчезла, пальцы ясно говорили об этом, но Патрик никак не реагировал на этот феномен. Вывод напрашивался сам собой. Стирая язву с рисунка, он одновременно стирал ее из памяти.
— Патрик?
Он посмотрел на нее, улыбаясь. Счастливый тем, что она очень счастлива. А тот факт, что она, к тому же, и перепугалась до смерти, ничего не менял.
— Ты нарисуешь для меня кое-что еще?
Он кивнул. Что-то черканул на чистом листе, повернул альбом, чтобы она увидела:
Она посмотрела на знак вопроса, потом на Патрика. Увидела, что он сжимает в пальцах ластик, удивительный новый инструмент, очень крепко.
— Я хочу, чтобы ты нарисовал мне то, чего здесь нет, — ответила Сюзанна.
Он вопросительно склонил голову набок. Ей пришлось улыбнуться, несмотря на тревожно бьющееся сердце: иногда Ыш выглядел точно также, если не на все сто процентов понимал, о чем она толкует.
— Не волнуйся, я тебе объясню.
И она объяснила, очень подробно. В какой-то момент Роланд услышал ее голос и проснулся. Подошел, глянул на нее в сумрачном красном свете догоревшего до углей костра, начал отворачиваться, затем посмотрел вновь, его глаза широко раскрылись. До этого момента у нее не было уверенности, что Роланд заметит произошедшие с ее лицом изменения. Она не исключала, что магия Патрика достаточно сильна, чтобы стереть язву и из памяти стрелка.
— Сюзанна, твое лицо! Что случилось с твоим…
— Помолчи, Роланд, если любишь меня.
Стрелок замолчал. Сюзанна повернулась к Патрику и начала говорить вновь, спокойно, но настойчиво. Патрик слушал и наконец, она увидела, как в его глазах начал разгораться свет понимания.
Роланд подбросил дров в костер, пусть никто не просил его об этом, и скоро их маленький лагерь засиял под звездами.
Патрик написал вопрос, расположив слова левее уже нарисованного вопросительного знака:
Какой высоты?
Сюзанна взяла Роланда за руку, поставила перед Патриком. Стрелок возвышался над землей на шесть футов и три дюйма. Она попросила Роланда поднять ее, потом отмерила рукой еще три дюйма над головой стрелка. Патрик, улыбнувшись, кивнул.
— И посмотри, что еще должно быть на двери, — Сюзанна, после того, как Роланд опустил ее на землю, выбрала ветку из маленькой кучки сухого хвороста, который они везли с собой для растопки. Сломала о колено, создав свой острый «карандаш». Она могла вспомнить символы, но решила, что будет лучше, если не станет очень уж сосредотачиваться на них. Чувствовала, что символы должны полностью совпадать с увиденными во сне, а не то дверь, которую создал бы Патрик, перенесет ее совсем не в то место, куда она хотела попасть, или не откроется вовсе. А потому, с того самого момента, как она начала рисовать на слое земли и золы, рука ее по скорости не уступала руке Патрика. И она ни разу не позволила себе взглянуть хотя бы на один из уже нарисованных символов. Потому что, взглянув на один, она наверняка взглянула бы и на остальные, ей бы показалось, где-то что-то не так, и возникшая нерешительность не позволила бы довести дело до конца. Детта, грубая, сыплющую ругательствами Детта, которая не раз и не два становилась ее спасительницей, и теперь могла прийти на помощь, но особо Сюзанна на это не рассчитывала. В глубине сердца она по-прежнему далеко не полностью доверяла Детте, опасалась, что в критический момент та все испортит, исключительно из вредности. Не полностью она доверяла и Роланду. Стрелок, возможно, хотел, чтобы она оставалась с ним, по причинам, которые не до конца понимал и сам.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
