– Путь… – сказал однажды Демид, с отвращением понюхав содержимое очередной банки и запустив ею в сугроб. – Раньше он казался мне великим и триумфальным. Тысячи лет прошли, прежде чем человек смог расшифровать путь к Вратам. Тысячи людей сложили свои головы, хоть на малый шаг приблизившись к этой разгадке. Мы сумели определить местонахождение Врат. Мы с тобой великие люди, Ван, хотя никто и не догадывается об этом. А теперь… Ты знаешь, пожалуй, я назову его "Тухлый Путь". Мне кажется, что весь воздух пропитан смрадом разлагающегося мяса. И чем ближе мы с тобой подходим, тем эта вонь сильнее. Мы с тобой бредем по колено в снегу. Но я все время ловлю себя на мысли, что мы по колено в дерьме!
Мысли Вана были совсем другими. Он вообще сомневался, что на таком морозе можно было чувствовать какой-нибудь запах. Может быть Демид, с его собачьим обонянием, и чувствовал что-то. Старик Ван брел по белой пустыне, безразлично переставляя ноги, и вспоминал прошлое.
* * *
Два дня назад Демид торжественно извлек из рюкзака бутылку замерзшего шампанского и сунул ее отогреваться к костру.
– Праздник, – сказал он. – Сегодня у меня праздник. Сегодня мне стукнуло тридцать. Черт возьми, никогда не думал, что буду отмечать свой тридцатник в таких условиях. Прошлый день рождения встретил в больничной постели, с пробитой башкой. Теперь вот коченеем, как жмурики. Держу пари, что это шампанское будет иметь вкус козлиной мочи. Ладно, хоть спирт здесь не портится. Слушай, Ван, а сколько тебе лет?
– Семьдесят, – сказал Ван.
– Ого! – Дема присвистнул. – А день рождения когда?
– Сегодня.
* * *
Ван Вэй и Демид Коробов родились в один день. Только Ван – на сорок лет раньше. И вот уже почти двадцать восемь лет прошло с тех пор, как он покинул свою родину. Ван Вэй, как истинный китаец, любил конкретность. Он прекрасно помнил даты – когда родился, когда стал учеником Школы, когда в первый раз влюбился (даосам, в отличие от буддистов, любовь не противопоказана), когда стал главой Школы после ранней смерти отца. И когда пришли коммунисты.
Это было в 1949-м, тогда ему было 24 года. Он был далеко не юнец, хотя для даоса этот возраст – лишь начало самопознания. Вэя не волновала политика. Южная провинция Гуандун, где жил его род многие века, видела уже не одну смену власти. Одна династия сменяла другую – маньчжуры, англичане, снова манчжуры, французы, гоминьдановцы, японцы, снова гоминьдановцы – много было всяких правителей. Но в жизни рода Ванов мало что менялось. Род его был достаточно могущественен, чтобы не зависеть от правителей и достаточно богат, чтобы не участвовать в очередном восстании голодной черни за "Пин" – справедливость и равенство. Род Ванов издревна владел секретами средств, увеличивающих мужскую силу и это было залогом их спокойного существования. Когда пришли эти, называющие себя Освободительной Армией, Ван Вэй отнесся к ним спокойно. Коммунисты тоже могут потерять мужскую силу. Тогда они придут к Ванам и будут уважать их. И все останется как прежде.
Ван Вэй ошибся. Ошибка эта дорого стоила ему. Он остался последним из рода Ванов, последним Хранителем Школы. Он выжил только потому, что сумел убежать из Китая. Остальных Ванов убили. Затравили и расстреляли, потому что у Ванов было отвратительное качество, начисто закрывающее им дорогу в коммунистическое завтра – они не умели перевоспитываться.
"Последний из Ванов… – подумал Ван. – Может ли статься так, что и Коробов станет последним из Защитников? Что он сможет закрыть Врата? Или нам суждено погибнуть обоим, и открыть дорогу для Демонов Тьмы?"
Вначале все шло неплохо. Власть в уезде сменилась, но люди остались прежними. Они так же выращивали рис, пекли лепешки, ловили рыбу, женились, рожали детей, болели и умирали. Вера в хорошего правителя, без которой не мог жить обитатель Поднебесной, была восстановлена. Войны больше не было. Не было, правда, и Императора, но за последние десятилетия китайцы привыкли и к этому. Было нечто, называвшееся КПК[88], оно находилось далеко в Пекине и пока не вмешивалось в жизнь южан. Был новый местный правитель, он носил новый титул «ганьбу», звали его товарищ Чжан, и он регулярно заходил в лавку Ванов за снадобьями. А Ван Вэй изучал книги и готовился к поступлению в университет. Он был очень умен – этот молодой Ван. Он должен был продолжить дело Хранителей – превзойти науки, произвести на свет сына-наследника, и, может быть, если к тому будут благосклонны Небеса, встретиться с самим Тайдисянем и помочь ему в борьбе с извечным Врагом.
Но однажды товарищ Чжан пришел не один. Он привел с собой десять молодых людей, которых Ван знал не с самой лучшей стороны, и которые теперь были активистами КПК. Чжан сказал, что Ваны являются вредными элементами, что они несут в массы ядовитые семена религии Дао и тем препятствуют движению народа к светлому коммунистическому будущему согласно великому учению Ленина-Сталина, продолженного великим Мао с учетом китайской специфики. Ван Вэй никогда не читал таких философов. Он был образованным человеком, он наизусть знал книги великих китайских мыслителей. Никто из них не говорил, что вера – это яд.
"Со времен императора У-Ди конфуцианство, даосизм и буддизм существуют одновременно, и на протяжении веков народ чтит их, – сказал тогда Ван. – Еще в древности говорили, что нет ничего выше, чем эти три религии. Их нельзя ни уничтожить, ни забыть". – Это были не его слова, и Ван думал, что Чжан склонится перед мудростью тысячелетий. Но Чжан только презрительно хмыкнул и арестовал Вана.
Вана отпустили через неделю, и он счел этот инцидент проявлением неприязни Чжана к нему лично. А потому не стал откладывать и уехал в Гуанчжоу. Он думал, что в главном городе провинции должны руководить умные люди.
Скоро он убедился, что это не так. Правда, если у власти встали люди, имевшие странные, непонятные Вану понятия о порядочности и добродетели (позже он узнал, что это называется "Коммунистической моралью"), то в университете все же преобладали люди умные. Ван поступил в университет и стал заниматься китайской филологией, стараясь не обращать внимания на те вызывающие изумление новшества, что потрясали Китай до самого основания.
Когда Ван Вэй закончил университет, он был одним из лучших молодых ученых Китая в своей области. И на нем намертво висели ярлыки "буржуазного уклониста" и "религиозного реставратора", не дающие ему ни возможности продолжать занятия наукой, ни даже получить работу. Седой профессор Ши Сяньян, который учил еще его отца, вызвал Вана к себе в кабинет.
"Товарищ Ван, – сказал он грустно. – Я высоко оцениваю ваши способности и стремление к познаниям. Я рад бы помочь вам, но что я могу сделать? Вы знаете, что по постановлению ЦК КПК начата решительная борьба с "правыми уклонистами". И не далее, как вчера, я сам был подвергнут бескомпромиссной чистке и назван мелкобуржуазным прихвостнем. Я не знаю, что это такое – наверное, слишком стар, чтобы усвоить новые термины, тем более, если они меняются с каждым днем. Но я хочу дать вам совет: уезжайте. Уезжайте как можно дальше. Потому что здесь будет все хуже и хуже. Не надейтесь на разум. Его больше нет…"
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
