— Что вам показалось странным?
— Энергия первичной вспышки была относительно небольшой. Это можно объяснить тем, что небо было закрыто облаками. А вот остаточная тепловая эмиссия очень велика. Я пришел к выводу, что это был мощный взрыв, сравнимый с очень большой тактической боеголовкой или маленькой стратегической.
— Вот справочник целей. — К ним подошел лейтенант. Это была книга в матерчатом переплете, в формате кварто, страницы которой представляли собой сложенные карты. Целью справочника было оценивать ущерб, нанесенный цели. На плане Денвера находилась пластиковая схема, демонстрирующая нацеленные на город советские стратегические ракеты. Всего на Денвер оказалось нацелено восемь баллистических ракет, пять СС-18 и три СС-19 с общим количеством боеголовок не меньше шестидесяти четырех и суммарной мощностью в двадцать мегатонн. Кто-то, подумал Куропаткин, считает Денвер целью, заслуживающей большого внимания.
— Мы исходим из того, что это был наземный взрыв? — спросил Куропаткин.
— Совершенно верно, товарищ генерал, — ответил майор. С помощью циркуля он прочертил круг с центром в здании стадиона.
— Взрывное устройство мощностью двести килотонн будет иметь радиус смертельного поражения вот такого размера…
План Денвера был раскрашен в разные цвета. Здания, способные выдержать взрывную волну, были коричневого цвета, жилые дома — желтого. В зеленый цвет были окрашены коммерческие строения, считающиеся легкой добычей при взрыве ядерной бомбы. Генерал увидел, что стадион, а также почти все здания вокруг него окрашены в зеленый цвет. В пределах радиуса смертельного поражения оказались сотни домов и невысоких жилых зданий.
— Сколько вмещает стадион?
— Я обратился в КГБ за оценкой, — сказал лейтенант. — Это крытый стадион — находится под крышей. Американцы любят удобства. Общее количество зрителей, которое он может вместить, превышает шестьдесят тысяч.
— Господи, — выдохнул генерал Куропаткин. — Шестьдесят тысяч внутри стадиона… и по крайней мере сто тысяч в пределах радиуса смертельного поражения. Американцы сейчас, наверно, обезумели от ярости. — А если они считают, что это дело наших рук…
* * *
— Каково ваше мнение? — спросил Борштейн.
— Я трижды проверила вычисления, — ответила женщина-капитан. — Самым вероятным является мощность взрыва в сто пятьдесят килотонн, сэр.
Борштейн вытер лицо.
— Боже мой! Число пострадавших?
— Двести тысяч — исходя из компьютерного моделирования и по взгляду на карты, которые имелись в нашем распоряжении, — ответила она. — Сэр, если кто-то считает это террористическим актом, они ошибаются. Для этого мощность бомбы слишком велика.
Борштейн включил линию, соединяющую его одновременно с президентом и командующим стратегической авиацией.
— Мы получили предварительные расчеты.
* * *
— Ну, я слушаю, — сказал президент. Он уставился на динамик, словно это был живой человек.
— Предположительно мощность взрывного устройства составляет сто пятьдесят килотонн.
— Неужели так много? — послышался голос генерала Фремонта.
— Мы проверили вычисления трижды.
— Пострадавшие? — спросил затем генерал.
— Исходим из того, что погибло двести тысяч. И еще пятьдесят тысяч умрет в ближайшее время.
Голова президента Фаулера откинулась назад, словно его ударили по лицу. Последние пять минут он пытался убедить себя, что такое невозможно. И вот теперь самое невозможное стало очевидным. Двести тысяч мертвых. Двести тысяч граждан его страны, люди, которых он поклялся защищать и оберегать.
— Что еще? — раздался его голос.
— Я не расслышал, — сказал Борштейн.
Фаулер сделал глубокий вздох и заговорил снова.
— Что еще вы можете сообщить нам?
— Сэр, у нас создалось впечатление, что мощность взрыва на удивление велика для террористического акта.
— Я вынужден согласиться с этим, заявлением, — заметил командующий стратегической авиацией. — КАБ — кустарная атомная бомба, то, что могут изготовить террористы, не владеющие высокой технологией и научными знаниями, не должна превышать по своей мощности двадцати килотонн. Взрыв в Денвере походит на многоступенчатую бомбу.
— Многоступенчатую? — спросила Эллиот, повернувшись к динамику.
— Термоядерное устройство, — пояснил генерал Борштейн. — Водородная бомба.
* * *
— Райан слушает. Кто это?
— Майор Фокс, сэр, из НОРАД. У нас есть информация относительно тротилового эквивалента и числа пострадавших. — Он зачитал цифры.
— Мощность слишком велика для террористической бомбы, — заметил офицер из научно-технического отдела.
— Мы придерживаемся аналогичной точки зрения, сэр.
— Повторите вероятное число пострадавших, — попросил Райан.
— Количество погибших сразу — примерно двести тысяч, включая зрителей, находившихся на стадионе.
Боже мой, мне надо проснуться, сказал себе Райан, прикрыв глаза. Это идиотский кошмар, и я вот-вот проснусь. Но он открыл глаза, и вокруг ничего не изменилось.
* * *
Робби Джексон сидел в каюте командира авианосца, капитана первого ранга Эрни Ричардса. Вполуха они слушали репортаж о матче, но обсуждали главным образом тактику предстоящих маневров. Боевая группа «Теодора Рузвельта» приблизится к Израилю, имитируя нападение противника. В данном случае противником будут русские. Это казалось в высшей степени маловероятным, но для учений нужно установить какие-то правила. Русские — роль которых будет исполнять боевая группа американских судов — поведут себя очень хитро. Тактическая группировка разобьется на отдельные корабли, чтобы походить на беспорядочную флотилию торговых судов вместо боевой эскадры. Первая атакующая волна будет состоять из истребителей и ударных бомбардировщиков, приблизится к аэропорту Бен-Гурион под видом авиалайнеров, мирных самолетов, и попытается проникнуть в воздушное пространство Израиля. Оперативный отдел авиакрыла Джексона уже изучал расписание рейсов и сравнивал временные факторы, чтобы первая атака выглядела похожей на настоящую. Вероятность этого была очень невелика. «Теодор Рузвельт» не собирался слишком уж нарушать правила Международной авиационной федерации и дразнить американские самолеты, базирующиеся в Израиле. Но Джексон любил рисковать.
— Включи радио погромче, Роб. Я уже забыл, какой был счет.
Джексон протянул руку через стол и повернул тумблер, но из репродуктора доносилась только музыка. На авианосце была собственная бортовая телевизионная станция, а радио было всегда настроено на станцию вооруженных сил США.
— Наверно, антенна вышла из строя, — заметил командир авиакрыла.
— Это в такое-то время? — засмеялся Ричардс. — Да у меня на корабле начнется мятеж!
— Да, это будет неплохо выглядеть в отчете о боевой готовности корабля.
Раздался стук в дверь.
— Войдите! — произнес Ричардс.
На пороге каюты появился старшина-писарь.
— Молния, сэр.
Старшина вручил Ричардсу папку с листком бумаги.
— Что-то важное? — спросил Робби.
Ричардс молча передал ему листок, затем поднял трубку телефона и вызвал мостик.
— Объявить боевую тревогу.
— Какого черта? — пробормотал Джексон. — Боевая готовность номер три — почему?
Эрни Ричардс, бывший летчик ударного бомбардировщика, имел репутацию оригинала. Он восстановил на своем корабле старую морскую традицию, когда начало учений объявлялось звуками горна. В данном случае по корабельной трансляции загремели вступительные звуки отчаянного призыва к оружию Джона Уилльямса из «Звездных войн», за которыми последовали обычные электронные удары гонга.
— Пошли, Роб!
Капитаны первого ранга бросились в центр управления боевыми действиями.
* * *
— Что нам известно? — спросил Андрей Ильич Нармонов.
— Мощность бомбы равнялась почти двум сотням килотонн. Это означает, что бомба была водородной, — послышался голос генерала Куропаткина. — Число погибших намного превзойдет сотню тысяч. Кроме того, есть свидетельство того, что мощный электромагнитный импульс вывел из строя один из наших спутников раннего оповещения.
— Чем это можно объяснить? — задал вопрос советник Нармонова по вопросам обороны.
— Мы не знаем.
— Вы можете отчитаться за каждую ядерную боеголовку? — услышал Куропаткин вопрос своего президента.
— Со стопроцентной уверенностью, — раздался третий голос.
— Что еще?
— С вашего разрешения, я хочу отдать приказ о переводе войск ПВО на повышенную боевую готовность. У нас, например, уже ведутся плановые учения в Восточной Сибири.
— Это не будет выглядеть как провокация? — спросил Нармонов.
