с тобою хоть есть чем поделиться.
Я кивнула. О любви речи не шло, какая любовь в наши годы, но мы уже так притерлись друг к другу, что не воспринимали остальных. Может, конечно, когда-нибудь что-то и вспыхнет по отношению к другому человеку, а пока…
— Ты с ума сошел?!
— Я один разок, — сказал Том. Глаза его были совсем рядом, черные, шальные. — И еще…
Целоваться он не умел точно так же, как и я, было смешно и волнительно — вдруг застукают? Не застукали, и я до сих пор помню запах той пыльной портьеры, за которой мы прятались, прерывистое дыхание Тома и короткие касания горячих губ — иначе мы тогда целоваться не умели.
К концу года, правда, научились, но дальше поцелуев и объятий не заходили. Я знала, что многие однокурсницы уже сменили не по одному кавалеру, и у них доходило до большего, нежели просто потрогать друг друга, но я считала, что еще рано. Том придерживался того же мнения, и хоть я прекрасно знала, что мальчишки в этом возрасте легковозбудимы (мама предупреждала), он умел держать себя в руках. А чем он там занимался в спальне или уборной, дело десятое.
В этот раз я заявила, что поеду домой, хоть режьте. Да, было очень страшно попасть под авианалет: Хогвартс-экспрессу ничто не угрожало, а вот обычным поездам… Я знала, что Том сумеет прикрыть нас щитом от осколков, случись что, но от прямого попадания снаряда не спасет. Но я очень хотела увидеть родителей…
Мы добрались до фермы благополучно. Мама облила меня слезами, папа поинтересовался успехами, а бабушка немедленно усадила за стол. Прежнего изобилия, конечно, и в помине не было, но все равно ферма Редли исправно снабжала провиантом и соседей, и квартирующих неподалеку солдат, да и самим хватало.
— Томми, зайди ко мне вечером, — попросил папа после ужина.
У него была странность: он не ночевал в одной спальне с мамой. Это потом, послушав разговоры, я удостоверилась — у большинства знатных семей заведено именно так. Должно быть, переступить через воспитание он не смог либо не захотел, отговаривался тем, что сильно храпит. А то я не слышала! Бабушка — и та храпит громче!
— Как там в школе? — спросил он, когда мы умостились на диване.
— По-прежнему, — улыбнулась я. — Учимся. В Запретный лес вот ходили… несколько раз.
— И не побоялись? — приподнял папа брови.
— Если единорожьей тропой идти, то ничего страшного, — заверила я. — Ну и к паукам соваться не стоит. А гиппогрифы, оказывается, любят дыню и тыкву. И кататься на них не сложнее, чем на наших лошадках, главное, держаться покрепче.
— Гхм… — папа отложил трубку. — И сколько баллов вы на этом потеряли?
— Нисколько. Нас ни разу не застукали, — довольно улыбнулась я. — Ну и потом, пап, там растет столько полезного, что руки чешутся насобирать побольше.
— Опять зелья сочиняете?
— Ага. Варить приладились в подземелье, там такие залы, что заблудиться можно. Ну а в лес выходим через лаз василиска.
Отец помотал головой и отложил трубку.
— Какой-какой лаз?
— Василиска, — повторила я терпеливо. — Он там с незапамятных времен обитает, вроде бы принадлежал самому Салазару. Том живо с ним договорился, он же змееуст. И я потихоньку уже начала понимать, о чем они толкуют, хотя бы общий смысл.
— А я-то думал, что знаю о Хогвартсе если не все, то многое…
— Если поискать как следует, там и не такое найдется, — заверила я. — Я вот слышала от старшекурсников о Выручай-комнате, что это?
— Комната по требованию. На седьмом этаже нужно пройти три раза мимо сплошной кладки, представляя то, что тебе нужно, тогда появится дверь. А еще можно попасть на склад забытых вещей, но мне это ни разу не… — он осекся.
Я молча смотрела на него.
— Я, собственно, за этим тебя и позвал, — сказал папа. — Тебе уже четырнадцать, можно и рассказать. Ты догадалась, что я не потерял связи с семьей. Так вот, я…
— Я все знаю, — перебила я. — Можешь не повторять… Гектор Септимус Принц. Том раскопал эту историю еще в начале второго курса.
— Талантливый мальчик, — признал он, но когда снова взял трубку, руки у него немного дрожали. — Об остальном… тоже?
— Да. Он сказал, что восхищается тобой и намерен брать с тебя пример.
— Далеко пойдет… — пробормотал папа. — Томми, а ты что об этом думаешь?
— Горжусь отцом, — пожала я плечами и добавила: — А публикации в журналах — это ты или кто-то из родни?
— Когда я, когда кто-то из них, иногда в соавторстве, — улыбнулся он наконец. — У нас в семье много талантливых зельеваров. И, думаю, ты понимаешь, что никаким сторожем я никогда не работал?
— Для этого ты слишком образованный, — хихикнула я. — А как ты обходился?
— Да просто: аппарировал из дома ненадолго, это-то мне не запретили, потом возвращался домой и работал — у меня в подвале отличная лаборатория. Приедем в Лондон, покажу.
— А палочку новую так и не купил?
— Она мне не особенно нужна. Кстати… — вспомнил папа, — у тебя, кажется, прежде была другая. Ты же показывала перед первым курсом.
— Та никуда не делась, — сказала я, — но она мне слабо подходит. Я купила другую, вот, остролист и перо феникса. Сестра палочки Тома, кстати. Второе перо у него.
— Похоже, вас действительно свела судьба, — сказал он серьезно. — Только пока неясно, куда она может вас завести.
— Посмотрим. — Я помолчала. — Папа, он предложил выйти за него замуж после школы. И ты говорил, что партия это хорошая. Не сказать, чтобы я его любила до смерти, а он меня, но мы оба пробовали встречаться с другими, и ничего не вышло. Мы подумали и решили дождаться совершеннолетия, а там разберемся. И насчет того, что ты сказал тогда, тоже договорились, поклялись даже. А то Том — как склад взрывчатки, никогда не угадаешь, рванет или нет!
— Правильно, — кивнул он. — Вижу, ты не пропадешь…
— Пап, а с остальными родственниками ты меня познакомишь? — провокационно спросила я.
— Закончишь пятый курс — познакомлю, — улыбнулся он. — Им тоже любопытно, что тут у меня выросло.
— Папа, а тогда с мамой… — я примолкла. — Ты сам или кто? Ну…
— Отец и старшая сестра, Германика, она целитель, — понял отец мои невнятные слова. — Сам бы я не справился, я же был еще студентом, а у меня
