адрес, угловой штамп.
Витёк на сей счёт недоумевал. Миха предположил, что столичные коллеги в погоне за показателем умудрились внаглую загнать дело в суд в отсутствие обвиняемого. Очевидно, фальсифицировав его подписи в процессуальных документах.
В итоге измаявшийся в неизвестности Сидельников, запасшись ангельской характеристикой с места жительства, решил двигать в Измайловский ОВД города-героя Москвы сдаваться на милость победителя.
— Может, условным отбоярюсь, а, Николаич? — в бесчисленный раз задавал он один и тот же вопрос.
Как уехал Витёк в феврале на перекладных электричках, так ни слуху, ни духу, ни весточки о нем не было. Маштаков, конечно, периодически поминал про помощника, но за текучкой дальше воспоминаний дело не шло. Решил, что закрыли бедолагу, а может и осудить успели на реальный срок. Долго ли умеючи? Не повелись москвичи на заверения прожжённого иногороднего рецидивиста, больше месяца злостно скрывавшегося от следствия. В принципе, правильно сделали, Миха тоже бы не поверил такому чертяке.
Перед сожительницей Витёк обставил свой отъезд калымом по отделке квартиры одного крутого коммерса.
Суть Валюхиного рассказа, сопровождаемого мокрыми всхлипываниями и причитаниями-скороговорками, прерываемого трубным рёвом, свелась к следующей фактуре. Витя поселился у своего армейского друга (интересно, по какой ходке?). Два раза он звонил с переговорного пункта соседям по подъезду, которые звали Валю к телефону. Рассказывал, что всё у него в порядке, он не бухает, пашет, как папа Карло. Говорил, якобы бригадир обещается отпустить его на пасху на пару дней на побывку. Она не могла нарадоваться — мужик взялся за ум. А вчера ей на работу в ЖКО позвонил следователь из Москвы. Следователь оглоушил известием, что он ведёт дело по факту смерти Сидельникова Виктора и велел ей срочно приезжать на опознание трупа.
В этом месте Маштакову снова пришлось отпаивать водой заблажившую Валюху.
— Что за следователь? Данные свои он хоть назвал? — чтобы узнать достоверные обстоятельства происшедшего, надлежало зайти с этого конца.
Женщина, содрогаясь от рыданий, закивала и вытащила из кармана клочок бумаги в клетку. На обрывке полудетским почерком было написано: «учасковый инспектар капетан зайцеф алексанр питрович» и многозначный номер телефона.
«Понятно, какой следователь, — въехал Миха. — По ходу, смерть некриминальная».
— Я позвоню по этому телефону, выясню что да как, — только таким ходом он мог помочь гражданской жене своего негласного помощника.
Валюха терзала обветренными руками лохматый красный берет, делая его ещё бесформеннее. С трудом одолев икоту, она сообщила, что беда одна не ходит, всегда с детками. Вчера же любимого братика её Володю забрали милиционеры и увезли в тюрьму. Сказали, будто он в Москве какую-то шапку украл.
— А ведь он, Никола-аич, из Острога, почитай, лет пятнадцать никуда и не е-ездил!
Стало понятно, что на плаху Измайловского ОВД повинная Витькова голова не легла. Духу у баламута не хватило, а может изначально он куратору мозги запудривал. Ясный пень, нигде он не работал. Болтался по хавирам[209], в картишки по маленькой шпилил, подворовывал. На что надеялся — неизвестно. И вот отдал богу многогрешную душу. А скрипучая правоохранительная машина всё это время функционировала, ржавые шестерни её вращались. За сотни вёрст от провинциального Острога в кабинете, заваленном проблемами и бумагами, родился документ об аресте гражданина Морозова, вздумавшего игнорировать закон.
Проверяя, показалось ему, когда он Валентину транспортировал, или нет, Миха вылез из-за стола, прошёл к выходу и выглянул в коридор. Нет, не привиделось — на противоположном конце дверь крайнего кабинета была приоткрыта.
— Подожди меня, — наказал он Валюхе и прытко двинулся по коридору.
Занимавший угловой кабинет розыскник Муратов трудился. На стульях и на полу высились стопки папок с оперативными делами. Туго сжав губы, Лёва подшивал к картонным коркам разномастные исписанные бумаги. Кончик его длинного носа забавно шевелился, напоминая хоботок тапира.
— Аврал? — поинтересовался Маштаков.
— Угу, — очумело облизнулся майор, — прокуратура все дела по потеряшкам за прошлый год затребовала.
— К какому сроку?
— Ко вчера. А ты чего не на сходке?
— Отпросился. Отвлеку тебя, Лёв, на пять сек? Тебе фамилия Морозов Владимир Фёдорович говорит чего-нибудь?
— Задержан, помещен в ИВС до прибытия спецконвоя. Инициатор розыска — судья Измайловского района. Статья сто шестьдесят первая, часть первая, через тридцатку.
— Дай на постановленьице позырить.
— В связи с чем интересуетесь?
— Сестра его пришла.
— Сестра? Симпотная? Познакомишь? — Муратов, привстав, сдёрнул несколько сколотых листочков, лежавших на сейфе. — Только читай здесь, не уноси.
Первым шло постановление судьи о назначении поступившего уголовного дела к слушанию. В связи с неявкой обвиняемого, мера пресечения, избранная ему дознавателем в виде подписки о невыезде, изменялась на заключение под стражу. Розыск поручался ОУР Измайловского ОВД. Дальше имелись телетайп за подписью начальника тамошней КМ, рапорт наших пэпээсников о доставлении гр-на Морозова В. Ф. из места жительства и коротенькое объяснение задержанного, отобранное Муратовым. Гражданин заявлял, что никаких преступлений в Москве не совершал и никакой милицией там не задерживался. Повестки из Измайловского ОВД он получал, было дело. Подумал, что они пришли по ошибке, поэтому выбросил их в помойку.
«Не стал Витька впрягать. Не сказал, что все три повестки ему отдал», — отметил Миха.
— Тупорылый твой Морозов, — продевая послюнявленный кончик нитки в ушко толстой цыганской иглы, поделился Лёва, — сперва бельма выпучил, копытом себя во впалую грудь стучал, божился, что не при делах. Потом слёзы крокодиловы стал лить.
— Есть маза, что его подставил один бес. Назвался чужими данными, когда его за хибок взяли, — медленно подбирая слова, сообщил Маштаков.
— А я что сделаю? У меня фулхаус[210] — постановление, поручение, рапортина. Паспортные данные совпадают один в один. Моё дело — задержать и в камеру забить. Уф, соб-бака, — майору наконец удалось проколоть стопку документов.
— Пусть они копию первой формы вышлют или фотку, сравни, — предложил Миха.
Он никак не мог определиться, стоит рассказывать историю про шельмеца Сидельникова или нет. Получалось, при прямом попустительстве офицера милиции преступник избежал ответственности, а невинный человек угодил в кутузку.
Розыскник посмотрел на Маштакова удивленно:
— Ты думаешь, мне делать не хрена?
— Давай я позвоню. Какой номер? — Миха не сдавался.
— Если бы я не знал, как ты стреляешь, послал бы тебя в бункер. — Лёва отложил недошитое дело, взял блокнот, принялся листать. — Не то, не то, мимо… Ага, вот, начальник ОРО Желудков Борис. Прикинь, у них в ОВД — целое розыскное отделение, а нас управление — и я один на этой линии корячусь.
— Я от тебя сразу наберу его, — Маштаков сделал подманивающее движение рукой в направлении стоявшего на подоконнике аппарата.
— Вот тебе и пять сек, — возмущенно покачал головой Муратов, но телефон на край стола переставил.
