Оставшиеся звероптицы стали более осторожны. Они хлопали крыльями, суетились, выкрикивали ругательства, но во второй раз не нападали. Их взгляды были прикованы к блестящему платиновому оружию, и в них читалось смешанное чувство страха и уважения.
Клеф шагнул по направлению к ним — и омерзительные создания бросились врассыпную, выкрикивая односложные ругательства, такие же грязные, как и их перья, но опасности эти твари уже не представляли.
— И правда, мастерски владеешь ты этим инструментом, — заметила с благодарностью Шеррилрайен. — Не видела я никогда, чтоб рапира колола так быстро.
— Я раньше никогда не использовал рапиру в таких жестоких схватках, — сказал Клеф, ощущая слабость и возбуждение теперь, по прошествии боя. — Но эти страшные твари…
— Сдерживал себя ты до поры, пока меня они не окружили.
— Ну, не мог же я позволить им, с их когтями…
— Понимаю, — сказала она и снова обернулась волчицей.
Но было что-то еще. Она попыталась умолчать об этом, но напряжение прошедшего боя сделало Клефа более восприимчивым к физическим состояниям.
— Подожди! Вижу я, что поцарапали тебя, — сказал Клеф. — Плечо твое кровоточит!
— Раны — ничто для волка, — сказала волчица, снова превратившись в человека. Но рана виднелась и на женском теле: кровь образовала пятно на ее платке. — Всего лишь царапина.
— Но говорила ты…
— Бесспорно я преувеличивала. Кровотечение прочистит рану. — Она снова сменила облик и побежала вперед, дав понять, что разговор окончен.
Клеф догадался, что она не примет сочувствий по поводу ранения, по крайней мере, не от такого, как он. Вероятно, это не по-волчьи — показывать, что тебе больно. Она предупреждала Клефа о ядовитости царапин от гарпий, но Клеф все же надеялся, что все обойдется.
В этот раз они заночевали на дереве. Клеф уже стал привыкать к таким ночевкам. Сейчас это была развесистая желтая береза, центральная часть ее кроны напоминала дом. Шеррилрайен свернулась калачиком на дереве, приняв волчье обличие, а он в свою очередь свернулся рядышком с ней, согреваемый теплом ее тела. Бумагоподобная кора дерева была относительно мягкой, а в качестве подушки Клеф использовал свою согнутую руку. Да, ему определенно стала нравиться такая жизнь.
— Этот мир чем-то напоминает рай, — заметил он, засыпая. — А мой мир за пределами куполов больше смахивает на ад, где ничего не растет.
— Быть может, для того мира я и рождена, — сказала волчица, превращаясь в женщину до такой степени, чтобы можно было говорить и не распрямляться.
— Ты говоришь о Протоне? Хочешь пересечь Занавес, зная что волшебства лишишься?
— Это была метафора, человек. Когда я умру, вот тогда и будет настоящий ад, единственный, в который я попаду, — печально то ли прорычала, то ли прохихикала она.
— В ад? Ты? Уверен, попадешь ты в рай!
Сам Клеф не верил в существование ни того, ни другого, но ведь и в волшебство он раньше не верил.
— Конечно, я бы хотела попасть на Небеса! Там, полагаю, охотятся вволю Прославленные Гончие. Но все это не для таких, как я, много зла повидать мне пришлось за свою жизнь.
Она опять обернулась волчицей и уснула, а Клеф крепко задумался. Он беспокоился о её состоянии и её самооценке. Быть может, она и имела дело со злом, но это не делает её саму представителем зла — иногда просто невозможно избежать некоторой доли злодеяний, как, например, в случае с гарпиями. Как он может избавить её от хандры?
С такими тревожными мыслями он и заснул.
* * *
— Странный какой-то сон, — сказал Стайл. — Каждый раз, когда засыпает он, просыпаюсь я. Но за несколько минут во сне я переживаю то, на что у него уходит несколько дней.
— Как далеко ему еще идти? — спросила Шина.
— Он достигнет Эльфийский Владений через пару дней или чуть позже.
— Тогда поспи еще пару раз. Я хочу знать, чем все закончилось, — и она ласково прикрыла Стайлу глаза.
* * *
Состояние раны Шеррилрайен не улучшилось. Место ранения покраснело и вздулось: кровь не желала свертываться как следует. Теперь волчица прихрамывала, когда считала, что Клеф на нее не смотрит, и шаг её замедлился. Она явно страдала, а он не решался о чем-либо спрашивать, чтобы не смущать её.
Местность все больше становилась холмистой. На склонах холмов произрастали огромные деревья — корни некоторых из них были оголены вследствие эрозии почвы. Зато густая трава покрывала каждый доступный участок земли, образуя толстый рыхлый дерн. Клеф очень быстро начал выдыхаться, поднимаясь по невысоким крутым склонам, приходилось хвататься за выступы на деревьях, за ветки и корни. Шеррилрайен шла следом, знание местности компенсировало её слабость: она попеременно меняла обличия, пользуясь преимуществами каждой телесной формы.
Что-то коснулось его волос, но это был не ветер. Клеф запнулся о ветку под ногами, но никакой ветки не было. Он поднял руку — и там ничего. Однако дерганье за волосы продолжалось, а к нему прибавились еще и легкие прикосновения к его коже чего-то или кого-то.
— Здесь кто-то есть! — встревожено воскликнул Клеф.
Сука принюхалась к воздуху и пригляделась, а потом приняла женское обличие.
— Свисти, — сказала она.
Растерявшемуся Клефу ничего не оставалось, как засвистеть. Странно, но прикосновения прекратились. Он сделал свист громче и сложнее, соединяя в одной мелодии разные классические темы. Потом оживил свист трелью и двойными звуками, наполняя серенадой всю округу.
Постепенно начали проявляться фигурки существ. Это были маленькие человечки, сидящие на ветвях и на склоне и даже парящие в воздухе — все они восхищенно слушали Клефа.
— Это Сидхи, — пояснила Шеррилрайен, произнося это новое для Клефа слово через «ши». — Волшебный Народец. Они не причиняют вреда, так, озорничают самую малость.
Разоблаченные Сидхи тут же принялись танцевать и кружиться в воздухе. Девушки были ростом — если пользоваться старинной метрической системой — четыре фута, а юноши — чуть повыше. Они красиво двигались и постоянно улыбались — счастливый народец.
Но когда Клеф перестал свистеть, они вновь исчезли из поля зрения.
— Сидхи нечасто общаются с чужаками, но они очень любят музыку, — сказала волчица. — Мне было предсказано увидеть их три раза, прежде чем я умру.
— А сколько раз их уже видела ты?
— Это был третий.
— Тогда мне не надо было свистеть и вызывать их!
Она сделала жест, означающий, что ей все равно.
— Я стара, мой бег замедлился, мои зубы уже не такие острые. В любом случае моя стая не позволит мне долго жить среди них. Я рада, что увидала еще раз этот красивый Волшебный Народец.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
