Гарри моргнул. Его мозг только сейчас осознал сходство между экспериментом Милгрэма и тем, что сделала Гермиона на первом уроке по Защите. Она отказалась стрелять в своего однокурсника, даже когда власть заявила ей, что она должна это сделать. Гермиона дрожала, была напугана, но тем не менее отказалась стрелять. Всё это происходило прямо перед Гарри, но он осознал это сходство только сейчас…
Гарри смотрел на алеющий горизонт. Солнце опускалось ниже, небо темнело, хотя пока большая его часть оставалась синим. Скоро наступит ночь. Золотые и красные цвета солнца и заката напомнили Гарри о Фоуксе, и мальчик на секунду задумался: ведь, наверное, очень печально быть фениксом – взывать и кричать, когда никто на это не обращает внимания.
Но Фоукс никогда не сдавался. Он умирал множество раз, но всегда возрождался, ибо Фоукс – создание света и огня. И отчаяние при мыслях об Азкабане – та же тьма, что и сам Азкабан.
Если тебе дали стакан, который наполовину пуст и наполовину полон, значит такова реальность, такова правда, так и есть на самом деле. Но только ты сам выбираешь, как к этому относиться, отчаиваться ли из-за пустой половины или радоваться, что там есть вода.
Милгрэм пробовал другие варианты своего эксперимента.
В восемнадцатом эксперименте испытуемому нужно было только читать тестовые слова жертве, привязанной к стулу, и записывать ответы. На переключатели нажимал кто-то другой. Те же самые с виду страдания, те же отчаянные удары в стену, за которыми следовала тишина. Но на переключатель нажимаешь не ты. Ты лишь смотришь, как это происходит, и зачитываешь вопросы человеку, которого пытают.
37 испытуемых из 40 продолжали участие в этом эксперименте до самого конца, до переключателя 450 вольт, подписанного «ХХХ».
Кто-нибудь вроде профессора Квиррелла наверняка сказал бы по этому поводу что-нибудь циничное.
Но трое из сорока испытуемых отказались участвовать в эксперименте до конца.
Гермионы.
В мире существуют такие люди. Люди, которые не используют заклинание Простого удара на однокурснике, даже если им это приказывает профессор Защиты. Люди, которые во время Холокоста прятали цыган, евреев и гомосексуалистов у себя на чердаках и иногда расплачивались за это жизнью.
Принадлежат ли эти люди к какому-то другому виду? Может быть, у них в голове есть какой-то дополнительный механизм, какие-то дополнительные нейронные цепи, которых нет у остальных смертных? Но это маловероятно, учитывая логику размножения половым путём, которая гласит, что гены, отвечающие за сложный механизм, рассеялись бы, и этот механизм уже было бы невозможно собрать заново, если они не универсальны.
Из каких бы частей не состояла Гермиона, но эти части где-то внутри есть у всех…
…ну, это, конечно, прекрасная мысль, но, строго говоря, она не верна. Существует такое явление, как повреждение мозга в буквальном смысле, люди могут терять гены, и сложный механизм перестаёт работать, существуют социопаты и психопаты – люди, у которых отсутствует механизм, отвечающий за заботу о других. Возможно, Лорд Волдеморт таким и родился, а возможно, он, зная, что такое добро и зло, всё-таки выбрал зло – в настоящее время это совершенно не важно. Но подавляющее большинство населения должно быть способно научиться тому, что делали Гермиона и люди, которые противостояли Холокосту.
Многие из людей, которые прошли через эксперимент Милгрэма, которые дрожали, потели и нервно смеялись, проделывая весь путь до переключателей, помеченных «ХХХ», впоследствии писали ему письма, чтобы поблагодарить его за то, что они узнали о себе. Это тоже часть данной истории, легенды о легендарном эксперименте.
Солнце уже почти опустилось за горизонт, лишь небольшой золотой краешек виднелся над далёкими верхушками деревьев.
Гарри взглянул на этот краешек Солнца. По идее, его очки должны защищать от ультрафиолетового излучения, поэтому он мог смотреть прямо на него, не боясь повредить глаза.
Гарри смотрел прямо на этот крохотный кусочек Света, который не был ничем затуманен, закрыт или спрятан. Пусть он составлял только 3 части из 40, а остальные 37 частей были не видны. 7,5% этого стакана были заполнены, и это доказывало, что людям на самом деле есть дело до воды, даже если эта тяга к добру слишком часто оказывается в проигрыше. Если бы вода действительно никого не заботила, стакан был бы абсолютно пуст. Если бы все были внутри похожи на Сами-Знаете-Кого, были бы втайне такими же хитрыми эгоистами, то людей, которые противостояли Холокосту, не было бы вовсе.
На второй день остатка своей жизни Гарри смотрел на закат и понимал, что он сменил сторону.
Он не мог верить в то, во что верил раньше – после Азкабана это было уже невозможно. Он не мог делать то, за что проголосовали бы 37 человек из 40. У каждого из них внутри могло быть что-то необходимое для того, чтобы стать Гермионой, и когда-нибудь они этому, возможно, научатся. Но когда-нибудь – это не сейчас. В реальном мире это произойдёт не здесь и не сегодня. Если ты на стороне 3 человек из 40, то у тебя нет политического большинства. И профессор Квиррелл был прав, Гарри не склонит голову перед решением этого большинства.
Каким-то образом эти мысли казались ужасно уместными. Нельзя побывать в Азкабане и не поменять свою точку зрения по какому-нибудь важному вопросу.
То есть профессор Квиррелл прав? — спросил слизеринец. – Отложим вопрос – добрый он или злой. Он прав? Знают они это или нет, ты действительно их следующий Лорд? Оставим в стороне пункт насчёт Тёмного, это была его обычная циничность. Но ты действительно теперь намерен править? Должен признать, это заставляет нервничать даже меня.
Ты думаешь, тебе можно доверить власть? — вторил гриффиндорец. – Разве нет такого правила, что люди, которые хотят власти, не должны её получать? Возможно, нам стоит вместо этого сделать правительницей Гермиону.
Ты думаешь, что ты в состоянии управлять обществом хотя бы три недели и не ввергнуть его в полный хаос? — сказал пуффендуец. – Представь, как громко бы кричала мама, если бы узнала, что тебя избрали премьер-министром. А теперь ответь: ты уверен, что она не права?
Вообще-то, – влез когтевранец, – я должен заметить, что вся эта политика кажется ужасно скучной. Как насчёт того, чтобы оставить предвыборную кампанию Драко и продолжать заниматься наукой? Именно это у нас неплохо получается, и ты же знаешь, таким образом тоже можно улучшить состояние человечества.
Притормозите, — ответил Гарри своим составляющим. – Нам не нужно принимать решение прямо сейчас. Мы можем обдумать задачу со всех сторон и только потом дать ответ.
Последний кусочек солнца скрылся за горизонтом.
Было странно ощущать, что ты не знаешь, кто ты и на чьей стороне. Ощущать, что ты ещё не принял решение о чём-то столь важном. Какой-то незнакомый оттенок свободы был в этом ощущении…
И это напомнило ему о том, что ответил профессор Квиррелл на его последний вопрос, напомнило о самом профессоре Квиррелле – у Гарри опять перехватило дыхание. Его мысли ушли на следующий виток спирали.
Почему любое упоминание о профессоре Квиррелле заставляет его испытывать такую горечь? Гарри привык к тому, что он понимает себя, понимает мотивы своих действий, но в этот раз он не понимал, лишь чувствовал эту горечь…
Он чувствовал себя так, словно там, в Азкабане, он потерял профессора Квиррелла, потерял его навсегда. Как если бы профессора Защиты сожрали дементоры, поглотила воплощённая пустота.
«Потерял его»! Почему я его потерял? Потому что он произнёс «Авада Кедавра»? У него на это были довольно серьёзные причины, пусть я и не знал о них в течение следующей пары часов. Почему всё изменилось безвозвратно?
Получается, дело не в Авада Кедавре. Возможно, она стала последним камнем, под весом которого наконец обрушилась пирамида из самооправданий и уклонений от обдумывания некоторых вопросов. Но из того, что видел Гарри, не Авада Кедавра волновала его.
Что я видел?..
Гарри смотрел на тускнеющее небо.
Он видел, как при встрече с аврором профессор Квиррелл превратился в матёрого преступника. И, казалось, смена личности была полной и произошла совершенно без усилий.
Другая женщина знала профессора Защиты под именем «Джереми Джефф».
И сколько же у вас разных личностей?
Боюсь, я не утруждал себя такими подсчётами.
Нельзя не задуматься…
…не был ли «профессор Квиррелл» лишь ещё одним именем в списке, лишь ещё одной личностью, в которую нужно превратиться, чтобы достигнуть какой-то непостижимой цели.
Теперь каждый раз при разговоре с профессором Квирреллом Гарри будет думать, не является ли это маской, и какие мотивы прячутся под этой маской. Каждая бесстрастная улыбка заставит Гарри задумываться, что же движет этими губами.